Геннадий Мурзин - Сказания новой Руси. Рассказы, сказки, памфлеты, эссе

• Название: Сказания новой Руси. Рассказы, сказки, памфлеты, эссе
• Автор: Геннадий Мурзин
• Жанр: Историческая проза

В книгу «Сказания новой Руси» автор включил более 70 самостоятельных литературно-художественных и публицистических произведений, написанных им за последние двадцать лет. Здесь и рассказы, и современные сказки для взрослых, и острые памфлеты, и актуальные очерки, и эссе на злобу дня, и принципиальные статьи, вскрывающие язвы повседневной жизни.

---

Не долго ерошил реденькие волосёнки на маленькой головёнке малец, не парил много жиденькие мозги. Он выбрал третий путь и твердо зашагал туда. И правильно: юрист – это вам не библиотекарь.

Итак, проходит курс наук, осваивает тонкости юриспруденции. И тут (Боже, какой счастливый случай!) общественное бурление началось, среди мальцов – тоже. Одни стали выступать за старое, говоря, что государству, к коему они причислены, всякие перемены вредны и опасны, другие – за то, чтобы ничего не делать и мять бока на теплой печке, третьи, то есть радикалы, самые шумные, стали возмущать общество и звать к переменам.

Будущий стряпчий, а то и, Бог даст, прокурор, Дениска Макаров (так зовут моего основного героя, делающего погоду в моих сказочках) ходил с митинга на митинг, стоял поодаль, прислушивался да принюхивался, но на рожон не лез, всё больше помалкивал, не распахивал глубины своей души, ни с кем не делился самым сокровенным – убеждениями, значит. Он имел в виду еще одно напутствие папеньки и маменьки: береженого – и Бог бережет. Он также знал, что родители плохого ему не присоветуют.

Его осторожничанье привлекло внимание определенных людей. Вот он стоит у огромного окна аудитории и зубрит УК. Зубрит, а не забывает косить глаз и на то, что происходит за окном, то есть на стихию. И тут замечает рядышком мужичка, еще молодого и такого, как Дениска же, невзрачненького, с такой же бедной, как и у Дениски, растительностью на голове.

– Молчишь? – без приветствий спрашивает неведомый Дениске гражданин.

– Так ведь… это… ну… Как говорится, слово – серебро, а молчание все-таки – золото.

– Гы-гы-гы! – коротко, но со значением хохотнул гражданин. – Значит, ближе к благородным металлам держишься?

– Так ведь… – Дениска кивает в ответ. – Понадёжнее…

– Ты, гляжу, – умничка. Так держать! – говорит гражданин и предлагает Дениске. – Держись моей стороны и у тебя все будет наилучшим образом.

Дениска захлопал ресницами.

– Что есть «наилучшим»?

– Увидишь, – загадочно сказал незнакомый гражданин и снова мрачновато гоготнул.

– Но… Я ведь… Не знаю вас…

– Твой коллега, Путинцев, однокашник… Бывший уже…

– А… Ну, да…

– Поди, слыхал?..

– Кое-что… Преподаватели вами гордятся, говорят, что сразу вам предсказывали великое будущее.

Путинцев со смыслом повторил:

– Держись моей стороны и великое будущее тебя тоже не минует.

– А… это… ну… Не… это… не обманете?

– Однокашники, – важно заметил Путинцев, – своих не кидают.

Юнец и еще совсем не старый мужичек подружились. На почве? Право слово, не знаю. А биографы как-то этот предмет обходят стороной.

Ясно лишь одно: Путинцев Дениску больше не выпускал из поля своего острого зрения и из цепких и весьма-таки когтистых своих рук. Держал всегда неподалеку, без конкретных и нужных дел не оставлял.

Скоро сказка сказывается, но не менее скоро и дело делается… У отдельно взятых граждан, конечно. У того же Дениски, к примеру. Твердо взбирался наверх Наставник (здесь и далее имеется в виду Путинцев), тяжело ступая по скользким ступеням иерархической лестницы, а следом, тихо-тихо, почти неслышно для всех следовал и Дениска. Впрочем, его уже так никто не называл. Теперь он для всех был Денисом Александровичем – только так, а не иначе.

Время – скоротечно, но и иные карьеры не менее быстры. Вот Путинцев уже в Первопрестольной (так народ издревле называет древнюю, а потому замшелую столицу государства), близок к Олимпу. Вскоре туда же перебирается (пока что на скромную должность рядового клерка) и господин Макаров: как говорится, бумажка – туда, бумажка – сюда. Аккуратист Макаров понимал уже, что долго на скромной должности не засидится. И, действительно: его наставник неожиданно оказался на Олимпе и его стали величать не иначе, как Великий из Великих, Мудрейший из Мудрейших. Неожиданно для всякого нормального человека, даже для Дениса Александровича. Не прошло и года, как он из столоначальников выбился в заведующие канцелярией Его, то есть Учителя. Стал на виду у всех. И тут иноземные писаки стали наседать с одним и тем же вопросом:

– К… то… ест… мистер Маккарофф?

«Мистер Маккарофф» совсем не собирался выходить из загадочности, а посему и отделывался иносказаниями, иногда прибавляя к оным легонькую ухмылочку. Он по-прежнему вел себя тише воды и ниже травы. Все подумали: клерк, как есть клерк, еле приметная тень своего попечителя. И даже иноземные борзописцы от него отступились.

Но главный канцелярист царства-государства, тем не менее, работал неустанно, неусыпно, скромно делая свое незаметное для несведущих дело: управляя канцелярией, строго следил, чтобы управляемые им клерки шуршали бумажками пошустрее, а нужные чтобы были во всякое время под рукой. И не забывал напоминать:

– Без бумажки ты, – он показывал ноготок от мизинца, опущенный вниз, – букашка, а с бумажкой, – он задирал высоко-высоко вверх, то есть к потолку, указательный палец, – Человек.

И многочисленные клерки понимали его буквально. И правильно делали, ибо уже стали дотункивать, с кем имеют дело.

Правитель канцелярии, то есть Макаров, все больше и больше, все глубже и глубже увязал в своем обожании Верховного Правителя, то есть Путинцева. Он, то есть Макаров, готов был земельку целовать, по которой ходили ноженьки Попечителя, то есть Путинцева, слепо блюдя его интересы, хотя и про свой интерес не забывал ни на минуту, помня еще одно наставление папеньки: своя рубашка – ближе к телу. О своем личном интересе он, по правде-то говоря, старался помалкивать, чтобы не пробуждать нехорошие мыслишки у окружения – у тех, кто под ним, а того больше у тех, кто над ним.

А годы мчались, а реки, бурля и пенясь на перекатах, всё несли и несли вперед свои воды. Дениска (я, извиняясь, Денис Александрович) тем временем плыл, управляя веслом, по течению. Плыл и радовался, что все хорошо у него складывается по жизни: ежели идет по канцелярии, то все пред ним, все еще, по сути, мальцом, шапки ломают, немилосердно гнут спины, заискивающе ловят каждое произнесенное им слово и даже мимолетному взгляду радуются, точно детки малые, когда оных одаривают шоколадкой. Теперь Дениска важничает, позволяя окружению его любить. Теперь Дениска уже ходит не так, как прежде: перестал горбиться – грудью, выпячивая ее нещадно, всё вперед да вперед. Нет, Дениска возвращает себя и в прошлое состояние, но лишь в том случае, когда оказывается пред светлыми очами своего Покровителя: тут он тише воды и ниже травы. Как-то, глядучи на покорность своего ученика, Покровитель сказал:

– Правильно делаешь…

Денис Александрович, поняв с полуслова (чаще всего он понимает и без слов) своего Учителя, кинулся, обуреваемый великими чувствами, в ноги, и возопил:

– О, Великий из Великих! Ежели бы у меня был фамильный герб, то на нем бы я начертал главный свой девиз…

– А именно? – хитро щурясь, интересуется Покровитель.

– Без лести предан! – выкрикивает Макаров.

– Ну, да, – Покровитель с сомнением качает головой: это он специально подтрунивает.

– Я!.. Если понадобится!.. Готов!..

– Все так говорят, – продолжает трунить Покровитель, – а как только трон подо мной закачается, то…

– Я?.. Да ни в жизнь!..

– Не будет, значит, подножки?

Дениска, бледнея, выпаливает:

– Никогда, о, Мудрейший из Мудрейших!

Выпалив, незаметно отрывает от пола юркие глазёнки, чтобы проверить, каково впечатление он произвел на Покровителя. Кажется, убедил, что ради него раб не пощадит живота своего. Стало быть, прошел очередную проверочку, как выражаются нынче в сих палестинах, на вшивость. Стало быть, по-прежнему Покровитель не оставит его без своего доверия, а это… Доверие сидящего на троне – великое счастье, о коем мечтают миллионы. Мечтают, в самом деле, многие, да жребий выпадает единицам и он, Дениска, прикоснулся к избранным: если не поскользнется, то пойдет далеко и взберется высоко-высоко, до того высоко, что и подумать пока ему страшно.

О том ли в то время думал Дениска? Кумекал ли про будущее? Неизвестно даже самым близким летописцам, а уж мне – и подавно.

Часть вторая

А годы, будто вздыбленные жеребчики, резво мчались вперед, унося в своих тесных объятиях и главного персонажа этих сказок. Удобно уместившись в кресле главного канцеляриста, он накрепко сросся с нравами и обычаями, окружавшими его, потому что они сильно нравились, как выражаются его соплеменники, легли на душу. Сонмище клерков, важных и не очень, умных и так себе, серединка на половинку, населяющих канцелярию, всмотревшись до рези в глазах в образ новоявленного шефа, пришло к выводу: тихоня (так его прозвали за глаза) себе на уме и покажет всякому, почём фунт изюма. Стелет, одобрительно говорили они, мягонько, да спаться будет всякому зазевавшемуся жестковато, стало быть, добавляли восхищенно, с Дениской надо держать ухо востро, а хвост, извините, пистолетом, ибо, допустив слабину, легко можно лишиться как того, так и другого. Клерки-старожилы не могли не заметить в повадках Дениски нечто, уже ими виденное лет так с десяток назад, когда канцелярией правил тот, который нынче и царь, и Бог, и воинский начальник для всей необъятной державы.