Екатерина Э. - Жертвы

• Название: Жертвы
• Автор: Екатерина Э.
• Жанр: Триллер

Мне было шестнадцать, когда меня изнасиловали четыре подонка… С тех пор прошло девять лет, и вот судьба снова словно бы шутит надо мной – я в тесной камере, без окон, неизвестно где… Сюда меня привез молчаливый человек в маске, на счету которого уже пять убитых семей. Но на этот раз я не готова быть жертвой, я не готова снова сдаться, я пойду до конца, я исполню то, зачем я приехала в этот город…

---

– Я пойду, — я попыталась встать, но Пашенька снова не дал мне этого сделать, я хотела было оттолкнуть его, но он легко скрутил мне руку, завернув ее за спину, я замерла.

– Ух, какая… с характером, — хмыкнул Пашенька и противно хихикнул, — неужели я совсем тебе не люб? Даже посидеть со мной рядом не хочет, сучка выебистая.

Пашенька чуть дернул мою руку, отчего я почувствовала резкую боль и вскрикнула, он чуть ослабил хватку.

– Интересно даже, как ты в постели кричишь? – Пашенька засмеялся, мачеха тоже.

Они вдруг переглянулись, и он, все еще заламывая мне руку, встал, поднимая меня за собой.

– Ты чего? – вдруг напряглась мачеха.

– А ну-ка, мать, дай мне ключи от машины.

– Нет, Пашенька, брось, — как-то неуверенно произнесла она, и я заметила тревогу в ее глазах, и испугалась сама, я попыталась вырваться, но Пашенька держал крепко. На тот момент ему было девятнадцать, и был он довольно силен, уж точно сильнее меня тогда…

– Паша, — мачеха даже повысила тон, но то, что она не одобряет его, было понятно и по тому, как она его назвала: вот и всё как ругали этого ребенка – Пашеньку меняли на Пашу, такой вот метод наказания, был у нее, для него…

Но тут Пашенька вдруг схватил со стола нож:

– А ну, давай ключи, а то порешу ее тут и тебе достанется.

– Паша, ты чего? Очнись, ее отец тебя живьем зароет, — хотя мачеха и говорила это, ключи все же достала и протянула ему.

– Посмотрим, кто кого уроет, — Пашенька пьяно хмыкнул, ударил меня в живот и потащил к выходу.

Вздохнуть у меня получилось не сразу, а когда я более-менее оклемалась от удара и первого шока, он уже впихнул меня в багажник джипа мачехи. Я видела его лицо, когда он опускал дверь багажника: пьяное, злое и похотливое. И Пашенька повез меня в тот самый злосчастный домик… куда потом приехали и его друзья…

Как я потом узнала: та дача досталась ему от друга, вернее, друг оставил дачу на Пашеньку, приглядывать, так сказать, потому что сам уехал за границу, а деревня, в которой стоял домик, постепенно вымирала, и бесхозяйные дома становились легкой добычей для разного рода маргинальной части населения.

Все сложилось для тех четверых идеально: домик был на отшибе, деревня уже почти не обитаема, так – пару домов жилых осталось и все, поэтому на мои крики никто не пришел… Да и не давали они мне особо кричать – затыкали рот тряпкой, а то и вовсе начинали остервенело бить. И они «развлекались»: поначалу насиловали, как фантазия подскажет, потом насиловали, чем фантазия подскажет, в том числе и бутылками, одна из которых у них или разбилась, или лопнула, а может, они ее специально разбили, но боли и шрамов на бедрах и… выше… она наделала мне здорово… а потом они просто издевались: резали тело ножом, жгли сигареты об меня, потом просто избивали…

Наконец, настало воскресенье. Я лежала уже в полусознательном состоянии – ужасная боль по всему телу не давала вернуться в реальность до конца, она сминала сознание, держала в каком-то своем адском полумире…

Но я видела, как эти четверо проснулись, похмелились, убрали со стола, как долго перешептывались, спорили, ругались, курили, выходили из комнаты, заходили, поглядывали на меня, подходили ко мне, отходили от меня, удивительно – но в этот день они почти не били меня, только иногда пихали ногами, пока я не начинала стонать – судя по всему, так они убеждались, что я еще жива. Эта их маета продолжалась до самого вечера – наверное, они до последнего надеялись, что я сама отойду в мир иной… до моего сознания иногда долетали отрывки их споров и разговоров – они усиленно решали, как же меня убить и, главное, кто это сделает…

Забавно: они насиловали и издевались над шестнадцатилетней, большей части из них не знакомой и ни в чем перед ними неповинной девушкой и ничто их не смущало и не останавливало, а вот убить – они боялись. Чего? Я не поняла до сих пор: может, каждый из них думал, что он настолько безгрешен, что вот именно мое убийство помешает отправиться его чистой душе в рай? а может, они боялись, что, если мой дух придет мстить, он придет только за тем, кто убил? хотя, скорее всего, каждый из них боялся, что, если меня все-таки найдут, тому, кто убил, дадут больше срок… не знаю…

Уже совсем вечером Пашенька изрек предложение – оттащить меня в лес, который был совсем недалеко, и просто закопать, как есть… Но всем вместе! И все согласились. Они отвязали меня от батареи, положили на покрывало и потащили, и каждое передвижение моего тела, каждый их шаг со мной отзывались таким адским огнем, такой режущей болью, словно они не тащили меня, а резали снова и снова… Я уже совсем не сопротивлялась, уже не было сил.

В лесу они бросили меня в кусты, неподалеку от места, которое они определили «идеально подходящим» для моей могилы… И тут вспомнили, что забыли лопату, и послали за ней Данилу.

А я… я лежала и еще была… и хоть и была в каком-то слабосознательном состоянии от боли, потери крови, от страха… но я все понимала…

Трое оставшихся закурили и принялись о чем-то перешептываться, и тут… вдруг… раздался собачий лай, звонкий, четкий, громкий, и они… побежали…

Вскоре я услышала лай совсем близко, почувствовала, что кто-то вертится рядом со мной.

– О Матерь Божья, — услышала я женский возглас и вдруг провалилась куда-то, как в пропасть…

Как оказалось, нашла меня местная бабуля, которая возвращалась из соседней деревни через лес – так было короче, ее собачка, обычная маленькая дворняга, и спугнула этих троих, а потом нашла и меня в кустах. А ведь без собаки бабуля могла меня в темном лесу и не заметить, а я… сломанная челюсть, разбитый нос, кровь во рту – даже дышать было больно и трудно, очень больно, очень трудно – закричать уже не было сил… Я уже была почти мертва, почти закопана, почти… За что же это почти?!…

Я резко открыла глаза, дыхание стало частым, тело покрылось липким потом, внутри гнетущий, муторный, противный страх смерти – пот, который он выгоняет из тела, даже пахнет по-другому, невкусно, кисло, плесенью. Я встала, нервно потерла рукой лоб, отгоняя воспоминания, прошла к крану, умыла лицо холодной водой, сделала несколько глотков, и… постояв немного, сняла футболку с лифчиком, аккуратно сложила их на кровать и вернулась к крану. Хоть и было неудобно: холодная вода и маленький кусочек мыла, да и кран располагался довольно низко, на уровне пояса, но я вымыла с мылом подмышки и шею, обтерла холодной водой тело, стараясь смыть с себя этот запах. После я вернулась на кровать, села, обняв себя за колени и уткнув в них голову, думать не хотелось – я гнала свои воспоминания, как только могла, но они упорно не отступали… Эти воспоминания… Эти воспоминания не топились в алкоголе, они не стирались таблетками, иногда они словно утихали, словно брали перерыв, уходили в отпуск, но потом возвращались, они всегда возвращались…

Я подняла голову, снова рукой потерла лоб и огляделась, я уже окончательно не понимала – день или ночь? И какой день? Ужасно хотелось искупаться, надеть чистое белье… Я посмотрела на футболку, взяла ее, прополоснула с мылом и повесила на цепь кровати, лифчик засунула под подушку, решив его не стирать и пока не носить, все равно он только мешал. Вместо футболки надела кофту, которую Маньяк аккуратно сложил на край кровати, немного помялась и все-таки стянула трусы и юбку, кое-как подмылась, под холодной водой это оказалось совсем не просто, юбку надела обратно, а трусы застирала и повесила рядом с футболкой, грустно вздохнула и села… Умывание и стирка вроде отвлекли меня, но воспоминания так и лезли…

Этих четверых тварей даже не посадили, даже не судили, они даже и испугаться-то, наверное, не успели… Возможно, если бы я и увидела их за решеткой, я бы не оказалась сейчас здесь – от этой мысли ненависть с двойной силой разлилась где-то внутри, меня жгла просто невероятная злоба, что никто не отомстил за меня, что никто не наказал Пашеньку и его дружков за то, что они сделали со мной: ни полиция, ни суд, ни зэки в тюрьме (те четверо там просто не оказались), ни отец, ни мать. И даже я… я сама… протянула, промямлила, проворонила…

Открылось окошко, с полки исчезла пустая посуда, и появились очередные бокал и тарелка. Я поела, но уже без охоты, и поняла, что окончательно запуталась во времени – по моим подсчетам еду Маньяк принес больно рано, хотя может и нет… Это пребывание вне времени очень раздражало, рождая внутри какое-то специфичное ощущение уязвимости – чувство полного отсутствия контроля над ситуацией.