Лиза Борейш - Блудный сын Франции. Роман

• Название: Блудный сын Франции. Роман
• Автор: Лиза Борейш
• Жанр: Русское современное

Это история француза, который потерял Родину, но нашёл в себе силы вернуться и стать творческим человеком на полную катушку. Жажда жизни приводит к запою.

---

– Наконец-то! Прозрел! Я уж думала, ты никогда не возьмёшься за голову.

– Тётя Флёр. Я возьмусь за неё.

– Рада это слышать. В жизни просто так ничего не даётся, и чем раньше ты это усвоишь, тем будет лучше для тебя. И будь так добр, сделай лицо попроще, завтра всё-таки праздник. Ты весь последний год ходишь, как в воду опущенный. Ты принимаешь наркотики?

– Нет.

– Ты всё время что-то пишешь. Уверен, что это талантливо?

– Нет.

– Хочу, чтобы это прекратилось. Нельзя забивать себе голову тем, что ты особенный. Это, скорее всего, не так.

– А если так?

Не мог заснуть опять. Мне показалось, что кто-то слушает мои мысли из-за стен. Я знал, что так думают только параноики. Или те, кто сошёл с ума. Попытался для успокоения вспомнить что-нибудь из детства, что-то хорошее – и не смог. Вот, опять эта моя мизантропия. Ночные мысли о самоубийстве. Кто изобрёл безопасную бритву? Какой-нибудь трус. Он на самом деле боялся порезаться сам, и поэтому придумал. Страх подтолкнул его к гениальному изобретению. Страх за своё горло. Завтра я выйду пораньше, хотя несколько раз видел, что Либерман как по расписанию с девяти до десяти вечера продолжает свои надменные прогулки. Он точен, как часы. Тут меня начало преследовать ощущение, что складывается всё слишком удачно для меня. Свадьба эта… народ. Все перепутаются, будучи пьяными – кто здесь, кто там. Подозрительно совпадает день.

Темно по вечерам. Листья с деревьев не опадают очень долго. Уже и не живые, а всё равно. Они создают укрытие. Что-то редкостное. А если меня кто-то ждёт? Да некому! Ну не устроит же мне Жак засаду? Исключено. Я придумываю себе всякие ужасы, как человек, который боится идти к врачу, заранее называет себе гробовым голосом наиболее жуткий диагноз. Я так боюсь, что моя речь заморожена. Это как будто я пишу полицейский отчёт. Он слишком сильно унизил меня, этот Жорж, чтобы мы могли с ним жить на одном свете. И даже в одной тьме мы бы с ним никогда не поладили.

«Я тебе не раб,
У меня есть крылья,
И пускай я слаб —
Моё зло сильно».

Вот что я имел ему сказать. Я скажу ему это дубинкой. Коротко и ясно, потому что на словах до него не дойдёт, и он дальше будет обжираться и барствовать, словно откормленная кальянная гусеница, вообразившая, что она важнее любой бабочки; этой гусенице уже никогда не полететь. Ожирение. Я часто крутил в голове эту сказку и никогда не мог понять, что в ней хорошего. А ещё «Маленький принц», точнее фраза: «Мы все родом из детства». Если это так, я хочу избегнуть Родины. Я вырвусь из этого повседневного полиэтилена, который не даёт дышать. Я должен. Я сделаю плохую вещь, и дальше будут хорошие. Я оставлю тётю и дядю, и школу, и это случится довольно скоро. За всё это время никто по-настоящему и не спросил, что со мной не так. Хотя только и говорили, что я разболтался, пошёл вразнос и говорю всякие колкости, и почему я, такой-сякой, не заправляю кровать и не радуюсь жизни. Много шума из ничего. Они ведь ничего не знали о моей жизни.

– Ив, ты хочешь поехать на юг?

– Да.

– Надолго.

– Не мешало бы. А что, дядя?

– Ничего. Хотел знать твоё мнение.

– Там лучше, чем здесь.

– Вообще-то, от себя не убежишь.

– А я попробую.

– Сначала попробуй закончить школу.

– Классные были каникулы в Ницце. Там повсюду море, чайки, аромат роз. Я даже забыл на какое-то время, что со всеми собачусь. Меня отпустило.

– Если ты не будешь собачиться, сможешь получить там работу.

– Не знаю, что за работа, но раз уж это так обязательно, я лучше не буду собачиться в Ницце.

– Будешь помощником садовника. Не сейчас, позже.

– Да хоть завтра. Уж больно мне всё это надоело. Да не то, чтобы только всё, но и все. Но, так уж и быть, я сначала доучусь, чтобы не выглядеть круглым дураком. Хотя круглым я и так не выгляжу.

Дядя вышел быстро и без комментариев. Видите ли, я звал их с тётей «два толстяка». Дядя – толстый, я – желчный. Звали его Поль-Этиен, я говорил, что он – полиэтилен, когда дядя заплывал за буйки, нёс всякую чушь и поучения. В день свадьбы дочери его, вроде как, отпустило, тем более, что он придумал, куда бы меня, сорванца, сплавить! Вот зачем ему связи! Я всё равно найду способ заниматься литературой. Или он найдёт меня сам, одно из двух. Или всё будет плохо. Ив, помни. Сначала – убийство, потом – красота. Соберись и возьми себя в руки, в руки – биту. Встань и иди.

– Ты идёшь?

– Да, иду!

– Опять все ждём тебя!

– Вот он я!

– А ты сегодня симпатичный.

– Спасибо, Натали. Ты тоже.

Два часа проходят как в тумане, официальная часть заканчивается, пока эти жизнелюбы фотографируются на улицах прекрасного нашего Парижа, я иду домой, собираюсь и опять, и опять я нервничаю! Я как на иголках! Мне не с кем поговорить! При первой же возможности заведу себе друга или девушку, а лучше – и то, и то, это ведь разное. Надо иметь рядом кого-то, с кем можно обсудить переломные моменты. Меня трясёт. Я выхожу из дома. Жорж, наверное, скандалит с женой. Ему выходить ещё рано. Я так устал от него! От самой мысли о том, что он есть! Он превратил меня в параноика, одержимого местью! У меня появилась мечта: вот бы у меня отшибло память. Нет никакого Либермана! Ницца – реальна, это – город, а Жорж – пустое место, призрак, фантом, провал в памяти. Стереть бы его. Я бы даже согласился на несмертельный удар по голове – буду щедрым! – на сотрясение мозга, лишь бы больше его никогда не вспоминать! Оставлю его здесь, под крышами Парижа, как старую пластинку, которая уже ничего не может играть, а только скрежещет, когда на неё ставишь иглу. Жорж, не стой под иглой! Нет, стой! Я тебя жду. Это ты переспал со своей смертью, Жорж. И ею был я. Ты любишь тёмные аллеи? Любишь. Ты любишь мальчиков? Любишь. Хорошо, получи, мучитель, своё. Иди погулять, выкури сигару. Это твоё последнее желание. Ты и себя, и меня произвёл в преступники, как ни горько. Ты теперь умрёшь, а я буду в этом виноват. Я не буду оправдывать ни тебя, ни себя. Жорж, мне страшно. Мне страшнее, чем тебе, потому что я знаю, на что иду, а ты думаешь, что идёшь на прогулку.

– Жак, закрой за мной дверь!

– Сегодня я пойду с тобой!

– Нет, я сам. Мне надо подумать.

– О чём ты там думаешь каждый день?

– О том, какой могла бы быть моя жизнь. Дай мне спокойно погулять, ладно? Не будь, как твоя мать. Не лезь ко мне, когда я этого не хочу. Это очень раздражает.

Я его вижу. Он идёт, покачиваясь, будто бы под музыку. Чувствую этот вечерний ритм. Я помню, что в тот вечер играла музыка. Насилие не сочетается с ней, под это дело уж лучше тишина. Сейчас темно. Не «хоть глаз выколи», но так, что если ты идёшь тихо, тебя не видно. Я иду, как будто гуляю. Может быть, я устал после игры в бейсбол. Я сокращаю расстояние не торопясь, не прячась – иду себе, как можно ближе к деревьям, не по центру аллеи. Это будет в последний момент. Я жду, когда сдадут нервы, но они не сдают. Это хорошо, это удивительно. Ещё минуты три. Вот завернёт он за угол, там вообще никто не ходит и ничего не видно, это старый угол парка, фонари освещают сердцевину, более важные аллеи. Так часто бывает в садах. Жорж рассказывал, что ему нравится в темноте. Нарочно выбирает маршруты, чтобы ходить незамеченным. «В этом что-то есть», – как он мне в своё время сообщил. Ощущение опасности. А может, он вообще из тех грязных типов, которые выскакивают из кустов, распахивая плащ? Ну, нет, это я уже загнул. Такие демонстрации – для слабаков. А Жорж – настоящий мужчина. Муж, отец и насильник. И художник.

– Аааа! Помогите! Сюда!

Я не верю своим глазам! Он падает! Прямо резко! Хрипит что-то. Появляется человек, ещё двое, я смотрю из своего жалкого укрытия. Он не хрипит больше.

– Вызовите скорую!

– Скорее!

– Где телефон?

– Поздно! Пульса нет!

– Он умер?! Кто это?

У Жоржа случился сердечный приступ, и он мгновенно отдал душу Дьяволу. Мучился секунд десять, это красная цена. Так нечестно. Если бы мы с ним могли поменяться – я бы с готовностью выбрал смерть от сердечного приступа, а не этот ужасный стыд! Несправедливо! Я ему не отомстил. И не отомщу. Я упустил свой шанс. Не будет никакого сведения счетов, никакого искупления. Приехали. Смерть украла его у меня! Он улизнул к ней под юбку. Так нельзя! Я не слышу пока сирен. Я убит. Он мёртв. Мне нужно было сдать ему сдачи, я всё продумал! Теперь меня не за что ловить. Мне очень пусто. Я никогда не буду отмщён. Так вот и поступают с такими, как я. Кто-нибудь подумает: «Есть на свете Бог!» А я вот подумал, что нету. Если вы считаете, что я не прав, значит, либо у вас другой характер, либо вы не знали насилия. Так или иначе, вам повезло. Мне – нет. Проходят минуты, я слышу сирену. Я во второй раз в жизни ночью не могу заставить себя двинуться домой, до того мне худо. Даже после смерти этот проклятый нечестивец не даёт мне жить! Он надо мной просто издевается. Он любит так делать. Он умер, а я не рад.