Геннадий Мурзин - Сказания новой Руси. Рассказы, сказки, памфлеты, эссе

• Название: Сказания новой Руси. Рассказы, сказки, памфлеты, эссе
• Автор: Геннадий Мурзин
• Жанр: Историческая проза

В книгу «Сказания новой Руси» автор включил более 70 самостоятельных литературно-художественных и публицистических произведений, написанных им за последние двадцать лет. Здесь и рассказы, и современные сказки для взрослых, и острые памфлеты, и актуальные очерки, и эссе на злобу дня, и принципиальные статьи, вскрывающие язвы повседневной жизни.

---

О том ли в то время думал Дениска? Кумекал ли про будущее? Неизвестно даже самым близким летописцам, а уж мне – и подавно.

Часть вторая

А годы, будто вздыбленные жеребчики, резво мчались вперед, унося в своих тесных объятиях и главного персонажа этих сказок. Удобно уместившись в кресле главного канцеляриста, он накрепко сросся с нравами и обычаями, окружавшими его, потому что они сильно нравились, как выражаются его соплеменники, легли на душу. Сонмище клерков, важных и не очень, умных и так себе, серединка на половинку, населяющих канцелярию, всмотревшись до рези в глазах в образ новоявленного шефа, пришло к выводу: тихоня (так его прозвали за глаза) себе на уме и покажет всякому, почём фунт изюма. Стелет, одобрительно говорили они, мягонько, да спаться будет всякому зазевавшемуся жестковато, стало быть, добавляли восхищенно, с Дениской надо держать ухо востро, а хвост, извините, пистолетом, ибо, допустив слабину, легко можно лишиться как того, так и другого. Клерки-старожилы не могли не заметить в повадках Дениски нечто, уже ими виденное лет так с десяток назад, когда канцелярией правил тот, который нынче и царь, и Бог, и воинский начальник для всей необъятной державы.

– Копирует, – смоля в курилках, шептались они и кивали куда-то в потолок. – Как и его Покровитель, – добавляли старожилы, – строит наполеоновские планы, которые, неровён час, могут и осуществиться.

Канцелярия шефу не завидовала. Канцелярия Дениску зауважала. Канцелярия (поголовно вся) стала искать благоволения начальства, ибо отлично понимала: шеф, если они ему приглянутся, вспомнит и отплатит верную службу сторицей. Угодничая, в первых рядах, как водится, оказались молоденькие и смазливенькие дамочки, ненавязчиво начавшие заигрывать: бросать в сторону шефа ласковые и зазывные взгляды, почаще попадаться, будто случайно, ему на глаза, искать повод, чтобы лишний раз оказаться в его кабинете, где, находясь с глазу на глаз, одарить очаровательной улыбкой, обронить (опять же случайно) комплимент. Дениска – кремень, но и его сердце не камень, а потому легко может растаять под нежными взглядами чарующе прекрасных особ. Все знали установку: на службе – нет места флирту, на службе, уткнувшись носами в столешницу, надобно с утра до вечера лишь служить. Однако… Слаб мужик… Он не защищен от сатаны в коротусенькой юбчоночке. Я, право, не знаю, угодил ли глава канцелярии в раскинутые сатанинские сети, но вот другой факт очевиден: у «тихони», расхаживающем по обширной канцелярии, окреп голос, расправились плечи, грудь – вперед, поступь решительная, а действия опасные. Всеобщее обожание даже с маленьким человечком совершает чудеса, обращая его в косую сажень в плечах, то есть в былинного богатыря, готового к подвигам во имя чести державы, во благо благоденствия ее народа.

Перемены разительны. И не только во внешности. В курилках клерки прозрачно и незлобиво намекали на сходство шефа с одной большой и важной птицей, которая, даже принимая пищу, не теряет, важничая, чувство собственного достоинства. Нельзя было не заметить, как шеф стал покрикивать на подчиненных; как стал избирательно относиться к ходокам, обивающим пороги его канцелярии: с одними мил и сердечен, а других близ своего порога не допускает, лишь завидев издали, начинает гневаться, сучить, то есть топать, ножонками.

Такое чудесное преображение не только не убавило число его обожателей, а, наоборот, удвоило. Всяк понимал: высокий чин входит в силу, а посему с ним надобно держать себя так, чтобы всегда быть угодным, покладистым, предвидеть и осуществлять всякое его желание.

Теперь прежним «тихоня», я повторяю, был в одном только случае, а именно: когда представал пред светлыми очами своего Покровителя: становился, как говорится, тише воды и ниже травы; старался больше слушать и поменьше, без крайней надобности, рта не раскрывать, чтобы ненароком не показаться умнее, чем он есть на самом деле, в особенности, умнее Попечителя, пред которым он по-прежнему трепетал, точнее, больше прежнего трепетал. Чтобы потрафить Наставнику, Дениска, который никогда не блистал спортивными достижениями, встал на горные лыжи и всерьез задумался о приобщении к дзюдо. Как-то, заметив спускающего с горы Дениску, Наставник подозвал к себе. Похлопав покровительственно по спине ученика, Великий человек (то ли в шутку, то ли всерьез) сказал:

– Верной дорогой идешь, товарищ…

В другой раз, уже на татами, поглядывая на неуклюжего ученика, ухмыляясь, Учитель сказал и так, чтобы окружение слышало:

– А ты мне нравишься.

Дениска решил съюморить:

– Только сейчас?

Путинцев не понял столь тонкого юмора и ответил вполне серьезно:

– Нет… Давно… Но с каждым днем всё больше и больше.

Дениска смущенно опустил глаза вниз, изображая из себя стыдливую девицу.

– Премного благодарен, Учитель…

– Вот и славно, голубчик. Если дальше так дело пойдет, то… Планы имею насчет тебя. Не скурвишься…

Дениска намеренно не дал закончить мысль.

– О! Да я! Костьми лягу ради вас, но…

– Все так говорят, да не все делают, – многозначительно в очередной раз бросил Путинцев, потом, применив свой коронный прием, кинул на ковер тренера, который не мог, не имел права не поддаться дзюдоисту Путинцеву, так как держава не простит столь вольного обращения с драгоценнейшим телом Верховного Правителя.

Часть третья

Отцвела весна, отблагоухала. Прошло лето, укатило в даль-дальнюю. Канула в Лету и златая осень. Как всегда, неожиданно для державников наступила зимушка-зима с ее снежными метелями и лютыми морозами. Народ, угомонившись, залег на печах и носами, подрёмывая, запосапывал.

И лишь в палатах белокаменных, далекими предками построенных, нет тишины – там переполох. Курьеры важные, бережно держа депеши засургученные, снуют туда-сюда: от Красного крыльца до Старой площади Первопрестольной и обратно. Редкие прохожие, поёживаясь на морозце, глядя на суету, задрав на затылки поизношенные шапчонки и раздумчиво почесывая немытые шевелюры, догадливо хмыкали.

– Не иначе, – говорили, – Покровитель что-то затевает, – просморкавшись на снег и утерев красные носы подолами задрипанных зипунов, друг друга спрашивали. – Неужто опять того… этого… Ну, реформы какие-нибудь удумал? – перекрестясь на храм Василия Блаженного, сплюнув через левое плечо, добавляли. – Пройди, лиха-беда, мимо, изыди!

Главный канцелярист о ту пору сам сна напрочь лишился и всех клерков замордовал. Он искал и не находил решения задачи, поставленной перед ним его Покровителем. А время уходит – так считает Наставник, хотя его подопечный полагает иначе (год с гаком до тревожащего события), но молчит, ибо возражать – себе дороже. Давно ли на его глазах Путинцев выпер главу своего Кабинета Министров Касьянкина. Уж на что Касьянкин был послушным Великому Правителю, а вот взял и турнул. И за что? Лишь за то, что тот поимел свое суждение. Хотя, как догадывается Дениска, не только и не столько за это. Касьянкин, видишь ли, вполне мог стать конкурентом его Попечителю, то есть заявить однажды претензии на верховную власть. Отчего бы и нет? Глядится, особенно рядом с Великим Правителем державы, ставшим таковым по дикому стечению обстоятельств, выигрышно, иначе говоря, импозантно: высокий, стройный, холёное лицо, грамотная речь, образованный и опытный экономист (не чета чекисту), прямая и слишком явная противоположность Покровителя. Так что иметь рядом столь опасного конкурента – себе дороже и действия, предпринятые в сторону Касьянкина, Дениска безоговорочно одобряет, ибо он сам поступил бы на месте его старшего друга Путинцева точно также. Говоря по чести, Дениска готов помечтать, что когда-нибудь и может статься, что… Мечты гонит вон, так как понимает: они несбыточны как практически, так и теоретически. Стало быть, в статусе погонялы у Покровителя бегать ему до скончания жизни, впрочем, и тут никто не дает гарантий. Сболтнешь что-нибудь этакое и полетишь вверх тормашками в Тмутаракань.

Страх в глазах и дрожь в коленках явно свидетельствовали о том, что судьба Дениски висит на волоске: еще чуть-чуть и полетит, без учета многолетнего верного служения, в тартарары. И полетел бы! Но тут судьба вновь улыбнулась, улыбнулась широко и самым загадочным образом. Ну, не чудо ли, а!?

Ближе к вечеру зазвонил заветный, украшенный двуглавым орлом, телефонный аппарат. Дениска, не ожидавший от звонка ничего для себя хорошего, лихорадочно схватил трубку.

– С радостью слушаю, дорогой Василий Васильевич!

На том конце провода, очевидно, не разделяли его восторженные эмоции, поэтому коротко и бесстрастно прозвучало:

– Завтра едем на охоту и на шашлыки.

По правде говоря, то было единственное увлечение Наставника, которое не влекло Дениску и на которое соглашался скрепя сердцем.