Александр Никонов - Последний выстрел Солтмурада

• Название: Последний выстрел Солтмурада
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Русское современное

В сборник вошли две повести о войне в Чеченской Республике конца 20 века под общим циклом «Кавказский разлом». Повести «Последний выстрел Солтмурада» и «Цветок на диком камне» написаны давно, но ни одно издательство не решилось их опубликовать. Автор надеется, что истинный читатель оценит их правдивость и художественную привлекательность.

---

– Ну, что с ним? – тихо спросил он стоящего рядом командира разведвзвода. – Понос? И для чего на него навалили такую тяжесть?

– Тут такие дела, кэп, – замялся старлей, – даже и не знаю, как сказать. Вобщем, граната в него попала.

– Ну и…? – поторопил его Меркулов.

– Ну и не взорвалась, милая. Торчит вот тут. – Разведчик ткнул пальцем в свое бедро.

– И сколько же времени прошло?

– Четыре часа его несли.

– Он что же и сознания не терял?

– Так мы ему уже два промедола всунули. Молоток парень, за всю дорогу даже не пискнул. Я кричу своим охломонам – осторожнее несите, а он только улыбается и говорит: «Ничего, командир, я выдержу». Вобщем, кувалда-парень.

Меркулов вздохнул:

– Да уж! Ты лучше скажи – паровой молот! Это просто чудо, что он не взорвался по дороге.

Собралось высокое начальство. Совещались недолго. Комполка посмотрел в глаза Меркулову:

– Вот что, капитан, приказать я тебе не вправе, сам понимаешь. Везти бедолагу тоже опасно. Могу вызвать из округа…

– Не надо давить на психику, товарищ полковник, я же понимаю, что один, что другой – все равно придется рисковать. Не взрывать же парня. Только мне в помощь нужен сапер, опытный сапер. И бронежилет. Своего у меня нет. Ну а руки… – Он повертел перед своими глазами руками. – А на руки бронеперчатки еще не придумали. Рискнем.

Бойца прямо на носилках уложили на операционный стол. Анастезиолог усыпил парня, а Леночка приготовилась ассистировать. Меркулов строго посмотрел на окруживших его помощников, смахивающих со своих лиц пот, и крикнул:

– А ну, вон отсюда! Все! И подальше!

Когда из палатки всех словно сдуло ветром, он взглянул на прапорщика-сапера и, увидев его спокойное лицо, вздохнул:

– Ну, начнем что ли, коллега.

Тот лишь усмехнулся в ответ, осторожно сдвинул бронежилет, открыв рану. Головка гранаты торчала из плоти, напоминая белый глаз. Меркулов взял в руки скальпель.

– Ты верующий, прапорщик? – спросил он.

– А что?

– Да что-то помолиться хочется.

– Ну, так молись, это работе не помеха, – прогудел сапер густым басом.

Меркулов отметил, как сапер назвал свое опасное дело работой, и сразу его зауважал. Разрез. Тампон. Еще разрез. Еще тампон. В одно мгновение ему показалось, что граната шевельнулась, и Меркулов почувствовал, как по его телу заструился холодный пот. Он смахнул его с лица. Разрез. Тампон. Сапер молча смотрел на его работу, а потом сделал маску гамадрила и решительно отодвинул Меркулова.

– Ну, все, Пирогов. Теперь моя работа.

Сапер накрыл рану бронежилетом, подсунул под него левую руку в медицинской перчатке и долго и осторожно начал что-то там делать. Меркулов с мстительным удовлетворением отметил, что и у прапора нервы не железные. Сначала лицо его покраснело, а потом покрылось крупными каплями влаги. Меркулов обтер ему лицо салфеткой.

– Не поддается, сволочь, – процедил сквозь зубы «коллега». – Но шеволится.

Зато Меркулов почувствовал, как на его голове «шеволятся» волосы. Вот сапер просунул под бронежилет вторую руку и дернулся всем телом. Внутри что-то чавкнуло, и на лице сапера нарисовалась кривоватая улыбка.

– Родненькая ты моя, – прошептал он, – наконец-то я тебя обнял. Ах ты, дорогуша!

Он поднял руки вместе с броником и осторожно понес свой «дорогой» груз к выходу. Меркулов предупредительно распахнул полог палатки. Сапер отошел подальше от лагеря, огляделся вокруг, выпустил гранату из рук в пропасть и упал. Через несколько секунд прогремел взрыв.

Разминированного раненого уже грузили в «вертушку», когда к врачам-саперам подошел полковник и потрепал обоих по плечу.

– Молодцы, ребята! Обязательно напишу представление к награде. Это надо же, первый раз слышу, чтобы человека разминировали! – И побежал к бронетранспортеру, на котором приехал.

Меркулов и сапер сели покурить на ящики из-под патронов. Хирург посмотрел на своего ассистента, спросил:

– Как ты думаешь, браток, правда, к награде представят?

– Забудет, – коротко ответил сапер, отбросив сигарету. – Да и не за награды же мы воюем. Так ведь?

– Это уж точно.

Для Меркулова лучшей наградой было то, что вот этот простой мужичок записал его в свое воинское братство, сказав «мы воюем». Приятно, конечно, получить орден или, на худой конец, медальку, чтобы покрасоваться, похвастаться перед родными и друзьями. Но в наше время одной наградой семью не накормишь.

Вот его покойный дед рассказывал, что при царе каждый солдат за Георгия получал хорошие деньги и землю, а за полный бант чины и дворянство жаловали. И жил защитник земли Русской на зависть другим односельчанам. А если, не дай Бог, калекой становился и он был единственным кормильцем, так всю семью государство на пансион брало. А сейчас самая высшая награда солдату – не умереть, а если погиб – вот тебе три залпа над могилой.

7

Жил Меркулов в большом волжском городе, там же закончил медицинский институт и прошел ординатуру. Молодого хирурга приметил профессор из военного окружного госпиталя, позвал к себе на работу. Виталий долго кочевряжился, уж больно не любил он подневольный, подприказной распорядок жизни, каковой он считал службу в силовых ведомствах. Сам профессор, генерал-майор по званию, стал выкладывать на стол свои козыри: звание, надбавка за звездочки, бесплатное обмундирование, паек, льготы, и при этом не надо мотаться по гарнизонам. Квартира? Со временем будет и квартира.

Меркулов на приманку клюнул, в чем ему помогла и его жена Людка, которая так хотела стать офицершей. Жили они в малосемейке площадью десять кв. м. с туалетом под кроватью, душем с потолка, пахнущим сточной канализацией, и кухней, которая умещалась на старой тумбочке вместе с электроплиткой и кухонным «гарнитуром», сколоченным из досок соседом-умельцем.

В городской больнице, где прежде работал Меркулов, платили такие крохи и так редко, что он забыл запах денег. Иногда выручали друзья, посылавшие к нему на «пластику» ожиревших, молодящихся дам, которым во что бы то ни стало необходимо было приподнять обвислую грудь, согнать с лица и шеи дряблость или убрать вислую задницу. За возвращение молодости дамы денег не жалели, но это было так редко и непостоянно, что эти дары почти не оказывали никакого влияния на семейный бюджет.

Жилье Меркуловы меняли часто, наездились так, что впору было писать роман «Крыша», который, будь он написан, получил бы Нобелевскую премию. Выручили их его и Людкины родители, которые, насмотревшись на мытарства своих детей, общими усилиями наскребли в своих сусеках денежный колобок на покупку малосемейки. На новоселье родители сказали, что этот «помогон» в десять квадратов и есть их стартовая площадка, с которой их семейная ракета должна вывести счастливую семью в сказочный космос жизни.

Меркуловы понимали, что даже за этот чулан они по гроб жизни обязаны своим старикам. Родители Людмилы жили здесь же, в городе, работали: он – на заводе, она – в пекарне, а оно, их четырнадцатилетнее чадо, сосало из них кровь, деньги и покой. А Людкин брат был большой мастер потрепать нервы, в свои годы он уже три раза попадал в милицию, откуда его вызволяли с помощью откупных. Да и жизненные запросы чада оказались не по годам большими: жвачкой он не довольствовался, ему нужен был «прикид», а не просто одежда, «зелень», а не какой-то деревянный рубль, музыкальный центр, а не замызганный магнитофон.

Меркуловы-старшие жили в деревне, в восьмидесяти километрах от областного центра, держали скотину, лелеяли свои двадцать соток и иногда подкидывали молодым мясца, овощей и фруктов, хотя поднимали еще троих. Это было все, чем они могли помочь сыну с невесткой и единственному внучку.

Сынок по имени Степан, чудо четырех лет от роду, был единственной отрадой в жизни Меркуловых. Не по годам смышленый Степашка вносил в их однообразное существование цементирующую силу семьи, уют, тепло, доброту, нежность и надежду.

Меркулов работал уже в госпитале, когда на Кавказе снова стали погромыхивать военные громы. Еще мудрый Чехов писал, что если на стене висит ружье, оно обязательно когда-то выстрелит. А когда в руках находятся десятки тысяч автоматов и пулеметов, даже холодным оно начинает жечь руки и распалять воображение предстоящими победами. Чеченские боевики и международный сброд, нашедший теплый приют на Кавказе, начали священный поход на Дагестан: если Россию не отгрызли, так хоть прикаспийский краешек от нее отхватим. А горы здесь – наша вотчина, пусть попробуют сунуться сюда русские!

Пороховая гарь заволокла всю Россию. Взрывы в Буйнакске, Москве и Волгодонске посеяли панику и страх, а властей заставили задуматься, какого же зверя взлелеяли они собственными руками.

Запахло порохом и кровью и в госпитале, где работал Меркулов. Скоро сюда прибыла первая партия раненых из Чечни и Дагестана. Виталию за свою операционную практику многое пришлось повидать, но такого видеть ему еще не приходилось: лохматые культи, перемешанные с землей внутренности, осколки в голове, потусторонние взгляды солдат, которые вздрагивали при каждом нечаянном стуке.