Дмитрий Сенницкий - Alter Ego. Другое я

• Название: Alter Ego. Другое я
• Автор: Дмитрий Сенницкий
• Жанр: Русское современное

В кабинет к психологу приходит необычный гость, который повествует весьма странную и загадочную историю. Историю о том, как он был вовлечен в опасную игру, где риск и самоуничтожение стали образом его жизни, а отрицание всех человеческих законов и апокалиптические идеи – образом мысли. Невообразимый путь к пробуждению сквозь навязчивый грех и неотступный страх, безрассудные состязания и черный огонь истины, русская рулетка и решительные взгляды, устремленные к хаосу и войне. Эта книга для тех, кто еще жив. Кто я? Как жить? и Зачем? – взрастают вопросы, подобно вбитым сваям. Какую шутку и какую игру может затеять ваш разум? Какова грань между вашей жизнью и безумием? И есть ли черта, за которую лучше не заходить?

---

Человек, которого захлестнул азарт или гонка за результатом, становится уязвимым. Кто хочет доказать свое преимущество, тот доказывает свое крушение. Победа порождает ненависть, а побежденный живет в печали, на острове счастья живет спокойный, отказавшийся от всего. Лучшее средство, чтобы не проиграть, – это победить самого себя.

Мат в четыре фигуры, мастер повержен, победили белые.

Superbia

Начало греха.

Олег сильно ударил и с треском вонзил прицельный шар, уверенно, как бы подтверждая свои слова делом. Еще один его шар замер в губах латунной лузы и через мгновенье опустился в кожаную сетку. Как шахматист из Хампи, он играл чисто и невинно, словно ребенок огромным колуном разрубающий здоровенные поленья, не боясь ошибиться, не боясь преодолеть.

– Прекрасная игра, Олег. Если бы ты участвовал в турнирах, то все призы были у тебя. – Ежели потерпел поражение от дилетанта, нужно достойно принять его превосходство, нужно или побеждать, или уметь дружить с победителем.

– Меня не прельщают награды. – Улыбаясь, он обнажил свои зубы. – Все это спортивная фанаберия. По-твоему, одни неполноценны, а другие их превосходят? А мы все сравниваем друг друга, оцениваем, все определяем по достоинству. Какое это сильное чувство – желание удовольствия от собственных успехов. И как ни начать с такого удовольствия себя и поступки свои считать мерилом доброты и примером для подражания. Кто хочет увековечить победу, должен забыть о ней, сразу как одержал верх. Только равноангельный способен внять похвалу без вреда, я унижаю в себе славу.

Забудьте про гравированные дипломы, золотые медали и кубки, мечите все в печь, пусть расплавится тщеславие ваше и высокомерие. Режьте ножницами грамоты свои, режьте мельче на кружочки для конфетти, смеясь, режьте в танце. Скоро бал!

Громоздясь орлом на унитаз,
Он мечтает о вселенской славе.
И, впадая в неземной экстаз,
Взглядом превосходства мир буравит.
Он царю всесветному под стать,
И свою здесь ощущая власть,
Так хотел бы в небо, там летать
И на целый мир с презреньем уповать.
И хоть царь, хоть раб во все века
на клозеты лазят, как на троны,
С задницей простого мужика,
с головою под размер короны.

Гордыня.

Все грехи взаимосвязаны, они поддерживают друг друга, замещают и дополняют. Сделайте заказ сегодня на один грех и получите в подарок еще шесть или семь, но только сейчас и только полный комплект!

Мы присели за столик, усеянный пеплом и сырными крошками, официантка небрежно смахнула сор на линолеумный пол и вытерла мокрые круги от кружек. Олег угостил меня пивом и, обильно жестикулируя, подвел итог проведенного матча.

– Так происходит и по нашей жизни: кто не знает страха, тот не знает разъедающей боли бытия, ты будешь побеждать чемпионов и в тысячи раз будешь мудрее самых мудрых мужей.

– Вот об этом человеке и будет идти речь, – сказал Денис психологу. – Ко всему, что произошло со мной, самое что ни на есть прямое отношение имеет Олег. Который без особого труда мог прыгнуть в мыслительное постижение и заключить, что древняя шаманская культура мексиканских индейцев обрисована на стене его комнаты, а сородич Маугли воевал в шахматы против какого-то фантома или невидимого ручного демона. Олег мог дать множество вариаций по любой интересующей теме, он расщеплял человека на мельчайшие частицы, выворачивал его наизнанку, как волейбольный мяч, и показывал изнутри то, что ты никогда не видел и даже себе не представлял.

Мы еще долго сидели и разговаривали о всякой ерунде, я никогда не обращал внимания на многие простые вещи, но, с точки зрения его философии, все обретало какой-то иной смысл и значение. Он был схож с художником, писавшим картину жизни, накладывая слой за слоем тонкими масляными мазками одно произведение на другое, и становилось не понятно, что в действительности изображено на холсте – его конечная работа или скрытые под жирным слоем красок предыдущие образы. А законченное полотно – ничто без совокупности первоначальных набросков. «Долог путь от ада к свету, – говорил Олег, – мы достигаем просветления по пути от малого до великого. Поднеси монету к глазу, и ты ничего не увидишь. В этой великой малости и кроется вся суть». Позднее я хорошо осознал, что он имел в виду. И какой свет ожидать от этой тьмы.

Харон

Не смерти надо бояться, а жизни никчемной.

Александр Константинович что-то записывал, подчеркивал, постукивая по столу шариковой ручкой. Денис бросил взгляд на стоящую рядом приставную к столу тумбу, на которой в форме летающей тарелки лежала чистая хрустальная пепельница. Он достал из кармана распечатанную пачку сигарет и зажигалку.

– Я закурю? – И, не дождавшись ответа, прикурил. Выпуская изо рта тяжелый дым, он повел диалог дальше. – Чем ты занимаешься? – спросил я у Олега.

– Думаю, тем, чем и должен, – ушел он от ответа. – Ты, наверное, подумал, раз я уклонился от ответа, то, скорее всего, я либо наркокурьер, либо убиваю людей. Чаще всего мы лжем, когда совершаем что-то такое, что нам кажется скверным, и боимся признаться в этом. Мне нечего скрывать, но в чем-то ты прав.

– Нет, я совсем так не подумал. А ты убиваешь?

– Все убивают, – проговорил он равнодушно. – А я придаю их земле.

Как и многие другие, решившие разжиться на безысходной участи людей, Олег работал в похоронном бюро. У него была небольшая контора по изготовлению памятников, гробов и различной ритуальной атрибутики. Мне случалось там побывать, в одном из его сараев, насквозь пропахшем солидолом и древесными опилками, где были собраны все ненужные инструменты, старый велосипед, три лыжные палки и одно сломанное весло. Я тогда понял, почему он называет это место барсучьей норой.

– Почему такая работа? Ведь занятие довольно необычное.

– Не вижу ничего необычного. Ты работаешь с людьми, я работаю с людьми, у меня такие же люди, только мертвые. – Он посмотрел на официантку. – Посмотри на нее, она убирает за всеми серые пепельницы и пустые бутылки, остатки салатов и огрызки с неправильным прикусом, эти отходы она выкидывает в полиэтиленовый мешок, который впоследствии утилизируют, зарыв в землю. Мне не приходится мыть грязной тряпкой облеванный пол, какие еще у нас отличия?

На месте того кладбища, где моя мастерская, раньше возвышалась одноглавая крестово-купольная церковь святого Иова Многострадального, с цилиндрическими сводами, арочными, обрамленными пилястрами, окнами, высокими столпами и потолочными фресками, изящными иконами и вызолоченными крестами. Праведный Иов жил в Аравии, он был отцом большого семейства, вел богоугодную жизнь, помогая нищим, больным и обездоленным. Однако он претерпел все бедствия и горести земной жизни: Иов потерял дом, детей и сам заболел лютой проказой. Но никакие лишения не поколебали веры праведника и его любви. Жизнь его является примером для всех людей в том, как нужно переносить испытания и скорби, не отчаиваясь и не ропща. Это я тебе на будущее рассказываю, мало ли что в жизни случается.

Мой отец отроком сам при церкви той служил и сам слыхал, как настоятель пред смертью исповедовался. Лежит у себя в келье, молится, о прожитых годах своих воспоминания ведет. Подозвал к себе послушников и говорит, задыхаясь, мол, знает точно, что чудо произойдет великое, а какое не сказал. Наутро оракула омыли, отпели и к ангелам сопроводили. И пророчество его ждать не заставило, пришли отдельные товарищи и все разворовали. А после войны на этом самом месте погост образовался и расползся, как огонь, как гангрена по телу.

– А сейчас твои родители где?

– В земле. Отец от стоянки к стоянке жил, как спелеолог, как муравей-кочевник, то по бивакам, то по лагерям скитался, так и зачах до моего рождения. – Олег глотнул еще пива. – Да и про мать свою я ничего не знаю, роженица светлого дня в наш атомный век. Появился я раньше положенного срока под покровом небес возле автобусной остановки, насилу вынырнув из мертвой утробы. Тогда уже смерть за мной семенила, странное дело, смерть дверью ошиблась да и забрала с собой мать мою вместо меня. Просыпался каждый день и думал только о той, что сиротой меня оставила. А когда смерти в глаза заглянул, то понял, что не ее надо бояться, а жизни пустой. И видишь, сам к ней в помощники нанялся, клиентуру теперь в срок поставляю вроде того перевозчика душ умерших по водам подземных рек в царство Аидово.

– А кто же тогда тебя растил?

– Медведи.

– Что еще за медведи? – Не понял я.

– Олимпийские. Теперь понял.

– А я в детстве лягушку из земли отрыл, – говорю ему, пока он слушает, – а потом узнал, что они сами в норы заползают, представляешь, объедаются там всяких червей, вырастают, как слоны, и выбраться не могут, поражаюсь просто. И что они там все это время делают, спят что ли или сидят, пока не умрут?