Евгений Рудаков-Рудак - Радиация сердца

• Название: Радиация сердца
• Автор: Евгений Рудаков-Рудак
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906851-27-7

С детства слышал – жизнь прожить – не море перейти. И согласен, и не согласен. Это смотря какое море решено переходить, с какой целью и как жизнь складывается, то же самое, как в библии – пройти по воде аки по суху. И то и другое из области фантастики.

В этой книге в основном озёра, которые герою приходится неоднократно переходить только для того, чтобы выжить и жить дальше, и эти озера совсем не библейские. Первая глава книги – это реальная жизнь людей, даже имена не изменены, а элементы фантастики – вовсе и не фантастика, а вроде былины или сказки, дошедшие и осмысленные в другое время. Мы верим искренне в Илью Муромца – героя из народа, или в змея Горыныча из органов КГБ прошлого века. Никто не сомневается и в том, что большинство людей, от самых простых до самых сложных, хотели искренне добра и любви всем – родным, близким и далёким, знакомым и не знакомым. Герой книги, Ваня Ромашкин, уходя с болью от несправедливости и безысходности, узнав, что есть физическая радиация, мечтает о радиации сердца, как о большой любви, которая будет облучать всех.

Сколько в книге правды, а сколько вымысла, решать читателю и только после 18 лет. Молодым важно понять – за что Ваню искренне и безоглядно любили девочки и женщины, даже ценой жизни.

---

– Как припомнишь, я щас толкну или стрельну разок, и поминайте люди Ивана в глыбоком омуте. А Савелий дома, хоть и плетью поротый. Стань на свое дерево, как сам напросился, тут и аминь тебе. Можешь хоть задом ко мне, не шибко обижусь, сполню приказ, подтолкну легонько. На кой мне в глаза тебе дураку перед нырянием смотреть, еще не дай бог приснишься. Савелий говорил, из за тебя тут три девки утопли?

– Савелий дурак и ты дурак, если слушаешь от него такое. Девки за свою святую любовь пострадали. Не дашь, значит, помолиться.

– В душе молись, раз ты такой святой.

– Ладно, по рукам. Я за тебя помолюсь, ну… и ты за себя, за грех свой молись.

Иван Филиппович прошел по стволу дерева до середины и поднял голову.

– Эх, баранья башка, в небо смотри. Видишь, у самого края облачка орел кружит. Можно его убить?

– Ты мне зубы не заговаривай, орёл высоко, его ни одна пуля не достанет.

– Вот и я говорю, не утопить в воде птичьего пера, так же не убить под облаками вольного орла. Никудышный ты стрелок, а то бы я рассказал, где пьяница Савелий золотой червонец прячет. Намедни дал ему, чтобы он увел вас в другую сторону, а он, гад, продал меня, хоть я сыночка его крестил. Крестным отцом я записан.

Солдат потоптался чуток, крякнул, оглянулся… поднял винтовку и долго целился. Стрельнул и опять долго на облака смотрел. Когда передёрнул затвор и посмотрел на дерево, там никого не было. Он забегал по обрыву и даже прошел несколько шагов по стволу дерева до места, где стоял приговоренный, посмотрел на стылую воду внизу и снова на небо, но… ни орла под облаками, ни Ивана напротив себя, ни плеска не слышал, волны малой в омуте не увидел. Только под самым деревом полосой потянулся неизвестно откуда плотный туман к центру озера. Солдат задрожал весь, безумно закричал и начал стрелять, то в воду, то в небо, пока не набежали другие испуганные солдаты с ротмистром. Никто ничего долго не мог понять, что же тут случилось, а обезумевший солдат кричал про орла вольного и пальцем показывал на ствол дерева, снова на небо и на туман. Солдата связали и увели, а ротмистр долго сидел над обрывом молча, переводя взгляд с дерева на небо, с неба на спокойное озеро, куда уходила и таяла в зарослях камыша узкая полоска тумана. После он сильно напился, ходил по берегу и стрелял куда-то в облака.

И такое люди рассказывали, не брехали, когда белое войско останавливалось на ночь в монастыре, а утром ушло воевать, так ротмистра того среди войска не было. Ещё видели через полгода, а может год, как вылез из подземелий монастыря юродивый, косматый весь, как медведь, раньше никто такого не встречал. Приходил он к омуту, садился на бревно и подолгу молился.

…В том же году Иван Филиппович уже воевал на стороне красных, освобождал свою деревню. Но… красные, в чистую разорили в его хозяйстве то, что сохранилось после белых. Савелий, гад, как увидел всё еще живого и здорового соседа, упал в ноги и слёзно просил пожалеть четверых его голодных малолетних детишек и особо старшенького, Степана, который в это самое время рвал железные листы с крыши дома Ромашкина, по решению комитета местной бедноты. Иван Филиппович пнул его и отказался идти дальше воевать за красных, а командиру сказал, что не досуг ему воевать, когда в деревне детям жрать нечего. Надо хозяйство налаживать, а не выполнять глупый приказ: «Грабь награбленное!» Командир с комиссаром так и не поняли, почему их приказ может быть глупым. Они сильно обиделись, а когда Савелий на ухо нашептал, что этот Иван Ромашкин настоящий богатей, а добра и золотых червонцев у него в схронах видимо-невидимо, и не сошелся он с белыми только в цене. Ещё Савелий побожился, что поможет разыскать эти богатства, если ему чуть-чуть червонцев перепадет на бедность, за пособничество власти. Командир пристыдил Савелия, как совершенно несознательного и одурманенного попами, и срочно назначил его председателем над всей беднотой. Ивана Ромашкина тут же осудили на сходе и приговорили, как врага революции и наибеднейшего трудового крестьянства, к расстрелу. Иван согласился, только попросил, чтобы его расстреляли у омута, он упадет в болотину и могилу копать не надо. Командир подумал: «Народ и солдаты голодные, отощавшие и обессилившие, а тут – могилу копай, закапывай… и согласился. Подбежал Савелий и начал доказывать, что нельзя Ивана расстреливать у этого омута, уйдет он, антихрист, по воде – аки посуху. Но командир назвал Савелия тёмным ослом, прогнал, и самолично пошел месту расстрела..

В сопровождении двух красноармейцев привел приговоренного на высокий берег к омуту, исполнить революционный приговор. Иван Филиппович прошел на поваленное вековое дерево, как и было условлено. Вода внизу была изумрудная, прозрачная, а небо над головой голубое-голубое и высоко под самым облаком кружил орел. Он посмотрел в небо, показал глазами на орла, простер руки и спросил:

– Командир, можно убить из винтовки высоко в небе свободного орла?

– Из винтовки, Иван, кого хочешь убить можно.

– Попробуйте, а? Убьете орла, я вам все свои схроны с золотом в пользу сволочной болыневицкой революции открою.

И пошла пальба! Командир из маузера, бойцы из винтовок начали стрелять в голубое небо. Почти все обоймы расстреляли, а орел… даже крыльями не качнул, только шире и шире нарезал круги. Плюнул командир, посмотрел на дерево, а там нет никого, ни всплеска, ни кругов на воде, только… невесть откуда полоска тумана от болотины к камышам протянулась. Посмотрел в небо, и там никакого орла не увидел. Стреляли в белый свет, как в копеечку.

Рассказывали, что командира с бойцами срочно отправили в лазарет, оттуда отпустили по домам, как безвременно сошедших с ума от длительной и трудной борьбы с эксплуататорами трудового народа. После знающие люди рассказывали: их приводили в пример малосознательной части населения, как верных бойцов немыслимой доблести в борьбе за процветание всего революционного человечества.

Ивана Филипповича после той поры никто не видел. Землю, большой дом, всё хозяйство когда-то очень богатого и ухоженного поместья новая власть экспроприировала, и уже нищие Ромашкины бежали от гонений Савелия и его комитета за Урал.

Как-то дошли слухи от дальнего родственника, будто видел он мельком Ивана Филипповича в лагере на Соловках, где тот был расстрелян с группой врагов народа в 37-м году. Почему это был он, родственник только предположил, потому что с его слов, во время расстрела туман, вдруг, стеной опустился, точно как в легендах. Часть расстрелянных упала между камней в ледяную воду, их даже поднимать не стали, там никто и никогда не всплывал, а среди тех кого закапывали в яму, похожего человека точно не было, зато по берегу целый день бегали красноармейцы с винтовками. Ещё сказал, что у того, похожего на Ромашкина, по разным слухам был всегда за пазухой камень, или похожий на камень предмет. И вся родня согласились, конечно, это был Иван Филиппович, он всегда носил с собой волшебный кристалл, а значит – он живой, только на время ушел туда, откуда долгая дорога.

…Всего этого маленький Ваня Ромашкин еще не осознавал и не понимал, хотя уже несколько раз слышал такую семейную историю. Он гордо нёс на плече ружье с надеждой, что может быть сегодня, брат Колына даст ему разок стрельнуть по уткам. Но охота не задалась, так как первый же патрон заклинил и не пошел в ствол, и это в то время, когда на чистую воду, словно дразня, из камышей выплыли несколько гусей. Они начали чиститься и плескаться метрах в 20-ти, да еще и громко гоготать, словно издевались: «Накось, выкуси, горе охотник»! У Коли даже слёзы заблестели в глазах от обиды, и он с чувством забросил в озеро старое, уже никчемное прадедовское ружьё. Пока он и Ваня доказывали что-то друг другу, не заметили, как их окутал туман, и… стало страшновато, хотя туман был не в новинку на озере, особенно рано утром. Они почувствовали тревогу и испуганно вздрагивали при каждом всплеске воды.

– Колына, бери ружьё, и бежим домой.

– Ага, как же найдешь его в тумане. Я метров на десять, а то и все двадцать закинул.

– Колына, дай руку, вместе пойдем искать.

– Ванына, на кой хрен нам такое раздолбанное ружьё, оно того и гляди в руках развалится. Из него уже стрелять страшно.

А гуси продолжали плавать и издеваться: – Га-га-га! Гы-гы-гы!

– Колына, найдем ружьё, ну, братка! Оно будет моим. А гуси – они не со зла.

Тревожный, туманный сумрак всё уплотнялся, и братья, держась крепко за руки, сняли обувь, штаны и вошли в воду.

– Колына, а чего в груди так сильно тукает?

– Сердце. У меня тоже тукает. Ты ногами шарь по дну во все стороны. Шаришь?

– Шарю. Тля, братка, а кто это там?.. – у Вани от холода, может от страха застучали зубы. Он тыкал пальцем в туман.

– Кто… где? – Коля тянул шею.

– Там дед стоит белый, весь в белой бороде.

Коля побледнел и ещё больше вытянул шею.

– Никого там не видно, ну и дурак ты, Ванына, побежали домой, ну его, ружьё это… Старьё.