Ксения Сингер - Если Мельпомена выбрала тебя

• Название: Если Мельпомена выбрала тебя
• Автор: Ксения Сингер
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00071-425-6

Даже в зеркале мы видим себя не так, как видят нас другие. Тем более, наши оценки событий или поступков очень отличаются от мнения окружающих. Насколько наша жизнь сложна и многогранна, какие краски в ее палитре преобладают, в основном зависит от нашего восприятия ее через черты нашего характера, наш интеллект.

Окружающие Алины вам расскажут о ней, что она родилась в 1970 году, училась, живёт и работает в Гамбурге, она успешный учёный-физик, профессор, уверена в своих силах, у неё прекрасная большая семья и, наконец, она не просто красива – она привлекательна.

Если вы сами не живете в Гамбурге, вам может показаться, что он далеко от вас, а возможно он ближе, чем кажется на первый взгляд. Познакомившись с Алиной, вероятно, вы решите, что совсем не походите на неё, но, кто знает, присмотревшись к ней, вдруг найдёте в ней черты свои или кого-то из ваших близких. Её жизнь, конечно, не такая как у вас. Если Вы так считаете, пусть так и будет.

Она же знает о себе, что сызмальства не укладывается в канву общества то со знаком плюс, то со знаком минус. Вот так и сражается всю жизнь с собой, с реалиями да ещё с фантазиями своими и чужими. И ничего тут не поделаешь, если Мельпомена выбрала тебя.

А когда она сама описала свою жизнь, получился приключенческий, психологический с политическим окрасом любовный роман.

---

Забравшись на подоконник, я стала ждать папу. Идет снег. Мне становится совсем грустно. Я смотрела на снежные хлопья и думала о том, что бедная Машка сейчас там, в больнице, одна, и ей, наверное, тоже очень грустно. Хлопнула входная дверь. Во дворе появилась мама. Уличный фонарь и фонарь на доме хорошо освещали ее. В руке у нее была прихваченная газетой Машка, она бросила ее в контейнер для мусора и вывезла контейнер на улицу. Это означало, что завтра рано утром приедет мусорная машина, у которой крутится бак, затягивая все вовнутрь. Этот бак мне казался громадной, все пожирающей пастью чудовища. От сознания того, что он проглотит и Машку, у меня заболело и заплакало все внутри. Мою любимую подругу надо было спасать. Я подождала, пока все стихнет и мама уйдет из кухни в спальню; тихонько выскользнула из своей комнаты, осторожно придерживая дверь, как была: в ночной рубашке и босиком. Если услышит мама, все пропало, она запрет меня в комнате – и тогда мне не спасти Машку. Тихонько прошла по коридору, открыла входную дверь, прикрыла ее так, чтобы она не стукнула. Контейнер для мусора был значительно выше меня. Я не могла открыть его. Надо было на что-то встать. Возле песочницы стоял мой стульчик, весь занесенный снегом, но и этого оказалось мало. На стульчик я поставила перевернутое вверх дном ведерко; встав на него, мне удалось скинуть крышку. Машка лежала наверху среди кухонного мусора. Приподнявшись на цыпочках, перегнувшись через край контейнера, я схватила ее и в этот момент вся конструкция подо мной рухнула. Я оказалась на земле, крепко прижимая к себе все, что осталось от Машки. Машка не пахла больше Машкой, она пахла Кони, рыбой, картошкой и еще чем-то. И я поняла, что Машка умерла, ее больше нет. Мне стало очень больно и одиноко. Я решила умереть вместе с ней. Так и нашел нас папа, вернувшийся поздно с работы. Папа завернул меня в свое пальто и занес в машину, включил двигатель. Сидя у него на коленях, я плакала и рассказывала, как все случилось. Выслушав меня, он тихо сказал:

– Я понимаю, как тебе больно, что умерла Машка. Но с ней произошел несчастный случай. Теперь ты можешь понять, как было бы больно мне и бабушке, маме, если бы умерла ты. Ты ведь не хочешь сделать нам всем так больно.

– Машку надо похоронить по-человечески, как дедушку. Она не должна быть съедена мусорной машиной.

Папа снял меня с коленей, закутал плотно в пальто и сказал, что мы едем к бабушке.

Я, уже засыпая после горячей ванны, услышала, как бабушка уговаривает папу позвонить Биргит – моей маме. Я испугалась и спросила:

– Она не приедет забрать меня?

Утром мы похоронили Машку. Бабушка сделала ей гроб из коробки. Все было так же, как тогда на похоронах у дедушки.

Когда умер дедушка, чувство утраты я осознала через страдания бабушки и папы. Я страдала, видя, как больно им. Машка была моей утратой. И хотя через пару дней рядом с моей кроватью сидела новая кукла, сшитая бабушкой, но я никогда не брала ее в постель и не забирала ее домой, объяснив ей, что это для нее опасно. Ее звали Даша, она была сестрой Машки, но она была другая, и отношения у меня с ней были более официальные.

Потом я лежала в клинике. Я заболела от сильного переохлаждения – мне лечили то легкие, то почки. Жила я теперь у бабушки. Мама получила интересную работу в редакции. Я же теперь должна была часто посещать врача и даже иногда снова ложиться в клинику, которая находилась в Гамбурге. Это все можно было вытерпеть ради того, что я теперь жила у бабушки. Бабушка была архитектором. Мы с ней работали дома или в ее студии, которая находилась в начале следующего квартала за углом. Это был обычный четырехэтажный одноподъездный дом. На двух верхних этажах располагались квартиры, по три на этаже. Самый нижний этаж, как правило, занимали офисы, предоставляющие услуги различного толка. K примеру, такого рода, как: налоговые консультации, составление персонального гороскопа именитым астрологом, исцеление от недугов нетрадиционными методами лечения.

Весь следующий этаж занимала бабушкина архитектурная студия. Она имела четыре бюро и одну большую просторную комнату с большими окнами, в которой мне особенно нравилось находиться. Иногда в середине этой громадной комнаты раскрывали большой стол и на нем делали макет дома или даже города. После того как бабушкины сотрудники уходили домой, бабушка разрешала мне его рассматривать. Я знала, что, когда уйдем и мы, набегут маленькие человечки и заселятся в эти дома. А еще в этой комнате можно было бегать, прыгать на скакалке и даже ездить на велосипеде. Но это все можно было делать, если не было заказов. Когда заказы были, и если меня бабушка все-таки брала с собой, я должна была сидеть в ее бюро. Несмотря на такие неудобства, которые, на мой взгляд, создавали заказы, бабушка напротив очень любила, когда они были. Она становилась какой-то другой: голосом, улыбкой, походкой.

Все остальные комнаты, включая и бюро бабушки, были менее интересны и выглядели они все примерно одинаково. В каждой стояли большой письменный стол и кульман – большая чертежная доска. В бабушкином бюро, кроме этого, стоял еще мой стол, на котором красовалась табличка «Шеф по тишине». Это была моя должность. Моей обязанностью было следить за тишиной, показывая это личным примером.

Дорожка от подъезда дома вела в сквер, который находился напротив, и упиралась бы прямо в скамейку, если бы не громадный куст гортензии перед ней, заслонявший ее. Зимой и осенью бабушка называла эту скамейку поэтической, а весной и летом пристанищем для влюбленных. Мы с бабулей любили на ней отдыхать. А еще я любила, когда мне бабушка читала или что-нибудь рассказывала, хотя я и сама много с удовольствием читала. Бабушка во время чтения или рассказа говорила разными голосами, и от этого было еще интереснее. Но больше всего я любила, когда мне бабушка играла на пианино, тогда нам с ней было вместе печально или весело, страшно или радостно. Сама же я больше не играла. Как только под моими пальцами начинали звучать клавиши, я слышала крик Машки о помощи, но я знала, что Машки больше нет нигде и никогда не будет, и от этого мне делалось совсем грустно и становилось больно внутри.

Иногда нас с бабушкой приглашали на детские праздники, и мне очень нравилось на них бывать. Они обычно случались в связи с днями рождения внуков или детей бабушкиных друзей. Поскольку круг друзей имел очертания, то и детский круг в основном был один и тот же. Бабушка говорила, что в обществе нужно достойно выглядеть, и поэтому мы всегда старались особенно красиво одеться. На одном из таких детских праздников я и познакомилась с моей первой любовью. Этот день хорошо мне запомнился, когда я в него влюбилась. Мне было четыре года, а ему как раз исполнилось двенадцать. Возможно, это случилось из-за того, что остались эмоции не у дел, после гибели Машки. Машки не было со мной уже полгода, но я все еще тосковала о ней. Не поддавшись на уговоры бабушки одеться в легкое светлое платье – соответственно погоде, я пришла на день его рождения в черной траурной одежде; поэтому выделялась на фоне ярко одетых детей и чувствовала себя несколько устраненной из общего круга. Когда я ему вручала подарок, я извинилась за мое печальное настроение. Он спросил о причине моей грусти, и я рассказала о трагической гибели Машки. Он погладил меня по голове и сказал, что память о друге должна оставаться в сердце, но страдать не надо, от этого Машке там, на небе, тоже грустно. Взял меня за руку, и мы пошли к гостям. Мы встречались с ним и на других праздниках. Дани, так звали мальчика, был очень похож на настоящего принца из сказки, которую я недавно прочитала. Он тоже был красивый, стройный и добрый. Я ходила за ним по пятам, а он, умиленный моей привязанностью к нему, уделял мне иногда внимание, еще больше подогревая этим мою влюбленность в него. Но если его не бывало на очередном празднике, для меня праздник проходил в грусти о нем. И я свято верила, что когда-нибудь злой волшебник заколдует меня. А он победит злодея и, поцеловав, освободит меня от колдовства.

1975–1980 годы

Приближался школьный возраст, а это означало, что свободная жизнь кончалась. Меня записали в школу, и первого августа в возрасте пяти лет и неполных восьми месяцев я пришла в первый класс начальной школы. Я была горда, что стала школьницей, но к бабушке я теперь ездила только в гости. В первый же день нам выдали учебники и специальные тетради с заданиями для домашних работ, рассчитанные на полгода. Это было в среду, а в понедельник я торжественно вручила моей учительнице все тетради с выполненными заданиями. И еще заявила, что учебники мне тоже больше не нужны, так как я их уже прочитала. Она начала мне задавать разные вопросы, на которые мне нравилось отвечать. Попросила, чтобы я ей почитала. Когда мама пришла за мной, они долго беседовали, а на следующей неделе я пошла в другой класс, который назывался 2А. Некоторые дети оставались после занятий на продленку. Мне тоже хотелось остаться еще немного поиграть с ними, но за мной приходила младшая сестра мамы Вивита, или как ее все называли Виви, и забирала меня домой. Она появилась неожиданно, как Мэри Поппинс, и теперь жила с нами. Она давным-давно, когда я была еще совсем маленькая, окончила университет с отличием и могла работать учителем гимназии с правом преподавания немецкого языка и литературы, английского, французского, математики и географии. После окончания университета она и начала преподавать в гимназии в Киле, но потом заключила договор и уехала учить детей в одной из школ Новой Зеландии. С Виви было тоже интересно: мы много играли в школу, она мне рассказывала о Новой Зеландии, где прожила три года, об Австралии, о множестве островов вокруг, по которым путешествовала вместе со своим другом. Она так интересно рассказывала, что мне казалось, это я сама там была, все видела своими глазами. Сама, свято в это веря, пересказывала услышанное от первого лица. Виви говорила, что просто влюбилась в эту страну, и не только в нее, но и в друга, которого там себе нашла. Когда закончился срок договора, оказалось, что продлить его было нельзя, и она должна была уезжать или выйти замуж за новозеландского друга. Но его родители были против их женитьбы, и ей пришлось уехать. Мама была несказанно рада ее приезду и постоянно ей твердила: