Николай Бойков - Берега и волны

• Название: Берега и волны
• Автор: Николай Бойков
• Жанр: Русское современное

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому – о возвращении. Мужчиной, потому – о женщинах. Современником – о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит – вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.

---

Берега и волны Возвращение к себе Николай Бойков

© Николай Бойков, 2016

© Андрей Бойков, фотографии, 2016

Редактор Александра Быстрова

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От редактора

Перед вами книга человека, которому есть, что сказать своему читателю.

Эта книга не первая в биографии Николая Бойкова – поэта, писателя, капитана дальнего плавания. За плечами автора богатая событиями жизнь. Он работал на судах отечественных и зарубежных компаний, в разных регионах (включая Арктику и Антарктику), на разных типах судов (танкерах, сухогрузах, научно-исследовательских). Участвовал во многих международных экспедициях, в том числе, опускался в подводных аппаратах на склоны подводных вулканов и дно Дунайского каньона. Работал в смешанных экипажах: с китайцами, греками, арабами и японцами, бразильцами и индусами, сомалийскими коммунистами, сенегальскими рыбаками. Попадал под обстрелы, морские и пиратские разбои. Сидел под дулами автоматов. Жил, смеялся, иногда договаривался. Но всегда возвращался домой – по «зеленому коридору и красному», с деньгами и без, с документами и без, обходя посты и кордоны Родины. Уходил на 4—6—8—12 месяцев. Встречал своих в разных углах мира, в отелях и на улицах, на причалах и в клетках. Возвращался с друзьями или один, с удачами или с потерями. Но возвращался. Всегда.

Всё это есть в его книгах.

Автору свойственна острота в постановке животрепещущих вопросов жизни. Его рассказы о тех, кто остался «за бортом отечественного флота», кто пытается сохранить в душе «традиции, школу, память» и выжить, буквально сберегая в себе улыбки и запахи родных берегов.

Прозу Н. Бойкова отличает неординарность героев и событий, выразительная языковая гамма, образность. Сюжеты и ситуации – современны, а слова и поступки героев – просты и человечны.

Автор любит песню и цитирует её устами своих героев, песня объединяет их.

За последнее время Н. Бойков написал не только эти произведения, но и пять пьес. Некоторые из них созданы по мотивам собственных рассказов. Это не просто попытка играть формой, искать более выразительное художественное воплощение – это «болезнь» материалом, желание найти своего читателя, который совпадет с автором и воспримет его мысли, его взгляды на отношения людей, события – как свои собственные.

В книгу «Берега и волны» включены произведения, написанные в 2015 году: пять рассказов, две киноповести – интересный опыт экспериментальной прозы.

Название сборника «Берега и волны» объединяет события и героев не географией места, а способностью выстроить мост: меж берегами, людьми и событиями. Мост – в пространстве и времени. Мост в мире людей.

Приятных минут вам, читатель!

Хоспис, ласковые дни Рассказ

В комнате было темно. За окном капала роса на подоконник. Медленно. Чуть позванивал о стекло одинокий лист. Боб не спал уже третью ночь.

Он стал чувствовать вес своего тела, как перекормленная птица: ему было тяжело. Хотелось повернуться на другой бок, но не хотелось шевелиться. Хотелось вытянуть руку, но не было сил. Такое уже было однажды, когда он втянул себя в трубу торпедного аппарата и ждал выстрела. Окровавленный Эдька должен был нажать «пуск», чтобы выбросить Боба из раздавленной взрывом подводной лодки, а самому остаться в ней навсегда. Выстрел толкнул замёрзшее тело в холодную бездну Балтийского моря, бесконечного и безнадежного для одинокого пловца. Глубина выплюнула его на поверхность, как чужеродную массу. Надо было шевелиться и плыть, шевелиться и плыть. Было темно. Потом начался день. Потом пошёл дождь, он почувствовал его, потому что хотел пить. Потом он почувствовал песок – руками, лицом, телом. Он полз по песку как червь, боясь, что море и волны догонят его. Тело стало тяжелым – море ещё висело на нём тяжестью мокрой одежды и тянуло назад, в разбитое чрево торпедного отсека.

Он стал чувствовать вес своего тела и преодолевать его. Песок был холодным и острым. Берег поднимался вверх. Вода наполняла рыхлый след ползущего червя, упрямого и живого.

Прошло сорок лет. В наследство от морской службы у него неизлечимое заболевание с перспективой похоронного марша. А кто бывает излечим от смертельного укуса жизни? «Чем здоровее и длиннее жизнь, тем серьёзнее будут архангелы, которые придут за тобой!» – пошутил бы, наверное, Эдька, с улыбкой со дна моря. Тогда, на прощанье, поддерживая остатки безвольно раздавленной руки, он даже улыбнулся и просто сказал, что сейчас ему лень подниматься и лезть в аппарат:

– Жить надо там, где ты есть, дружище! – и добавил, – пусть эти слуги ада меня здесь поищут…

Возраст и названия болезней вытолкнули Боба на берег, как пробку из бутылки шампанского – с правом ношения морской формы и с почётом в благодарственной рамочке. «Благодарность морского ведомства – это ещё не эпитафия на могиле», – пробовал он смеяться. Ходить ему было трудно, но его исправно возили по новым местам: больницы, курорты, комнаты, в которых не было фотографий его семьи и жизни. А были ли они?

Теперь это был хоспис со странным названием «Ласковые дни».

Доктор, русский еврей из развалившегося Союза, был чем-то похож на Эдьку, возможно, это объясняло согласие Боба остаться, когда на вопрос утомлённой заботами дочери:

– Папа, ты согласен остаться здесь?

Он ответил словами Эдьки:

– Жить надо там, где ты есть.

Из окна комнаты было видно Северное море, дождливое или зелёное, с полосами пены или водорослей, или длинными рядами мелких бело-барашковых волн. Он не любил смотреть на море и опускал шторы. Широкая полоса прибрежного песка тревожила его, и он не ходил по берегу, боясь замёрзнуть.

Общение с русским доктором началось и закончилось двумя фразами:

– Я всю жизнь был натовским моряком и приближался к вам под балтийским водами, готовый к действию, как торпеда, док.

– Вот мы и сблизились. Дайте мне пощупать ваш пульс. Успокойтесь и нащупайте мой. Видите, когда вы не в подводной лодке, а я – не на прицеле у вас, мы совсем одинаковые. А все остальное – выдумки психов, военных и медицинских. Поверьте мне, офицер!

Терапия, как любил объяснять док, сводится к тому, что любая болезнь, а тем более – хроническая, это боязнь видеть себя не таким красивым, каким бывал ты прежде, белозубым и весёлым. Поэтому, говорил он, пациенты, особенно – женщины, должны избегать фото-фона молодых оболтусов, избегать общения с надменными родственниками – это, по его мнению, поможет не замечать своих физических отклонений, колясок и палочек, трясущихся рук и подбородков и почувствовать себя совершенно комфортно среди равных в ходьбе и зрении. «Суета жизни и громкие крики высасывают из вас соки желаний и покой скромных радостей, господа. Призывы луны и томление ласки – вот верные признаки равновесия и здоровья. Жить надо долго и счастливо», – говорил док.

Боб не очень доверял русским, потому что не понимал их поступков. Он запомнил мальчишку и девочку, которые нашли его на берегу. Русский мальчик что-то сказал ей, и она послушно легла рядом с подводником на холодный песок и стала прижиматься горячим маленьким тельцем. Он поверил её теплу и уснул. Проснулся он в русском госпитале и узнал, что эта девочка спасла его своим дыханием. «А мальчик? – спросил он. – Мальчик подорвался на мине, когда бежал сообщить о подводнике».

Больше он их не видел и не думал о них. Это было похоже на теорию доктора: если не видеть людей на ногах, можно поверить, что ты и родился в коляске. Если не знать русских, их можно пугануть торпедой как вороньё палкой.

С рассветом уходят сны и приходят мысли. Сколько ещё осталось? Доктор говорит: «Пульс у нас одинаков, а это значит, что мы оба больные или оба здоровые. Как вам больше нравится, офицер? Нравиться быть здоровым? Представьте, и мне тоже». И смеётся как Эдька, когда тот брал кружку пива рыжеватой рукой.

Боб уже сторожил хосписа и знает всех. Новички появляются редко. Возможно, причиной тому жёсткое правило доктора – никаких родственников и посторонних. Наверное, это оправдано. Во всяком случае, практика его теорию оправдывает. Первый раз, когда шумные богатые родственники приехали и прорвались к милому старичку из двенадцатого номера, любившему танцевать после ужина блюз со старушкой из пятого, все закончилось её слезами и выносом мебели и вещей покойного. Конечно, всё было сделано тайком от пациентов, но никто из них не спал в ту ужасную ночь.

Второй случай произошёл совсем недавно: команда телерепортеров пыталась устроить шоу-программу типа «кто есть кто?». Доктор вызвал полицию. Старушка из пятого оказалась принцессой, отказавшейся от наследства ради любви, но любовь, увы, не бывает вечной.