Геннадий Табаков - На виражах жизни

• Название: На виражах жизни
• Автор: Геннадий Табаков
• Жанр: Русское современное

«Жизнь – не только то, что человек прожил, но и то, что он помнит, и то, что об этом рассказывает» Габриэль Гарсиа Маркес.

---

Дом в Шемонаихе был глинобитный, сделанный из смеси глины с соломой. Крыша также была покрыта соломой, а позднее крышу покрыли шифером и в доме был сделан ремонт и перепланировка.

Ремонт в основном состоял из того, что стены обрубались топором, выравнивались, штукатурились глиной и белились известью, сделанная перегородка добавила третью комнату, для бабушки Анны (Нюры), матери отца.

Он её привёз со своего родного села Солоновки на грузовом такси, вместе со всем её имуществом: сундуком с одеждой, пятью ульями с пчёлами и бадьёй мёда, чему я особо был рад.

Бабушке было тогда уже около ста лет, была она крепкой и здоровой, со своими, почти полностью сохранёнными зубами. Очень была молчалива, почти всегда сидела в своей комнатке и выходила оттуда только тогда, когда все уходили из дома по своим делам.

Лично я её даже побаивался, любой шум её раздражал, и я старался быстрее убежать на улицу. Так мы сосуществовали с ней многие годы, пока не заболел белокровием отец.

Тогда мы не знали причину его болезни, но позднее Шемонаиху официально стали считать зоной радиоактивного заражения от проведённых ядерных испытаний, введя полагающиеся льготы. Много взрослых и детей болели от облучения.

Отец долго лечился в больницах, ездил на курорты Кавказских Минеральных Вод, а потом решил переехать всей семьёй на Северный Кавказ.

Но это случится позднее, когда закончится моё босоногое детство, а пока я наслаждался жизнью и бегал босиком по сопкам и полям, не подозревая, что кругом лежат в земле несметные природные богатства.

Приехав в Шемонаиху в 1970 году, я не узнал её окрестностей. Кругом были открыты рудники, в которых добывались редкие полиметаллические и урановые руды, а также золото. А на другом берегу Убы была построена обогатительная фабрика. Город жить богаче от этого не стал, но экология сильно нарушилась на долгие годы.

Рыбалка стала неотъемлемой частью моей жизни. Каждое лето, с появлением первой травы, ранним утром сначала с братьями, а потом, став школьником – один, выгонял нашу кормилицу корову, по кличке Зорька на улицу, где ко мне присоединялись соседские мальчишки: Петька Устюжанин и Генка Сайбель, со своими коровами и мы бежали, не поспевая за спешащей на пастбище голодной скотиной.

Пасли на лугах в пойме двух речек: Поперечка и Шемонаиха. Там они сливались в одну реку, которая тихо и медленно, петляя между обрывов, текла через город в реку Убу.

Весь день был занят рыбалкой, самодельные удочки всегда были с нами или прятались на берегу, купанием «голяком», приготовлением на костре пойманной рыбы.

Рыба была мелкая: авдотка, пескарь, гольян, а пойманный крупный чебак или окунь приносил такую радость, о которой мечтает каждый рыболов. Жарили её, как шашлык, на прутиках, прямо над огнём и она получалась чёрной и скрюченной, как шелуха от фасоли, но нам казалось вкусной, потому что были голодными, а краюха хлеба, бутылка молока и несколько картофелин, взятых с собой, съедались в один присест ещё в первой половине дня.

Весь этот рацион дополнялся различными съедобными травами, кореньями, ягодами, всем тем, что появлялось и росло вместе с быстро наступающим летом, этому быстро учились у старших ребят.

Не забывали о коровах, вернее они не давали забывать о себе, постоянно пытаясь куда-то убежать от кусающих оводов или в поисках свежей травы.

Успевали играть в войну, строить шалаши, рыть пещеры в обрывах, рискуя быть заваленными, ловить в капканы многочисленных сусликов, шкурки которых сотнями отдавали старьёвщикам за крючки, леску, глиняные свистульки.

Каждый день был насыщен событиями так, что к вечеру мы еле плелись, вслед за тяжело идущими сытыми коровами, по дороге к дому, чтобы выспаться и утром начать все сначала.

Так продолжалось все лето, только школа возвращала меня в размеренную городскую жизнь.

Учиться пошёл в семилетнем возрасте сам, взял документы и принёс в ближайшую школу, родители были постоянно на работе. Учился легко, быстро выполнял письменные задания, в остальном полагался на память, и бежал кормить ненасытных кроликов, куриц и голубей.

К голубям в нашей семье было особое отношение, завёл их самый старший брат Михаил, успевший в самом конце войны попасть на фронт, а после войны ещё около семи лет воевал с «бандеровцами» на Западной Украине и только после ранения от разрыва, брошенной ночью в дом гранаты, был демобилизован.

Он работал машинистом паровоза и после одной из поездок привёз пару породистых голубей, голуби размножались и старшие братья, взрослея, передавали право ими распоряжаться младшим.

Мой брат Михаил Табаков на фронте… (в центре)

После Михаила голубятниками были Юра, Володя, Саша, а в завершение я, только Виктор избежал этой участи – учился в военном училище, а потом, став офицером, уехал служить в далёкий гарнизон.

Родители сначала косо смотрели на голубей, называя их бесполезной птицей и ворчали, увидев как зерно, предназначенное для куриц, быстро исчезает из ларя, но крутых мер к нам не принимали, тем самым давая молчаливое согласие на мирное сосуществование с этими красивыми птицами.

Голуби были только породистые: вертуны, «хвостачи», дутыши, бабочки, почтовые, а долбаков (дикарей) мы не держали. С замиранием сердца смотрел всегда на вертящихся высоко в небе голубей.

Я мог сразу определить прибившегося к стае чужака и по полёту, какой он породы, а если это был породистый, то сразу возникало азартное чувство охотника, и принимался комплекс мер, понятный только голубятникам, по осадке, прикормке и ловле гостя, связыванию крыла, чтобы не улетел и привык новому дому.

Голубей было около сотни, занимали почти весь чердак, но у голубятников слова много не бывает, поэтому их обменивали на других, продавали и покупали, а они возвращались или улетали к хозяевам.

Мои голуби почти всегда возвращались, был случай: детдомовские ребята, как-то ночью, подперев дверь в дом, украли много голубей, в том числе самых любимых, это для меня было большим потрясением, что не скрывал слез, но все обошлось хорошо – все голуби через некоторое время прилетели домой.

Ребята потом шутили, что ко мне даже яйца голубей прикатятся назад и отказывались покупать взрослых птиц, брали только молодых (пискунов).

У меня тогда самой заветной мечтой было быстрее повзрослеть и построить на высоких столбах голубятню, держать там самых лучших голубей.

К сожалению во взрослой жизни эта мечта так и не нашла место, потому, что другая мечта стать офицером, которая раньше, смутно тлеющая где-то внутри меня, как и у всех мальчишек тогда после просмотров многочисленных кинофильмов о войне, вдруг стала нетерпимо желанной.

Мой брат Виктор после окончания училища…

Это произошло после приезда в свой первый курсантский отпуск старшего брата Виктора (1934 г.р.), который приехал в красивой военной форме, да ещё привёз телеграфный ключ, учился он в Кемеровском военном училище связи, которым постоянно стучал, закрепляя знания азбуки Морзе, вызывая искреннюю зависть у меня и всех соседских мальчишек.

Тогда я многое узнал об армии из рассказов брата, впервые услышал о проведённом взрыве атомной бомбы в районе Семипалатинска, который был всего в сотне километров от нас. Последствия ядерного взрыва потом скажутся и на нашей семье.

Помню всегда с чувством вины один нелепый случай, чуть не закончившийся трагически. У меня произошла ссора со старшим братом Сашей, который ударил меня, зная, что возмездие будет неотвратимым, он стал убегать, а я схватил камень и с опережением, как артиллерист с закрытых огневых позиций, бросил его через крышу и тревожно почувствовал, что попал в цель.

Прибежав посмотреть, с огорчением увидел другого брата – Виктора, державшегося за окровавленную голову, который начищал до этого сапоги, собираясь идти на танцы.

Так весь отпуск ходил он с перевязанной головой, а оставшийся шрам на лбу у левого виска до самой смерти Виктора был для меня немым укором.

Ранее в такой ситуации погиб мой дядя, брат мамы, Николай – выходил из кинотеатра и ему случайно попал в висок маленький камушек, брошенный кем-то или выстрелянный из рогатки мальчишками, поэтому найденные у меня рогатки всегда немедленно уничтожались, и рассказывалась эта печальная история.

Окончив военное училище и став офицером, Виктор вновь приехал в отпуск в новенькой, небесного цвета парадной форме, со сверкающими золотом погонами, пуговицами, эмблемами, внутри угольников из листьев, почти генеральских, кокардой на фуражке, парадным ремнём с висящим кортиком. Этот бравый вид поразил меня в самое сердце, я гордился братом.