Е. Черносвитов - …в этом мире несчастливы… Книга вторая

• Название: …в этом мире несчастливы… Книга вторая
• Автор: Е. Черносвитов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Это вторая книга из серии «…в этом мире несчастливы…» в книге собраны документальные истории, которые произошли в разное время. В основном, в нашей стране. Авторы являлись в каждом случае или свидетелем, или врачом, или психологом, или экспертом. Прежде, чем собрать предлагаемые читателю истории, авторы заново их переосмыслили. Отсюда все истории приобрели два важных качества: каждая история имеет не одного, а, всех трех авторов и каждая история превращается в «почти документальную историю».

---

Не прояснила дело и комиссия, состоявшая из психиатра, психолога, невропатолога, двух независимых судебно-медицинских экспертов, двух независимых криминалистов.

Заключение комиссии выглядело крайне непрофессионально. Но, оно было одобрено аналогичными комиссиями «высших» инстанций. Поэтому, как «казус» было принято. Это «казусное» заключение гласило: «Теоретически, больной, страдающий органическим слабоумием, развившимся на фоне обширного поражения вещества головного мозга в результате кровоизлияния, мог иметь кратковременные „проблески“ сознания, ибо был левшой, а кровоизлияние у него было в левом полушарие (у левши, „главное“ правое полушарие). В состоянии „проблеска сознания“, поняв безысходность своего положения, и будучи сильной личностью (что, явствует из его персонального дела), он мог совершить самоубийство. Но, если считать, что все три раза, он сам стрелял в себя, то нужно сделать еще несколько теоретических допущений. А именно, что ни после первого выстрела в сердце, ни после второго выстрела в рот, у него не было болевого шока, который, при имеющихся на теле повреждениях, должен бы быть. И в такой степени, что сознания лишился бы и психически сохранный человек. Хотя, опять, учитывая левую организации погибшего, можно допустить, что она могла (теоретически!) обеспечить ему способность стрелять все три раза. Но, если сделать такое допущение, для человека с левой организацией психики, то два последних выстрела (а, не исключено, что все три!), он выполнил, будучи в состоянии сомнамбулизма».

Оставался для следствия, правда, один вопрос. Кто подложил больному его пистолет? Но, этот вопрос, прокурор Края вынужден был «завуалировать». Ибо, только следователь сказал начальнику Управления, что «вынужден допросить каждого сослуживца покойного, на предмет выяснения, кто принес ему оружие, и положил под подушку», как все сотрудники Управления, во главе с начальником, дружно дали письменные признания, в которых было сказано, что «пистолет принес моему товарищу №, и положил его под подушку, когда он спал, я. В чем чистосердечно признаюсь, и подписываюсь». Следователь также был другом погибшего. Поэтому, он написал более пространное заявление на имя прокурора. В котором говорилось, в частности: «… так как я принес оружие гражданину №, и положил его под подушку, то прошу отстранить меня от ведения дела». Эту просьбу прокурор не удовлетворил.

А, кто мог бы вести это уголовное дело? Ведь, даже в Москве и Ленинграде были у парня друзья в Органах. Сколько их было – никто не знал!

Но, это еще не конец истории. Был в ней еще один поучительный момент. Его можно бы обозначить вопросом: «Какова цена врачебной ошибки?» Для этого, вернемся к описанным выше событиям. Не искушенные в юриспруденции друзья следователя недоумевали, почему он не задал судебно-медицинскому эксперту вопрос, каков механизм острого и обширного нарушения мозгового кровообращения, у молодого, здорового, тренированного мужчины? Этот же вопрос задал ему прокурор. «Я не хочу еще одного уголовного дела!», – ответил следователь. «Вы хотите скрыть преступление? Спасти безответственного негодяя от наказания, чтобы он еще кого-нибудь «вылечил»?», – недоуменно спросил прокурор. «Наоборот, я хочу справедливого наказания! – Ответил следователь. И добавил – Вы, за свою долгую работу в прокуратуре, наказали хотя бы одного врача? Или, они все работают безупречно?» Прокурор промолчал. А следователь (он тоже был якут) неожиданно сказал: «Я доверяю своим соплеменникам. Если бы врач был не якут, а еврей, или русский, я возбудил бы против него уголовное дело, заранее зная, что Вы, товарищ прокурор, это дело закроете, «за недостаточностью доказательства о «преступной халатности врача»!» А, раз врач наш, пусть наш народ решит его судьбу!» Дело в том, что в городе давно уже все говорили, что «острое нарушение кровообращения у майора наступило от приема таблеток нитроглицерина, которые он принял по совету лечащего врача, давшему ему пластинку этого лекарства. Хотя сам врач, прекрасно знал, что боли «в сердце», на которые жаловался майор, никакого отношения к его здоровому сердцу не имели.

Следователь знал, что говорил. Когда врач, купаясь в пруду, который он вырыл на своем дачном участке, случайно утонул, уголовное дело, конечно, было возбуждено, как полагается. И – прекращено, как полагается, «за отсутствием состава преступления».

История шестьдесят вторая. Психические эпидемии, личность, криминальные толпы. 1

Кадр из фильма «Преступление и наказание» 1969 г.

Я – психолог с 15-ти летнем стажем. У меня кабинет для консультаций, также консультирую экстренные случаи по телефону. Неоднократно выезжала на место ЧП с бригадами МЧС. Состою в многочисленных клубах, обществах, содружествах реальных и виртуальных со своими коллегами и на Родине и за рубежом. У меня хорошие учителя с мировым именем. Я много читаю классиков и современных авторов по своей профессии и имею четкие взгляды, что такое психология. Пять лет назад окончила еще социологический факультет в Австрии, ибо считаю, что психолог должен знать социологию, в противном случае он утонет в «болоте» так называемой социальной психологии, которой, по моему мнению, не существует. Есть – люди и социальные институты. Так например, «толпа» («человек толпы») – это социальный институт. Два французских великих психолога Х1Х века – Габриэль Тард, который анализировал право, религию, преступность и даже язык, и Густав Лебон, который занимался как психолог народами и массами и прекрасно описал «взятие» Бастилии (пустой, даже без охраны, с одним в открытой камере стариком маркизом де Садом) написали интереснейшие книги, но, увы, нам, практическим психологам ничего не оставили. А вот русский психолог и психопатолог, судебный психиатр-практик, тоже написал несколько интереснейших книг, например, таких, как «Пушкин как идеал психического здоровья» или «Достоевский как психопатолог», при этом написал еще и учебники. Его учебники и сейчас, несмотря на то, что социум дважды успел радикально измениться, вполне могут быть руководствами к практической работе и психолога, и психопатолога, и судебного психиатра. В одном ряду с В.М.Чижем находится наш соотечественник широчайшего кругозора, благодаря которому Россия узнала труды Габриэля Тарда, Николай Николаевич Баженов. Я знаю все, что написали Тард и Лебон, но являюсь последовательницей В.М.Чижа и Н.Н.Баженова. Да, еще я в свободное время работаю в архивах, и наших, и зарубежных, в том числе в спецхранах…

Считаю важным представиться, прежде, чем познакомить читателя с информацией, над которой работает «мой компьютер» – так называл человеческий ум мой незабвенный, еще один русский гений, учитель Владимир Евгеньевич Рожнов (читатель, о нем ты все найдешь в Сети).

Да, я – единственная дочка двух врачей, недавно ушедших из жизни. Мой папа – хирург. Моя мама – травматолог…

Я живу в большой квартире, в доме, который в советские времена считался элитным. Дом наш П —образный. Мой балкон выходит, как раз на один поворот дома. Стоя на балконе, я хорошо вижу, что делается на балконе напротив. Кто там живет – я не знаю, кроме мальчика, который каждый день, перед сном (так я думаю) выходит круглый год на процедуры, несмотря на погоду. Делает гимнастику и под проливным дождем, и в метель, и в душный вечера, жарких дней. И всегда в одних и тех же плавках. Они у него ярко красные. Как-то мы встретились – я вышла подышать и посмотреть на город, который скоро уснет. Я, несколько смущаясь, крикнула ему – он только что приступил к гимнастике – не мешаю ли я ему своим присутствием? Он ответил, что «нисколько» и предложил мне «присоединятся» и повторять за ним упражнения на своем, естественно, балконе. Я прокричала, что «подумаю». И на этом наш контакт закончился… навсегда! Я – близорукая, но очки никогда не носила. Мальчика не разглядела. Так, в очертаниях – обыкновенный подросток, которых в Москве много. Несколько раз со мной один и тот же мальчик, лет четырнадцати, здоровался, всегда улыбаясь. Я отвечала ему тоже с улыбкой и уверена, что это – мой сосед с противоположного балкона. Живем на двадцатом этаже. Два дня назад я вышла в часов девять вечера на балкон. Но вместо соседа в ярко красных плавках я увидела внизу толпу, машину «СП» и несколько полицейских машин. Я ушла к себе, посмотрела на часы – было двадцать минут десятого. Мелькнула мысль, что мой сосед сегодня пропускает свой моцион. А на другой день, после работы, входя в подъезд услышала, как старики на лавочке бурно обсуждают самоубийство мальчика, который выбросился с двадцатого этажа нашего дома. По наитию я точно знала, что это мой знакомый! В голове закружились разные мысли, но я цеплялась за одну: мне нужно непременно сходить в квартиру, к семье в которой сложилась трагедия. Как психологу…