Ксения Сингер - Если Мельпомена выбрала тебя

• Название: Если Мельпомена выбрала тебя
• Автор: Ксения Сингер
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00071-425-6

Даже в зеркале мы видим себя не так, как видят нас другие. Тем более, наши оценки событий или поступков очень отличаются от мнения окружающих. Насколько наша жизнь сложна и многогранна, какие краски в ее палитре преобладают, в основном зависит от нашего восприятия ее через черты нашего характера, наш интеллект.

Окружающие Алины вам расскажут о ней, что она родилась в 1970 году, училась, живёт и работает в Гамбурге, она успешный учёный-физик, профессор, уверена в своих силах, у неё прекрасная большая семья и, наконец, она не просто красива – она привлекательна.

Если вы сами не живете в Гамбурге, вам может показаться, что он далеко от вас, а возможно он ближе, чем кажется на первый взгляд. Познакомившись с Алиной, вероятно, вы решите, что совсем не походите на неё, но, кто знает, присмотревшись к ней, вдруг найдёте в ней черты свои или кого-то из ваших близких. Её жизнь, конечно, не такая как у вас. Если Вы так считаете, пусть так и будет.

Она же знает о себе, что сызмальства не укладывается в канву общества то со знаком плюс, то со знаком минус. Вот так и сражается всю жизнь с собой, с реалиями да ещё с фантазиями своими и чужими. И ничего тут не поделаешь, если Мельпомена выбрала тебя.

А когда она сама описала свою жизнь, получился приключенческий, психологический с политическим окрасом любовный роман.

---

Я умоляю:

– Отпусти меня.

– Ну уж нет. Я больше чем полгода ждал этого момента. Ты и сама этого хотела. Многие начинают в твоем возрасте. Ты увидишь, тебе это понравится.

Я понимаю, что попалась, глупая перепелка. Слезы текут из глаз. Собственно, я знаю все, что сейчас произойдет. Из-за спеленатых рук у меня начинается атака страха. Я кричу:

– Освободи мне руки.

Он смотрит настороженно и удивленно, но освобождает только ноги. Он начинает меня целовать и облизывать, пытаясь затолкать свой язык мне в рот. Это так омерзительно. Меня рвет. Он водит языком по всем местам. Он делает это, наверное, профессионально. Почти как показывают в кино. От него нестерпимо пахнет. Этот запах очень похож на запах Кони. Он начинает действия, которые приносят мне нестерпимую боль и омерзение. Я вижу его мутные глаза, вижу его экстаз. И вижу через слезы на полуопущенных ресницах объектив кинокамеры, стоящей на шкафу. Я закрываю глаза и стараюсь не смотреть в ту сторону.

Наконец-то Крис переваливается на спину. Лежит некоторое время рядом. От него непередаваемо тошнотворно воняет.

Затем снова навалившись на меня, начинает мне делать нестерпимо больно, зажав мне ладонью рот. Он говорит, что, если я не буду ласковой и послушной девочкой, будет еще больнее, а потом он сдаст меня в психбольницу, где из меня сделают идиотку. Потом встает, я слышу щелчок, наверное, выключил камеру. Наконец я могу высвободить руки.

Он сидит на стуле за столом. Я, закутавшись в то же самое полотенце, подхожу к нему и прошу:

– Крис, пожалуйста, не говори никому о том, что между нами произошло. Если ты расскажешь, я убью себя.

Он разворачивается и смотрит на меня торжествующе, цинично, с долей удивления. У меня по щекам текут слезы. Я закрываю глаза, чтобы не видеть его противного лица, осклабившегося в омерзительной улыбке. Я слышу его ненавистный голос:

– Все зависит от того, как ты себя будешь вести. Пойди на кухню и возьми свои вещи из стиралки. Они, наверное, уже готовы. Одевайся.

Я достаю мою одежду из стиральной машины, но она мокрая, хочу сказать об этом Крису, выхожу из кухни и в отражении стеклянной двери комнаты вижу, что он стоит на столе, подняв потолок шифоньера, достает оттуда коробки с кинопленками. Я быстро исчезаю на кухне и стараюсь натянуть еще мокрую одежду. Появляется Крис с пакетом в руках и с раздражением спрашивает:

– Ты что так долго копаешься?

– Одежда влажная, плохо натягивается.

– Ничего. Пока едем – высохнет. Поспеши. Мне надо еще к одному приятелю заехать.

Крис останавливается возле телефона-автомата. Пока он звонил, я приоткрыла окно в крыше машины, потому что в машине чем-то неприятно пахнет.

На одной из улиц, притормозив у обочины, Крис вылезает и стоит у машины, озираясь по сторонам. К нему подходит его приятель под стать по омерзительности Крису. Крис протягивает ему пакет; взамен получает конверт, открывает и заглядывает в него. Он что-то считает. В это время его подельник пялится на меня через окно машины. Спрашивает, тыча в меня пальцем, но проезжающий мимо грузовик заглушает часть вопроса, и я слышу только:

– А эта у тебя почем? Когда…

Крис с мерзопакостной улыбкой отвечает:

– Сам еще не наигрался.

В следующую среду мы, минуя университет, едем сразу на квартиру к Крису. Я чувствую в нем агрессивность и как бы между прочим весело говорю:

– Ты обратил внимание на Надин? Ну они от нас по левому ряду на VW ехали. Я думала, она шею свернет, когда тебя рассматривала. Хорошо мама ее аварию не сделала, а тоже на тебя пялилась.

Вижу, что это его озадачивает. Он раздраженно приказывает:

– Раздевайся

Потом больно, с жестокостью, которая ему доставляет наслаждение, меня насилует. Кончив, бьет меня по лицу. У меня из носу течет кровь. Он спешит. Я все терплю: и боль, и омерзение. Он везет меня в университет и говорит:

– Пусть тебя назад подруга захватит.

Я возвращаюсь поездом, поскольку подруги никакой и не было. Я это придумала.

Крис исчезает на четыре недели. Я езжу на лекции поездом. Но к бабушке я не захожу, мне стыдно к ней идти после того, что произошло. И еще, и это главное, она все сразу поймет и, конечно, начнет самоотверженно меня защищать, а эти двое сделают ей что-нибудь очень плохое.

В пятницу, придя из школы, я застаю дома Криса. Отступать поздно, уже не убежать. Он очень доволен, относится ко мне, можно даже сказать, ласково и начинает меня раздевать. Все происходит на моей кровати, которая не рассчитана на большой вес и вот-вот развалится. Я снова все терплю: и боль, и омерзение, и этот непереносимый запах, который исходит от него. Крис требует, чтобы я быстро привела себя в порядок и сварила кофе. Мы сидим на кухне, пьем кофе. Вот-вот должна вернуться с работы мать. Крис меня уведомляет, что в начале июня он уезжает на два месяца. Я должна поехать с ним, но матери об этом говорить нельзя. Мы уедем тайком. Я киваю. Хлопнула калитка, идет мать. Он успевает сказать, что у нас еще будет время оговорить детали. Он кидается к зашедшей матери, обнимает ее, целует. Я ухожу в мою комнату. Обдумываю новую ситуацию. До начала июня я, по-видимому, доживу, но четко осознаю, что поездка означает мой конец. Все должно решиться раньше.

В следующую среду, сначала проделав все свои гнусности надо мной, от которых мне так больно и противно, лежа рядом, он излагает план нашей поездки. Я осторожно напоминаю, что занятия в школе у нас до последней недели июня и раньше меня никто не отпустит.

– Вот именно. Я уезжаю в начале июня, а в конце третьей недели июня мы встретимся на юге Германии, а дальше на мотоцикле через Италию, Грецию, Турцию до Индии.

Я снова киваю. Он, наверное, думает, что я знаю географию так же плохо, как он, но молчу.

– Билет я куплю. Матери твоей я сказал, что купил тебе путевку в лагерь скаутов. Ты туда очень хочешь, так как туда едут твои друзья по университетскому курсу. К поездке нам надо подготовиться. Что для скаутов, собирай дома, а что для поездки со мной – здесь. Брать минимум. Мы в следующую среду сходим в магазин и все купим.

Потом сел, глядя на меня в упор, поминутно требуя, чтобы я повторяла за ним, стал назидательно говорить:

– Путевка в лагерь начинается с двадцать третьего июня. Вас везут организованно из Гамбурга на автобусах от железнодорожного вокзала в десять часов. Это значит, что двадцать третьего июня ты должна приехать до десяти часов в Гамбург с рюкзаком, в котором лежат вещи для лагеря, и прийти сюда, по дороге выбросив рюкзак, где-нибудь в контейнер. Здесь переоденешься. Одежду, в которой приехала, тоже потом выбросишь в мусорный контейнер. Вещи сложишь вот в эту сумку. И ничего больше.

Сумка меньше моего школьного рюкзака. Это не выглядит багажом для такого дальнего путешествия.

– В кармане этой сумки будут лежать билет и деньги на всякий случай. В Ульме выйдешь из вокзала с центрального выхода, повернешь налево, до первого перекрестка и еще раз налево. Там я буду тебя ждать.

В среду, которая, я очень надеюсь, последняя, мы едем, как обычно, в Гамбург. Крис настроен благодушно и всю дорогу возбужденно говорит без умолку. Он явно доволен собой в какой-то сделке. Весело мне сообщает, что сегодня обязательно мы должны купить все необходимое для поездки. Сначала заедем все купим, а потом домой. Но потом передумал и поехал к себе на квартиру. Он грубо бросил меня на кровать и начал сдирать с меня одежду. Зазвонил телефон. Он не хотел отвечать на звонок, но звонящий начал говорить на автоответчик. И тогда Крис соскочил и схватил трубку. Разговор между ними шел по-французски: об оплате и продаже. И что-то там не состыковывалось. Кто-то сбежал или что-то в этом роде. Я слышу их обоих, и все записывается на автоответчик. Не заметив этого, Крис положил трубку. Он явно был сильно раздражен. Я вся сжалось. Он глянул на меня, усмехнулся и начал одеваться. Бросил на стол сто марок, ключ и сказал:

– Пойди сейчас и купи, что надо к поездке, и занеси сюда. Ключ возьмешь с собой. Я еще заскочу к вам. Если не сумею, увидимся двадцать третьего июня в Ульме в двадцать часов.

Он притянул меня к себе, поцеловал меня в губы и ушел. Выключила красную лампочку на автоответчике, тщательно вымыла губы и прополоскала водой рот. Но и после этого противный запах и привкус после Криса все равно оставались. Пошла купила одежду. Выполнив все приказы Криса, я вернулась домой намного раньше обычного. На кровати у меня лежали новый красивый красный рюкзак, новая модная куртка красно-серого цвета, новые джинсы и еще кое-что по мелочам. Мать готовила меня в лагерь скаутов, не подозревая, что не существует никакой путевки вообще, да и лагеря-то этого, возможно, и в природе нет. Так что в этих обновках меня только в гроб положат, и то если труп мой найдут.

Июнь

Петля, наброшенная на меня Крисом, все стремительнее и туже затягивалась. Я сама не понимала, как оказалась в этой ситуации, на которую не могу никак повлиять, не могу ничего изменить. Все было подчинено Крису: и я, и мать, и обстоятельства, и даже события вокруг. Я не знала, как мне выбраться из этой ямы, которую для меня вырыл Крис, и я по собственной глупости сама прыгнула в нее. Я больше не могла так жить. Мысль, что пора уйти из этого мира, все настойчивее буравила мне голову. Оставалось немного – решиться на это. Но исполнить только самой. Мне представлялось, как Крис, замучив, прикончит меня и обезобразит мое тело, чтобы меня никто не узнал. Мне становилось от этого жутко. Или продаст в публичный дом. Я была одна во всем этом мире, и заступиться за меня было некому. Я бы давно это уже сделала, но где-то далеко, как в космосе, светлым пятнышком была бабушка, которой от этого было бы очень больно. Если бы я сейчас приехала к ней, она бы все поняла, постаралась помочь найти выход. Я это знала, и еще я знала, что эти двое накинулись бы на нее, оболгали, натравили бы на нее полицию, суд. А меня насильно вернули бы к ним назад. Да и после всего, что случилось, я не могла к ней поехать. Это был стыд и перед ней, и перед папой. Тогда бы мать никогда не понесла наказания за свое предательство. Я продолжала жить как жила: ходить в школу, учить уроки, хотя четко осознавала, что жизнь моя подошла к концу и у нее не может быть продолжения.