Ю. Ольсевич - Влияние хозяйственных реформ в России и КНР на экономическую мысль Запада. Учебное пособие

• Название: Влияние хозяйственных реформ в России и КНР на экономическую мысль Запада. Учебное пособие
• Автор: Ю. Ольсевич
• Жанр: Экономика
• Год: 2007
• ISBN: 5-16-002035-7

Курс служит дополнением к базовому курсу по истории экономических учений: он раскрывает механизм эволюции современной мысли в ходе взаимодействия экономической теории и хозяйственной политики на примерах рыночной трансформации в России и КНР. Рекомендации «шоковой терапии», отвергнутой в КНР, но принятой в Восточной Европе и России, сопоставляются с западными оценками хода и результатов реформ в этих странах. Выясняется, какие изъяны в исходных теоретических позициях привели к провалам в ходе российских реформ и какие задачи это выдвигает перед экономической наукой.

Для студентов магистратуры экономического факультета МГУ и для студентов и преподавателей вузов, где читаются история экономических учений, экономическая теория и история.

Учебный курс подготовлен при содействии НФПК – Национального фонда подготовки кадров в рамках Программы «Совершенствование преподавания социально-экономических дисциплин в вузах» Инновационного проекта развития образования.

---

В то время как среди экономистов в СССР и странах Восточной Европы при содействии чикагских монетаристов и их единомышленников из Гарварда, Лондона и Стокгольма (вроде Сакса, Лэйра и Ослунда) вынашивались идеи об отказе от всякого планирования, в Китае готовилась база для замены бюрократического директивного планирования научным экономическим планированием. Развивались банки данных, программное обеспечение моделирование и др.

Информационная база создавалась на эволюционной основе, формировались временные ряды, разрабатывались структурные обзоры и другие информационные системы, необходимые для упорядоченного планирования. Внедрение современного экономического мышления шло в тесной корреляции с развитием полезных информационных систем.

Суждения Л. Клейна о том, что научное экономическое мышление вырабатывается в тесной связи с эмпирическими исследованиями, созвучны идеям другого видного американского экономиста У. Баумоля, считающего необходимым требованием к современной экономической науке тесную «треугольную» связь между теорией, эмпирическими исследованиями и прикладными разработками.

Но возможен и другой «любовный треугольник»: идеология – экономическая теория – политика. Именно он возобладал в СССР и Восточной Европе, в силу чего и стали возможны «шоковые» реформы, не обеспеченные необходимой информационной базой.

В общем, можно заключить, что мышление и подготовка китайских экономистов, причастных к реформам, уже к концу 1980-х годов вполне соответствовали мировому уровню, а решения принимались китайским руководством во всеоружии мирового опыта.

То, что произошло в миллиардном Китае за четверть века после 1978 г., можно назвать Великой китайской экономической революцией, геополитические последствия которой, возможно, станут решающим фактором мирового развития начиная со второй половины XXI в., когда суммарные показатели экономики Китая превзойдут показатели экономики США.

Опыт этой революции долго будут изучать историки и теоретики (как мы до сих пор изучаем европейскую Промышленную революцию), однако уже теперь ясно, что подгонять этот опыт под имеющиеся стереотипы мышления бесполезно, – придется менять сами стереотипы.

Конечно, неразумно уподобляться тому древнегреческому философу, который, ссылаясь на изменчивость вещей, отказывался называть их, а лишь указывал пальцем. Тем не менее опыт Китая многое изменит в современном экономическом мышлении.

Во-первых, роспуск в 1978 г. коммун и последующий переход на семейный подряд (при повышении закупочных цен и снижении налогов) показали, каким мощным рыночным институтом способна явиться большая китайская полупатриархальная семья. Не «коллективизм», не «индивидуализм», а семейное начало, социально-экономическую природу которого еще в начале XX в. исследовал выдающийся российский ученый Н. Чаянов и которое не учитывается современной теорией.

Во-вторых, возникновение сотен тысяч «градо-деревенских» предприятий по переработке сельхозпродукции и выпуску промтоваров опровергло марксистский стереотип, будто у мелкотоварного хозяйства лишь два пути – либо к капитализму, либо к социализму. Эти предприятия показали, как могут успешно объединяться в рамках одной «фирмы» такие разнородные собственники, как его работники крестьянские хозяйства, муниципалитеты, частные лица «со стороны». Именно за счет бурного роста «градо-деревенских» предприятий и был получен основной прирост занятости и промышленной продукции При написании данного параграфа нами использованы данные из статьи академика Олега Богомолова и доктора экономических наук Людмилы Кондратьевой «Секреты китайской экономической кухни»[9]. На данные взятые из других источников, даются отдельные ссылки.

В-третьих, вопреки стереотипному представлению о ведущей роли накопления в процессе экономического развития отсталой страны, приоритет в Китае с самого начала реформы был отдан потреблению. Повышение в 1979 г. тарифных разрядов у 40 % рабочих и служащих увеличило денежные доходы в городах на 40 %. Потребительские расходы в стране в 1980 г. по сравнению с 1978 г. выросли на 16 %, что превысило темп роста производительности труда и совпало с ростом ВВП. Тем самым был обеспечен «сдвиг» от накопления к потреблению и устойчивый спрос на быстро увеличивающийся объем производства потребительской продукции Выражаясь кейнсианским языком (но противореча кейнсианским подходам) в условиях неполной занятости и дефицита накопления вопреки односторонним подхода, с позиции «экономики предложения» либо «экономики спроса», китайские реформаторы продемонстрировали, что возможно и необходимо одновременно стимулировать и предложение, и спрос.

В-четвертых, вопреки монетаристским рекомендациям, реформаторы решительно использовали увеличение бюджетного дефицита и денежную эмиссию для финансирования государственных расходов. С 1978 по 1995 г, денежная масса по агрегату М1 ежегодно возрастала на 20,2 %, а по агрегату М2 – на 25,2 % (что превышало среднегодовой прирост ВВП в 2,1 и 2,6 раза).

Однако вместо ожидавшейся монетаристами гиперинфляции в Китае происходил лишь умеренный рост цен. С 1985 по 1996 г. среднегодовой прирост цен составил 11,4 %.

Как отмечает российский академик О. Богомолов, «некоторые западные ученые усматривают в сложившейся триаде показателей (высокая денежная эмиссия – высокий экономический рост – низкая инфляция) еще не до конца разгаданный "китайский секрет"».

Но секретом это является только для тех монетаристов, которые в принципе не допускают возможности серьезного бюджетного дефицита без серьезной инфляции. Если же, например, ВВП растет в среднем за год на 10 % и денежная масса – на 20 %, то является вполне нормальным, если цены растут на 10 % и не более.

Дело в том, что эти монетаристы не признают того факта, что при наличии потенциала роста производства эмиссия воздействует на расширение выпуска товаров. Возникает вопрос, каков коэффициент этого воздействия, т. е. эластичность выпуска в отношении эмиссии. Чему равен этот коэффициент в нашем примере? Формально – 0,5, но в действительности меньше. Можно условно предположить, что из 10 % реального прироста ВВП 5 % получено за счет «толкающей» силы материальных стимулов и еще 5 % – за счет «тянущей» силы увеличения денежного спроса. Это значит, что 20 %-ная эмиссия сама по себе вызвала рост производства на 5 %; коэффициент эластичности роста ВВП от эмиссии – 5 : 20 = 0,25. Без усиления роли стимулов инфляция могла бы составить не 10 %, а более 14 %. Разумно, дозировано проводимая эмиссия обладает эффектом частичного «самопоглощения»; однако он проявляет себя при наличии дополнительных условий.

Китайский опыт показывает, что при определении допустимой эмиссии и прогнозировании инфляции нельзя исходить из абстрактных теоретических моделей. Необходимо учитывать совокупность конкретных условий, определяющих спрос на деньги во всех их функциях.

В Китае в 1980–90-е годы имел место повышенный рост спроса на деньги в силу действия ряда краткосрочных и долгосрочных факторов. Выделим главные:

• низкий исходный уровень насыщенности деньгами экономического оборота;

• рост доходов населения, позволивший растущей его части сберегать все большую долю доходов для приобретения товаров длительного пользования – жилья, автомобилей, холодильников и т. п.;

• высокий темп роста ВВП, обусловленный наличием потенциала ресурсов, материальными стимулами и самой денежной эмиссией, правильно расходуемой;

• изменение социальной структуры общества, стимулирующее накопление денежных капиталов;

• доверие населения к экономической политике правительства.

В-пятых, китайская реформа имеет ярко выраженную социально-пространственную и структурно-отраслевую динамику, выраженную формулами; «из деревни – в город», «от прибрежных регионов – в центр страны».

Учитывая, что 85 % населения Китая накануне реформы проживало в сельских районах (и что в Китае долгое время был популярен лозунг «деревня окружает город»), можно сделать вывод, что именно село явилось главной социальной движущей силой и опорой реформы. Немаловажно и то, что армия комплектуется в основном из сельской молодежи.

В средней и крупной промышленности реформа осуществлялась с большим лагом (по сравнению с сельским хозяйством и «градо-деревенской» промышленностью) и состояла в переходе предприятий на самофинансирование при сохранении директивных плановых заданий сначала для всего, а затем для части объема производства.

При этом промышленность прибрежных (особенно восточных) провинций Китая, тесно связанная с мировым рынком, продвигалась по пути реформ значительно быстрее, чем центральных и западных. Мощным ускорителем здесь служат быстро развивающиеся особые экономические зоны с преобладанием иностранного капитала, ориентированные на экспорт.