Станислав Чернецкий - Непридуманная жизнь. Повесть, рассказы, стихи

• Название: Непридуманная жизнь. Повесть, рассказы, стихи
• Автор: Станислав Чернецкий
• Жанр: Русское современное

Эта книга просто о жизни, как она есть. Я ничего не придумал, лишь увидел, услышал изложил. Как акын – «что вижу, то пою».

---

Был второй день моего гостевания у мамы и, соответственно, второй вечер. Наконец, мы уселись на кухне, я с коньяком, мама с чаем. Ну, что там дальше?

Мама стала рассказывать, а я, как будто смотрел продолжение фильма: про то время, про ту жизнь, про ту семью, как будто это не моя мама, а просто кино показывают. И что с ними будет?)

Ну что. Приехали в Красноярск и остановились у маминой сестры т. Нюры (Анна). Хата на правом берегу Енисея, не большая. Своих детей 5 да мы трое. Опять в тесноте, да не в обиде. Ну всем не привыкать, проходили. А папина сестра жила на левом берегу. Пошли мы к ним в гости. До моста на другую сторону километра 3, а дом то вот он, напротив, через реку. Если через мост, то до моста 3 км, в обратную сторону по другому берегу, тоже, соответственно 3 км, и по мосту 1,5. Итого 7,5 км. Ни фига себе крючок. А Енисей уже встал, и народ через реку прет, и ничего. На улице метель, ветрюга с ног сбивает, но решили – надо идти. Кому надо? Зачем надо именно сегодня, а не завтра или через день в хорошую погоду? Пошли. Папа держит маму, мама меня, и потихоньку чапаем. До реки спустились, ничего, хоть ветер и сильный, но за деревьями идти можно. А как на реку вышли – никакого укрытия, а Енисей широкий, идти далеко. Лед скользкий, зараза, падаем, кое-как поднимаемся, маме на 9 месяце беременности совсем подниматься тяжело, но идем. В очередной раз падаем, мама выпускает мою руку, чтобы подняться. А я худенькая, легкая, как пушинка. Тут порыв ветра сильный и меня по льду понесло, и несет так быстро, как будто задница маслом смазана. Зацепиться не за что, затормозить не могу, качусь на попе и спине, а остановиться не могу. И несет то прямо на полынью, того и гляди в Енисей плюхнусь, а оттуда уже точно не выбраться. Слава Богу, папка увидел, да рванул за мной. Как он на ногах устоял, не упал на скользком льду, да под лед не провалился, к полынье лед утончается, но догнал меня, наверное, как спринтер на короткую дистанцию бежал. Догнал, схватил, до полыньи не доехала. Вернулись к маме, а она сидит охает, сама то бежать не может.

Так ведь не вернулись, поперлись дальше и дошли. Замерзли как последние собаки. Поздоровались и сразу к печке. Мама передом, чтоб согреть живот, юбку подняла, чтоб тепло быстрее доходило. Ну и я, как обезьянка, тоже юбчонку подняла и к печке, только не передом, а задом – попа сильно замерзла. Да, видать, движение не рассчитала – так и прислонилась попой к чугунной дверце, а дверца раскалена чуть не до красна. Кричи не кричи, а попу сильно обожгла. Мне ее и маслом и салом мазали, но нормально долго сидеть не могла.

Не помню, как там дальше было, но остались мы в Красноярске, да и куда – маме вот-вот рожать. Жили у т. Нюры. Родителям кровать выделили, а я вместе со всей ребятней на полу спала. Вскоре мама родила мальчика, назвали Виктор. А маме уже 37 было, но ребятенок здоровый, орет да писает и какает, ну, вообщем, как все дети. Стало нас в хате на одну единицу больше. Ну да где шестеро детей, там и седьмой поместится. Дело к весне и на улице по теплее стало. Детвора больше на улице, чем в доме, но туда сюда бегают, двери не закрываются. А Витька маленький, в пеленках. Не уследили. Видать описался он, мокрый был, и сквозняком его продуло, да так сильно, что воспаление легких, чуть не помер. Кое-как мама выходила, когда ребятенок задыхался. Ночи не спала, но сумела – выходила, вылечила, хоть, наверное, свое здоровье еще подорвала, которого и так не сильно много. Тут и лето подоспело. А у папки с этой артелью что-то не заладилось, а может и у самой артели, только работать вроде негде, да и не жить же всю жизнь у т. Нюры, а другого места нет. В деревню Еловую возвращаться, так там и подавно делать нечего. Проблема. Нужно ехать назад в Забайкалье, там и знакомых побольше, а значит, возможно, и работы, да и пацаны там одни, хоть и большие уже, однако дети, которые для родителей в любом возрасте дети. Рота подъем, все в ружье – поехали в Доросун.

Там я и пошла в первый класс. Папа где-то работал, Миша и Валя подрабатывали и учились. мама в доме, Витька подрастает, так и дожили до 1941 года. Весной Мишу забрали в армию, ему почти 19 было, а летом война началась.

Папе уже 41 год был, но к концу года его тоже мобилизовали. Но на фронт не отправили, все ж таки возраст и спина больная, а отправили в армию на границу на Дальний восток. Остались мы вчетвером. Мама к тому времени болела, ноги у нее очень плохо ходили. Ввели карточки. А по карточкам нам, как иждивенцам, по 150гр хлеба выделялось. Валю хоть в ФЗУ один раз кормили, ну а мы этим хлебом жили. Но в первую зиму еще запасы картошки были, так что мы ее во всяких разных видах ели. Ближе к весне 42 года Валька, ему почти 17 лет, приписал себе год и ушел на войну. Тут уж совсем плохо стало. Мама почти не ходит, только по хате кое-как, Витьке 4 года и я, 11 лет, самая старшая. Миша не пишет с войны, то ли убило, но похоронки нет, то ли без вести пропал, ни ответа, ни привета. Папка пишет, но письма долго идут и редко, но там хоть не война, но тоже, говорят, стреляют. Валя ушел. Есть нечего, кроме пайки хлеба. Я хлеб принесу, мы быстро с Витькой свое смолотим, да и что 150гр молотить. Мама оторвет чуть-чуть от своей пайки, остальное положит, а попозже мне дает: «Ешьте дочура с Витей». «Мама, тебе тоже нужно, ешь сама». «Да, че мне, доча, я все равно лежу. А вам расти надо. Ешьте». Мама уже практически не вставала, ноги начали пухнуть от голода, а тут еще холода. Зима подступает, хату нужно топить, а чем? Пошла я в ГорСовет, ходила по кабинетам, да кто там меня воспримет, соплюшку. Вышла, стою плачу, маму жалко и Витьку, да и себя – замерзнем же на совсем. Тут дядька какой-то подходит: «Ты чего плачешь так горько?». Я сквозь слезы рассказала, как могла, что папка и два брата на войне, мама не ходит, брат маленький, жрать нечего и замерзнем скоро напрочь. «Не плачь, пошли». «Да я там уже была, никто не слушает». «Пошли, пошли». Ходили по кабинетам, он на кого-то орал, ругался. Потом говорит: «Все. Иди домой, если завтра дрова не привезут, приходи сюда и жди меня здесь, пока не дождешься». Я побежала домой, хоть не дрова, так надежда появилась. И ведь привезли дрова на следующий день, с самого утра, а я и не знаю, кого благодарить, кто этот дядька был. Дрова привезли, да они не колотые, ну это ерунда, уж как-нибудь я расковыряю, другое худо, они ж все сырые и, чтобы их разжечь, нужно что-то сухое запалить, – дрова подсохнут в пламени и сами разгорятся. А что сухое? Газет, где взять? Или лучину сухую на растопку, а где? Но голь на на выдумки хитра. Видела я, что в котельной для растопки колют с начала сухие дрова, а уж потом, когда разгорится бросают сырые. Стала я бегать во двор котельной да оставшиеся от расколки маленькие щепочки собирать. Наберу полную запазуху и домой топить, хорошо получалось. Дрова подсыхали и разгорались, только сначала дыма много было, а потом как разгорятся – хорошо, тепло. А хату от дыма мы проветривали. Но не долго это длилось. Стали меня со двора котельной прогонять – нельзя палочки собирать. Я говорю: «Дяденька, дрова сырые не разгораются, а мама не ходит и Витька маленький, позамерзаем». «Нельзя, мне за тебя попадет. Последний раз собирай и больше не приходи.» Набрала щепочек, иду грустная, как дальше то быть? И дрова есть, а не затопишь. Навстречу женщина: «Нина, ты что ли?» Я сначала глянула – вроде не знаю – тетенька беременная, а потом присмотрелась, а это жена инженера, что папку на работу на рудник устраивал, т. Таня. Она давай распрашивать, что да как, а она маму хорошо знала. Я все рассказала: про папу, братьев, маму больную, дрова, про то, что есть мало, а сейчас и растапливать нечем будет. Она говорит: «Ну что, Нина, война! Ты не расстраивайся и не плачь. Завтра я тебе пришлю немного сухих, колотых дров на растопку, на некоторое время хватит. И вот еще что: ты же видишь, я беременна и мне тяжело наклоняться, если хочешь, то приходи ко мне – будешь полы мыть и в комнатах убирать, а я тебе чего поесть буду давать. У меня теперь муж начальник рудника, так что голодными не сидим, и вы подкормитесь, тем более, что он тебя знает, ты не чужой человек.» Прибежала я домой счастливая, маме все рассказала, что теперь может быть и поесть что будет. Мама говорит: «Давай, дочурка, хоть и тяжелая работа, но помогай ей на совесть, и вы с Витькой, может выживете.» На следующий день приехала подвода и мужик принес несколько мешков сухих колотых дров. Мы с Витькой их в доме сложили, чтоб не отсырели, да уж как радовались. Стала я ходить в Байцетуй, где инженер с инженершей жили. По дому помогала, полы мыла. У них свое хозяйство, так и свиньям воду да еду носила, иной раз и чистила свинарник. Вообщем, работы много, да она в радость, ведь есть зарабатываю, поэтому все на совесть делала, старалась. Ну хозяйка довольна и я рада. Почти по целым дням там пропадала, а мама с Витей дома. Приду, что принесу они поедят и я с ними, но меня и там подкармливали.