Ксения Сингер - Если Мельпомена выбрала тебя

• Название: Если Мельпомена выбрала тебя
• Автор: Ксения Сингер
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00071-425-6

Даже в зеркале мы видим себя не так, как видят нас другие. Тем более, наши оценки событий или поступков очень отличаются от мнения окружающих. Насколько наша жизнь сложна и многогранна, какие краски в ее палитре преобладают, в основном зависит от нашего восприятия ее через черты нашего характера, наш интеллект.

Окружающие Алины вам расскажут о ней, что она родилась в 1970 году, училась, живёт и работает в Гамбурге, она успешный учёный-физик, профессор, уверена в своих силах, у неё прекрасная большая семья и, наконец, она не просто красива – она привлекательна.

Если вы сами не живете в Гамбурге, вам может показаться, что он далеко от вас, а возможно он ближе, чем кажется на первый взгляд. Познакомившись с Алиной, вероятно, вы решите, что совсем не походите на неё, но, кто знает, присмотревшись к ней, вдруг найдёте в ней черты свои или кого-то из ваших близких. Её жизнь, конечно, не такая как у вас. Если Вы так считаете, пусть так и будет.

Она же знает о себе, что сызмальства не укладывается в канву общества то со знаком плюс, то со знаком минус. Вот так и сражается всю жизнь с собой, с реалиями да ещё с фантазиями своими и чужими. И ничего тут не поделаешь, если Мельпомена выбрала тебя.

А когда она сама описала свою жизнь, получился приключенческий, психологический с политическим окрасом любовный роман.

---

В тот день, когда я была совсем близка к тому, чтобы это выполнить, раздался звонок у входной двери, который своим звуком буквально пронзил меня всю. Дома, кроме меня, никого не было. Да и я только что пришла из школы. Открыв дверь, я увидела молодую женщину крепкого телосложения, у нее были сильно загорелые лицо и кисти рук. Она спросила на ярко выраженном южном диалекте мои имя и фамилию. Я, ни секунды не раздумывая, сказала, что мое имя Алина, и назвала папину фамилию. Так ко мне всегда обращались только бабушка и папа, когда он хотел сказать мне что-то важное или призвать меня к порядку. В школе и дома для всех я была Лина и носила фамилию матери. Так стояло в моем свидетельстве о рождении. Мама моей матери была датчанка, и для моей матери не было другого варианта – ее дочь должна носить фамилию матери. Папа, собственно, тоже должен был носить согласно их традициям ее фамилию, но к тому времени, когда они женились, он был уже известен в научных кругах и поэтому оставил свою.

– Тогда тебе я привезла письмо, которое я нашла в очень необычном месте, на высоте почти восемь тысяч метров. Оно лежало у отвесной скалы, прижатое камнем.

Незнакомка произнесла это, сделав ударение на слове «тебе».

– Вы были на К2?

Она пристально посмотрела на меня:

– Да. Я вернулась оттуда месяц назад. Так ты знаешь от кого это письмо?

– От папы.

– Как его имя?

Я сказала. Она замерла, а потом стала как бы оправдываться:

– Я не могла сразу привезти его. Конечно, можно было бы послать письмо по почте, но на нем под адресом стоит «Передать лично в руки», и я подумала, что, наверное, это важно, чтобы оно не попало кому-то другому.

Я уже готова была отобрать у нее письмо, но она сама подала мне его. Я буквально выхватила его. Почерк был папин. Я прижала его к себе. Я не хотела, я не могла читать его при ней. Она продолжала стоять.

– Мне трудно выразить, как я вам благодарна.

Она кивнула.

– Ну ладно, мне пора.

И пошла. Как только за ней закрылась калитка, я бросилась в мою комнату и заперла дверь.

Я осторожно распечатала конверт. Казалось, от него пахло снегом, так же как и от листа, который я вынула. Лист был исписан с двух сторон простым графитовым карандашом убористым папиным почерком. Пространство между строчек выглядело сизым, как тень того, что стояло за строчками. От этого казалось, что письмо состояло из двух матриц, наложенных друг на друга. Чтение верхней, состоящей из слов в строчках, отпирало, как ключом, вход туда, что было за ней, во второй матрице, раскрывавшей смысл всего письма, но недоступной не посвященному человеку.

Я прочитала письмо уже пять раз. По мере того как я читала и перечитывала, зияющая пустота в пространстве, оставшаяся после того, как не стало папы, будто снова стала им заполняться с бестелесной, едва осязаемой плотностью. Я ощущала его присутствие. Мне стало очевидным, что я должна жить. Мне стало ясным, как я должна жить дальше, как и что я должна делать. Обычные строчки, обычные слова, написанные два года назад, в первой матрице магически преломлялись во второй матрице, высвечивая их смысл. Суть их основывалась на актуальных событиях, произошедших максимум два месяца назад. Значит, и написаны они могли быть только совсем недавно.

– «Здравствуй, мой милый, мой бесценный ребенок, мой колокольчик Лина-Лин. Мне бесконечно жаль, что я не сказал тебе очень важное, не поговорил с тобой, не сумел предостеречь тебя. И вот теперь, когда жизни осталось совсем немного, четко осознаешь, что же в ней для тебя было главным. Кого и что трудно покинуть, чем ты жил, а что было совсем неважным, а ты тратил на это столько сил и времени, обкрадывая себя, отнимая себя у тех, кто любил тебя; отнимая от себя тех, кто был тебе бесконечно дорог. Но сейчас я должен спешить. Самое главное на свете – это дети. Для меня главным человеком на земле была всегда ты. Дети – это самое весомое, что ты оставляешь на земле после себя. Дети и есть твое счастье. Помни это всегда. Стремись к этому счастью и дорожи им. И еще. Человек, который будет за тебя всегда, что бы с тобой ни случилось, – это твоя бабушка, моя мама. Она необыкновенный человек. Я ее очень люблю. Береги ее. Будь рядом с ней. Прости свою мать, она не хочет тебе зла. Она встанет на твою сторону. Стало вдруг очень жарко. Я боюсь, вдруг растает ледник, а я должен еще отнести письмо на почту. Доченька моя, прости, что я не смог защитить тебя в этом мире. Продержись еще немного. Может быть, оттуда, из другого мира, где для меня уже открывают ворота, это будет сделать проще. Мне невыносимо больно, что я больше никогда не прижму тебя к моей груди. Хоть бы взглянуть на тебя. Услышать твой голос. Сказать тебе то, что не успел. Все думал, пусть подрастет. Ты должна быть сильной. Ты и только ты сама должна определять свою жизнь, не позволяй никому этого делать за тебя. Моей работе я посвятил больше всего сил и времени. У меня были хорошие друзья, но не было соратников. Мои наработки, мои идеи в тетрадях, которые лежат в коробке, оставленной мной в твоем тайнике. Мне их некому завещать, кроме тебя. Становится жарче и жарче, хотя я снял уже и куртку, и свитер. Мне надо спешить, чтобы успеть отправить письмо, пока есть оказия. Надеюсь увидеть тебя. Целую, папа».

Хлопнула входная дверь. Это Крис. Я слышу, как он обходит все помещения. Убеждается, что матери нет дома. Останавливается у двери моей комнаты. Дергает за ручку. Стучит. Все внутри у меня сжимается и ощетинивается. Я молчу. Я знаю, что я этого больше не допущу.

– Лина, открой. Я знаю, что ты дома. Я сегодня ночью уезжаю. Не будь злой и жестокой девочкой.

– Я не могу сегодня; у меня болит живот и голова.

– Открой, я посмотрю, вдруг что-то серьезное. Может, надо срочно к врачу.

– Нет, это обычные боли раз в месяц. Я тебе сказала, что сегодня не могу. Мы увидимся, как договорились, через две недели. Счастливого пути.

Он с еще большей энергией дергает за ручку и трясет дверь. Я готовлю на всякий случай отступление через окно и вижу, что идет мать. Его я об этом не уведомляю. Надо убрать письмо в папину коробку в шкатулку. И слышу слова, заставившие сжаться всему, что есть у меня внутри:

– Ты забыла, что будет, если ты не будешь ласковой и послушной девочкой.

Заходя в дом, мать слышит этот грохот, и я очень надеюсь, что последние слова Криса тоже. Раздается ее голос:

– Что здесь происходит?

– У Лины в комнате заклинило дверь, вот пытаемся открыть.

Я открываю дверь. Мать смотрит на меня вопросительно и растерянно, но язык у нее не поворачивается спросить меня о том, что она вдруг понимает. Она только спрашивает:

– Ты почему такая бледная?

Повторяю причины моих болей и прошу оставить меня в покое, потому что я приняла обезболивающее и очень хочу спать. Захожу в комнату, закрываю дверь и окно. Не включая света, обдумываю актуальный план действий и план на оставшуюся жизнь. Правда, в плане очень много дырок и знаков вопроса. Я вижу единственную возможность – оставить папину коробку у Рико, а самой поехать к Жанет в Берлин.

Из школы ухожу после первого урока, сославшись на головную боль. Захожу домой. Беру большую сумку, в нее кидаю несколько вещей, которые обычно ношу. Еще мне нужно лезвие или скальпель. В поисках забредаю в материну ванную комнату. Никто, кроме нее, не имеет права ею пользоваться. На глаза попадается пробирка с жидкостью, стоящая на подоконнике. Рядом лежит коробка, на которой написано «Тест на беременность». Внутри нее лежит еще одна такая же неиспользованная. Читаю инструкцию, писаю в пробирку и ставлю рядом с первой. Нахожу скальпель и кладу в карман.

В квартире у Криса на столе лежит веселое письмо, оставленное им для меня. Меня оно не интересует. Вытаскиваю кассету из автоответчика и кладу ее в сумку. Туда же перегружаю все кассеты с видеозаписями из двойного потолка шкафа. Там еще лежат две увесистые папки с бумагами, кладу их тоже в сумку. На одной из этих кассет заснято, как он это совершал надо мной. Я не знаю, на которой из них, но если бы даже знала, все равно забрала бы все, потому что на других другие жертвы, другие дети. Это не воровство, это экспроприация. Было бы правильнее, если бы это сделала полиция, но жестокие СМИ во главе с политиками, полицией, правосудием ославят и сотрут в порошок остатки и без того немилосердно измочаленной жизни. Лучше от них всех держаться подальше. Вещи и сумку, приготовленные для путешествия, кладу поверх кассет.

Закончив процедуру изъятия, режу скальпелем ладошки. Кровь льется ручьем. Ладошками оставляю вокруг пятна крови на шкафах, на постели, на одежде, на стенах; капаю на пол в ванной комнате, на кухне. Мою одежду, принесенную сейчас, тоже перемазываю кровью и раскидываю вокруг. Уже достаточно, а кровь не останавливается, заматываю раны полотенцами. В этом деянии, безусловно, присутствует элемент мести, поскольку я порчу здесь вещи с удовольствием. Основная же цель – защита других детей, которых этот паук будет выслеживать. Я хочу показать, что здесь, в этой квартире, творятся преступления, и даю большой шанс полиции поймать преступника. Я не знаю еще, что я буду делать с видеокассетами, но оставлять их здесь нельзя. Я сжигаю письмо Криса прямо на столе, здесь же оставляя пепел от него. Помыла ключ, чтобы не осталось отпечатков моих пальцев, и бросила его на стол. Теперь надо быстрее уносить отсюда ноги. Дверь оставляю полуоткрытой.