Виктор Дудихин - Хроника одного солнечного цикла. Записки провинциала, или Сказание обо мне, любимом

• Название: Хроника одного солнечного цикла. Записки провинциала, или Сказание обо мне, любимом
• Автор: Виктор Дудихин
• Жанр: Русское современное

Эта повесть о событиях 70—80-х годов прошлого века. В ней рассказывается о том, как молодой, амбициозный провинциал становится аспирантом московского вуза. Описание его жизни и борьбы с обстоятельствами в чуждой, агрессивной столичной среде. Нелегальное проживание с семьей в легендарном «Доме Коммуны» после окончания аспирантуры. Работа в космической фирме академика Челомея и у Главного конструктора – оружейника Нудельмана. Знакомство с последователями культа Порфирия Иванова и много чего еще…

---

Наступила весна. Жизнь все больше и больше засасывала меня в свой водоворот. В апреле 1977 года родилась дочка. Как сейчас помню, прекрасным погожим, теплым апрельским днем мы с женой гуляли в близлежащей к дому посадке у железной дороги.

К девяти часам вечера стало ясно, что надо вызывать «скорую». Погрузившись в нее, поехали. Попасть в родильный дом удалось не сразу, со второй или третьей попытки, нигде не было мест. Наконец мою Леночку удалось пристроить в роддоме. Он находился довольно далеко от дома тестя, где мы тогда жили. Я забрал вещи и вышел на улицу. Была ночь. Транспорт уже не ходил. Такси нигде не было. Поплелся домой пешком прямо по центру улицы.

Примерно через полчаса сзади показалась поливальная машина. За рулем ее сидел молодой парень, мой ровесник. Когда он остановился около меня, я объяснил, что и как. «Садись» – сказал он, «Куда ехать?» Я назвал адрес, минут через двадцать мы были у цели. «Как назовешь? – Пока не знаю, если девочка, то может быть будет Ольга – Удачи тебе! – Спасибо!..». Так, на поливальной машине, я и въехал в новую жизнь.

Поспав часа полтора, электричкой в шесть двадцать выехал в столицу. Пока там разобрался с делами, было уже часа три-четыре. В то время, звонок из Москвы в Рязань – целая проблема. Удобнее всего – из междугородних автоматов. Один из ближайших находился на Центральном Телеграфе. Наменяв пятнашек, с внутренним трепетом набрал рязанский номер. «Как дела? – Девочка! Все нормально.» Слава Богу! Ошалело вышел на улицу Горького. Шел мелкий дождичек. Но я его почти не замечал. Капли текли у меня по лицу, по моей обветренной голове. Вот я и папаша.

Жизнь затягивалась все в более и более тугую петлю. На субботу-воскресенье приезжал в Рязань. Моя бедная, несчастная, замученная женушка, сразу вручала мне маленький, пищащий комочек, который я нянчил, как умел. В понедельник ранней, утренней электричкой отъезжаю. Ехать до Москвы четыре часа. Иду сразу на кафедру. Там – по обстоятельствам, либо работаю до вечера в лаборатории (микрошеф постоянно подбрасывал какие-то мелкие поручения), либо еду в библиотеку.

Вторник и среда – дни марксизма-ленинизма. Лекция, подготовка к семинару и сам семинар. После него сил уже ни на что нет. Четверг – очередная попытка заняться чем-то полезным. Пятница – хозяйственный день. В Рязани, как и во всей России, в те времена весьма голодно. Моих домашних надо было кормить. Значит – марш бросок по магазинам. Закупаю съестное на неделю и в путь.

Штурмуется электричка. Самая удобная отходит в пятнадцать двадцать из Москвы. Опять четыре часа в пути, сидя на жесткой, деревянной скамейке. Главное – занять место у окна, тогда можно и поспать в дороге, привалившись к стенке вагона. Научился мгновенно отключаться и засыпать. К часам восьми добираюсь до дома. Жена первым делом вручает мне маленький пищащий комочек, который я очень люблю, и, все возвращается на круги своя.

Нет ничего удивительного, что через пару месяцев такой жизни был практически на грани нервного срыва. Со страшным скрипом сданы кандидатские экзамены. Особенно тяжело досталась эта проклятущая марксистская философия. Отвечая на вопрос про «географический детерминизм», долго молол несусветную чушь, заявив в конце, что во всем виноваты Вольтер и все… энциклопедисты.

Председательствующая в комиссии товарищ Тархова сказала, что конечно, с некоторой натяжкой мне можно поставить тройку. Хотя, она не уверена, что Высшая Аттестационная Комиссия удовлетворится такой оценкой по марксистко-ленинской философии, когда дело дойдет до выдачи диплома кандидата наук. Глядя на меня, она со злорадной улыбкой сказала: «Поверьте уж моему опыту, это вряд ли случится. Так что, берите свой трояк и идите отсюда».

Не представляете, как мне было тоскливо. Я вышел с экзамена как оплеванный. Потом мне объяснили, что она подобное говорила практически каждому второму аспиранту, сдававшему ей экзамен. Так что, успокаивали многоопытные ветераны, ты на это особенно и не заморачивайся.

Предчувствие беды

Предчувствие беды и встречи с неизбежным —

Последний перегон, последний поворот…

Судьба – немой палач – нам всем аорту взрежет,

И здесь неважен срок – минута или год.

Елена Заостровцева

Плохо было другое. Постепенно начала проясняться ситуация с перспективой диссертационной работы. За очень короткое время прочитаны горы книг, многие десятки журнальных статей. Чередой пролетели встречи с разными специалистами, теми, кто занимался подобными исследованиями.

Запомнились двое. Некий человек со звучной фамилией Чебышев, работавший в Электротехническом институте имени В.И.Ленина. На него я вышел самостоятельно, пытаясь понять, кто в СССР может считаться экспертом области моих исследований, и на опыт кого можно положиться. Он принял меня в своем институте, в убогом, маленьком кабинетике. Обстановка спартанская, три стула для гостей, два из которых оказались сломанными.

Как вспоминается, я пришел к нему не с пустыми руками, а с длинным списком непонятных мне вопросов. По мере того, как вопросы задавались, становилось ясно, что и он не сможет ответить на подавляющее большинство из них. Да и общее впечатление от этого института складывалось негативное. Какая-то затхлость, трухлявость и общее скудоумие.

Со вторым специалистом меня свел незабвенный Всеволод Иванович. Научным светилом в области газодинамики в СССР считался Генрих Наумович Абрамович. Мой любимый шеф созвонился с ним и попросил проконсультировать одного приблудного аспиранта, то есть меня. Великий Абрамович был слишком занят, так что не снизошел, перепоручив сию миссию Сергею Юрьевичу Крашенинникову, в ту пору старшему научному сотруднику Центрального Института Авиационного Моторостроения.

Наша встреча произошла июньским утром в скверике перед зданием этого института. На нее явился затянутый в джинсовый костюмчик субъект пижонистого вида лет тридцати пяти. Он довольно быстро распознал во мне толкового профана, но, как мне кажется, все же, проникся неким сочувствием. Дал пару дельных советов и несколько ксерокопий интересных публикаций. Спросил – «Откуда я? Что заканчивал?». Узнав, вздохнул, и так задумчиво поглядывая вдаль, резюмировал встречу словами: «Совсем твой шеф с ума спятил. Крепко подумай, что делать дальше». На том и расстались

Все же собранная информация была достаточной для того, чтобы понять, что наиболее продвинулись в решении подобных проблем, в одном, уж сейчас и не помню в каком, институте Академии Наук Казахстана. Созвонился с тамошними коллегами и исхлопотал себе на кафедре недельную командировку в Алма-Ату. Прилетев рано утром в понедельник, я к девяти часам уже прибыл по нужному адресу в институт. С удивлением обнаружил, что весь двор этого заведения запружен молодым, веселым народом туристического вида с огромными рюкзаками.

«Куда это вы?» – «Весь институт мобилизовали на уборку винограда! Поедешь с нами? Это на недели три-четыре, увидишь, хорошо будет!»

Я растерялся – «Я же с вами ведь созванивался, договаривались, что подъеду в командировку».

Мои новые друзья чесали затылки. «Так мы и сами на прошлой неделе ничего не знали.

«Ну, командировку мы тебе отметим, тут проблем нет, а по существу вопроса… Пойдем!»

Они провели меня в свою лабораторию и минут за сорок очень толково и обстоятельно разъяснили суть дела.

«Все упирается в технологию и материалы, вот смотри…»

Я увидел почти что то, что должен был сделать через пару лет.

«Наша лаборатория трудилась над этим прибором все последние годы. Мы перепробовали многое, почти все. Считаем, что в Союзе возможностей сделать лучше сейчас пока нет, а что до того американца, публикацию которого тебе дали, то вполне может быть, что это просто туфта! То, что мы сделали – это сейчас в СССР передний край, а цели, поставленные перед тобой абсолютно не реальны».

Прозвучала команда «По машинам!». Я стоял совершенно обалдевший, практически потерявший дар речи. Стало абсолютно ясно, что мою работу нужно если не закрывать, то уж основательно корректировать тему совершенно необходимо.

Командировку мне отметили. Обратный билет, на самолет, вылетающий через четыре дня, лежал в кармане, какие-то деньги имелись, а Алма-Ата весьма приятный город. Тем более, что в нем должна проживать моя родная бабушка, которую я никогда не видел в жизни. Известен был только ее адрес: улица Вишневая 18. В адресном бюро сообщили, что здесь несколько Вишневых улиц. Поехал по первому адресу.

На тихой, почти сельской улице Вишневой, стоял дом 18, симпатичный, ладный, свежеокрашенный. В палисаднике его ковырялась чистенькая старушка. «Здравствуйте, бабушка Маша, я ваш внучок!». Она выпрямилась, заулыбалась. «Здравствуй, дорогой! Я тут уже давно одна. Устала ждать. Все меня забыли. Ты и не представляешь, как я тебе рада!»