Дмитрий Сенницкий - Alter Ego. Другое я

• Название: Alter Ego. Другое я
• Автор: Дмитрий Сенницкий
• Жанр: Русское современное

В кабинет к психологу приходит необычный гость, который повествует весьма странную и загадочную историю. Историю о том, как он был вовлечен в опасную игру, где риск и самоуничтожение стали образом его жизни, а отрицание всех человеческих законов и апокалиптические идеи – образом мысли. Невообразимый путь к пробуждению сквозь навязчивый грех и неотступный страх, безрассудные состязания и черный огонь истины, русская рулетка и решительные взгляды, устремленные к хаосу и войне. Эта книга для тех, кто еще жив. Кто я? Как жить? и Зачем? – взрастают вопросы, подобно вбитым сваям. Какую шутку и какую игру может затеять ваш разум? Какова грань между вашей жизнью и безумием? И есть ли черта, за которую лучше не заходить?

---

Посмотрите вокруг. Что вы видите?

Я умолкаю.

I

Сны

Мы умираем каждую ночь,

мы мертвецы, наделенные памятью.

Бесконечные брильянтовые хрусталики, беспорядочные, неуловимые омывают потаенные глубины человеческого мозга, неподвластные оптике и всем ее диапазонам, они живут, они всегда жили в недрах нашего подсознания. Там, куда не проникнуть правилам, где бессильны нейроны и правдивость всех знаний, там обитель непонятых и непонятных безвременных существ в огромной органической машине, обтянутой кожей.

Все размазано и расплывчато, невозможно отделить шаровое небо от черной почвы, линия горизонта стерлась, границы стали незримы. Что вообще я здесь делаю? Охватило смятение, нахлынула паника, меня преследуют, меня пытаются схватить. Я нахожусь где-то возле крайних граней темного города, в толще темного леса. В моей руке пластиковая канистра, а под ногами надрезанная земля. Как я сюда попал? Вдруг раздались выстрелы, я ринулся в сторону и покатился с обрыва. Резкая, пронзительна боль слева, это ребра. Я вскочил. Надо бежать, бежать быстро и долго. Прорываясь сквозь ветви деревьев, я остро ощущаю погоню. Темно и сыро, как в камбоджийских катакомбах, разлитая черная тушь по холсту, ничего не видно, только мрачные образы в голове. Я спотыкаюсь и падаю в яму, похожую на воронку от разорвавшегося полвека назад снаряда. Я даже сейчас слышу тот запах пороха и хвои и ревущий в унисон со смертью стон, они причитали, засыпанные землей в этой яме, сломанные оловянные солдатики.

В канистре плещется бесцветная жидкость. Отдышавшись, я откручиваю крышку – это горючая жидкость, это бензин. Зачем? Звук, заставляющий мое тело извиваться в агонии, стремительно приближается, возрастая со скоростью арифметической прогрессии, притупленный испуг сковал меня, но мне не больно, мне жутко. Четверо людей настигли меня и уставились своими черными лицами. Парализованный, я лежу в грязи, а во тьме виднеются их белые зрачки и оружие. Находясь на дне сырого котлована в двух метрах от своих преследователей, отчаявшись на дальнейшие попытки бегства, я смирился и жду. Я жду.

Невозможно открыть рот, мои губы онемели. Что происходит? Я знаю, но не могу вспомнить. Вот так, погружаясь в себя, я ожидаю скоропостижной участи, но ничего вокруг не происходит, все остановилось. Только во мне есть пока еще жизнь, пока есть и время. Я покоюсь скрюченный и холодный в повальном замешательстве, словно загнанный в нору зверек, боясь шевельнуться. Прислушавшись к своему телу, я вдруг понял, что только оно бьется с силой и твердым пульсом, заикаясь ответом под щитовидкой, воздух – вакуум, ветра нет, все замерло, ни звука, даже птицы застыли в небе. Я превозмог себя и поднялся, выбравшись из воронки, я подошел к неотступно следовавшим за мной людям в камуфляже. Как остолбеневшие мумии, они безразлично смотрят туда, где меня уже нет. Никакой реакции, они не видят меня, они не слышат и не дышат, они стоят, направляя оружие в яму. Я медленно обхожу их, пытаясь не спугнуть зависшую в воздухе иволгу, и бегу прочь от этого места. Выстрел! Я уткнулся ноздрями в уже знакомую мне грязь.

Я уже жив или еще мертв?

Странное, страшное чувство, все безусловно – обреченность, пропасть и отчуждение, бред, бред, как после наркоза. Недалеко от меня стоит женщина держа за малюсенькую ладошку девочку, они прекрасные и беззащитные, всматриваются в лица кукольными глазками, пронзают меня свистящим взглядом. Стоят, отделенные от общей массы людей, как застывшие гипсовые скульптуры эпохи ренессанса, слегка улыбаясь, они так заманивают к себе. Можно понять все, все понятно, только нельзя связать. Мысли улетучиваются, не хотят задерживаться в ящике, схватить бы их и засунуть обратно в голову да захлопнуть крышку. Но апатичная сила связала, опутала стальной паутиной, не нужно решений и умозаключений, итог заранее известен, только думать лень. Восковые лица отталкивают и манят, не по себе мне видеть их. Спать, очень хочется спать. Неизменно проходит время, дисбаланс, чувствуется разница температур, все молниеносно, а внутри, напротив, движение слишком сдержанное. Окаменевшие куски глины, помехи, никому ненужность, необычные взгляды – заклинаю, чтобы все это кончилось! Помутнение в глазах, теряю сознание, едкий звон в ушах, ледяной пот по лицу, провал, долгожданный скрип, пустой удар, крышка упала, ящик закрылся.

Отражают сны нашу прошедшую жизнь или еще не подошедшую, жизнь ненайденную или забытую, кто это знает – тот уж точно знает, сон есть сон и решать вам, вы его моделируете или он вас.

Мирский

Не судите о человеке по его лицу,

вы заблудитесь в догадках.

Он открыл глаза и долго не мог понять, где сейчас находится – на краю темного города, спасаясь бегством с канистрой подмышкой, или в своей квартире с бледным междуэтажным перекрытием, в которое он, распростершись на кровати, сейчас неясно смотрит. Эта женщина и ребенок в его сне, они приходят к нему каждую ночь, каждую ночь они говорят с ним, только он их не слышит. Сон был настолько реален и правдоподобен, что, даже проснувшись, его мозг не переставал противоборствовать. Александр Константинович мало спал, он относился ко времени ревностно, иногда жадно – семья, работа, диссертация, слишком много сражений для одного человека. Все чаще он задерживался на работе, все труднее засыпал отведенными ночами.

Мы постоянно что-то делаем, то ломаем стены, то воздвигаем, закапываем, перекапываем, сколь многое нам теперь возможно, мы скрупулезно подстригаем секатором кусты, но через год они вырастают снова. И мы снова их подстригаем. Камнепад, поднимаемый горячей бурей, интенсивностью мыслей загромождает он ход из пещеры твоей. Твое дело собирать камни и расчистить проход к свету, добраться наружу дело твое; но зачем эти камни ты за собою тащишь? Что-либо делать не опасно, опасно не знать, что ты делаешь. И дела ваши уже устали, и как им хочется, чтобы и вы устали от них, как статуи ждут они своего разрушения. Но кто из нас не заботился о теле своем и кто не дорожил отношениями своими? Эти кусты не сравнятся с кустами барбариса, они выше всех растущих вековых деревьев.

Мирский обладал исключительным качеством уважать людей и ценил семейные отношения, больше того, он любил свою жену. Время, когда зарождалась их любовь, когда впервые встретились их чувства, пролетело быстро и незаметно, а упоение друг другом осталось по-прежнему сладостным. Он любил ее, ее темно-зеленые глаза, глаза, как море, а в глубине переливающийся морской жемчуг в свете мягкого перламутра. И как не взывать к таким глазам, как не любить их? И за любовь супруга его одарила чудесной девочкой по имени Ира, и этому еще пока маленькому человечку вот-вот уже исполнится семь лет. Сейчас она тихо сидит на кроватке и гладит своего пушистого кота Матисса, нареченного в честь кратера на Меркурии.

Как обычно, Александр Константинович направлялся в гараж за автомобилем, ему нравилось идти и размышлять, вглядываясь в выразительные лица прохожих, он часто находил для себя много необъяснимого, пытался прочитать по ним о жизни их владельцев, об их привычках, особенностях характера или невероятных странностях. Некоторых людей он видел каждый день: кто-то подметал тротуар, кто-то убирал мусорные контейнеры, кто-то так же, как и он, спешил на работу. Все куда-то стремятся, для какой благой цели? Люди идут неуклюже, спотыкаясь о бордюры и канализационные люки, обувь мешает им, цепляясь за любой выступ, любую дорожную сыпь. Это ноги наши придумали себе обувь, и вместо того чтобы их приручить, мы намотали на них свинячью кожу.

Его удивляло, что молодой человек, которого он встретил выходя из подъезда, ежедневно приносил в его дом журналы. Энергия его лица, треплющая, разгоняющая энергия, позволяла ему быть кем угодно, но только не письмоносцем. Так это или не так, но ему так казалось. А вот прошел еще один человек в костюме от итальянского кутюрье с ярко-желтым в черную полоску галстуком, изящно повязанным на воротнике лиловой рубашки. Лицо этого человека не отображало ничего или почти ничего. Лоснящееся лицо гибралтарского рыбака в лиловой рубашке и ярком галстуке отображало похмелье. Три женщины с калейдоскопической спешностью опаздывали в метро. Даже издали от них исходил терпкий аромат духов, они безостановочно щебетали, лица их были приятны, что не скажешь об уставших от высоких туфель ногах. Ему попадались люди с чистыми, сладкозвучными лицами, отражающими здоровье и удовлетворительную жизнь. Лица улыбались, двигались и быстро дышали, покрывались испариной, лица плакали, отекали, блекли, хандрили и вздрагивали, кругом лица, одни лица, целый мир бесчисленных обликов.

Погода в это время года была благосклонна, середина сентября, а в городе так пахло свежестью с напряженным соленым оттенком. Легкий, ненавязчивый ветерок заботливо развевал волосы и подгонял откуда-то свыше пар и тепло, еще ласковое тепло. Как носятся в воздухе мошки, как перелетают нежные птицы, – он ощущал эту природную красоту всеми своими нитями, это были последние теплые деньки, и уже подступающие холода совершенно не меняли его настроения. Но присутствовало особое чувство, чувство чего-то нового, чего-то непроверенного.