Евгений Иванов - Онтология субъективного

• Название: Онтология субъективного
• Автор: Евгений Иванов
• Жанр: Философия

В книге рассмотрен широкий круг вопросов философии сознания: феноменология сознания, проблема природы индивидуального «Я», отношение сознания и внешнего мира, психофизическая проблема.

---

Рассмотрим некоторые другие подходы к пониманию смысла. Мы уже отмечали тенденцию к элиминации сферы субъективного в современной философии. Такой же элиминации был подвергнут и смысл. Мы имеем в виду многочисленные попытки редуцировать смысл к каким-либо «внешним», «объективным» его проявлениям. Такой подход характерен в частности для прагматизма (Ч. Пирс), лингвистической философии (Л. Витгенштейн, Дж. Остин и др.), операционализма (П. Бриджмен), а также для бихевиористически ориентированной психологии. Смысл в этих случаях целиком определяется через наблюдаемые поведенческие реакции и понимается как некая способность (интенция) к осуществлению таких реакций. Конкретно смысл определяют как «реакцию на знак» (Л. Витгенштейн), «совокупность операций» (П. Бриджмен), «совокупность практических следствий» (Ч. Пирс), «способ употребления слов» (Л. Витгенштейн). Смысл понимается, таким образом, не как «субъективное состояние», а как «осознанно направляемая и повторяемая деятельность» (П. Бриджмен [258]) в ответ на предъявляемый знак. Такой подход, с нашей точки зрения, верно отображает наличие в составе смысла поведенческих интенций. Но смысл совокупностью таких интенций не исчерпывается. Кроме того, здесь полностью «выносится за скобки» вопрос о субъективной данности (переживаемости) интенций.

В состав смысла могут входить компоненты, которые никакой реакции субъекта не обуславливают, и не могут обуславливать. Например, смысл видимой мною звезды, отчасти, состоит и в том, что когда-нибудь (через много миллионов лет) эта звезда погаснет. Но этот факт никак на мою деятельность повлиять не может. Смысл любой вещи определяется отношением к деятельности субъекта лишь постольку, поскольку вещь имеет какое-то отношение к человеческим потребностям. Но вещь имеет определенный смысл даже в том случае, если она нейтральна по отношению к потребностям. Нужно, видимо, признать, что смысл включает в себя любые отношения между любыми вещами. Тогда смысл вещи – есть просто интегральная совокупность отношений данной вещи ко всем другим вещам – как действительным (наличным), так и вещам возможным.

Все попытки как-либо специфицировать смысл, свести его к отношению какого-либо определенного рода, с нашей точки зрения, – бесперспективны. (В качестве примера такой попытки «специфицировать» смысл можно привести известную концепцию смысла А. Ф. Лосева [112]. Лосев определяет смысл через отношения «тождества» и «различия». Это, безусловно, очень общие отношения, они действительно существенным образом определяют смысл, но смысл не исчерпывается только этими отношениями. В смысл, в частности, следует включить также и причинно-следственные отношения, а также отношения пространственной и временной смежности, которые, очевидно, не сводятся к «тождеству» и «различию»).

У Фреге можно найти еще одно определение смысла, также широко используемое в «логических» теориях смысла: смысл есть «условие истинности». Если денотат слова, по Фреге, – это «сама вещь», то денотат предложения – есть «истинностное значение». Т.е., иными словами, смысл предложения раскрывается через указание условий, устанавливающих истинность данного предложения. Эта теория практически не дает ничего нового по сравнению с рассмотренной выше концепцией смысла как «способа указания на денотат». Смысл здесь определяется не через указание на конкретный предмет, а через указание на некую ситуацию, т.е. совокупность определенным образом взаимосвязанных предметов. Недостаток этой теории – это опять-таки ее «атомарный» характер. Смысл раскрывается через отнесение к конкретной ситуации. Но ситуация также имеет некий смысл, который для своего раскрытия требует апелляции к чему-то уже за пределами данной ситуации и т. д.

В некоторых случаях смысл предложения определяется как «информация», которая в нем содержится (т.н. «информационный подход»). Информация, при этом, понимается как мера ограничения некоторого исходного множества возможностей, обусловленного принятием (в качестве истинного) данного предложения [34]. Если попытаться перевести эту теорию на язык «субъективных данностей», то следует признать, что представленность смысла в сфере субъективного предполагает репрезентацию в ней исходного Универсума возможностей, а также репрезентацию тех ограничений, которые осмысляемый предмет (слово, предложение, некий чувственно воспринимаемый объект) накладывает на это множество. Заметим, однако, что сознание никогда не находится в состоянии «чистой доски» – не заполненной каким-либо смысловым содержанием. Следовательно, исходное «множество возможностей» – всегда уже каким-то образом ограничено. Это означает, что «новая порция информации», сопряженная с осмысляемым объектом, может не только ограничивать спектр возможностей, но и открывать новые возможности. Иными словами, процесс осмысления с этой точки зрения предстает как некая «игра возможностей», как серия ограничений или расширений исходного (Универсального) спектра возможностей. С нашей точки зрения – это наиболее адекватное представление о природе и характере функционирования смысла.

Перейдем теперь непосредственно к анализу субъективной формы данности смысла субъекту.

Заметим, прежде всего, что смыслы не обладают никакой чувственной определенностью. Предположим, что я слушаю непонятную мне речь на иностранном языке. Вдруг в какой-то момент я осознаю, что говорят по-русски, но с очень сильным акцентом. В этот момент появляется смысл, который до этого отсутствовал. Но что при этом изменилось в моем самоощущении? Когда я задаюсь этим вопросом и «всматриваюсь» в себя – я не нахожу никаких явных изменений в своем внутреннем мире – вроде бы все остается по-прежнему и, вместе с тем, с возникновением смысла, мое восприятие речи непостижимым образом радикально изменяется! Получается, что я непосредственно переживаю смысл сказанного, но не знаю, в чем заключается это переживание, не знаю, что я, собственно, переживаю.

Таким образом, смысл как бы одновременно и присутствует и не присутствует в моем сознании, и дан и не дан мне. Нельзя сказать, что смыслы не существуют, поскольку наше восприятие явно осмысленно, наше мышление – есть «порождение» новых смыслов, сама наша личность – это система индивидуальных смыслов, но, с другой стороны, мы не можем отождествить смысл с каким-либо конкретным, явным, актуальным содержанием нашего внутреннего мира. Смысл не сводится ни к ощущениям или образам, ни к представлениям, ни к переживанию отношений между актуальными ощущениями, образами и представлениями. Таким образом, смыслы, наряду с желаниями, оценками, эмоциями, волей, образуют «внечувственное» или «идеальное» содержание сферы субъективного.

Честь открытия «идеального» принадлежит Платону. Он называл идеальные сущности «умопостигаемыми», «безвидными», а единичные смыслы называл «эйдосами» или «идеями». Платон отождествлял эйдосы со смыслами общих понятий, т.е. с универсалиями. Однако, другие платоники, например Плотин, допускали существование и конкретных идей: наряду с идеей «человека вообще» существуют и идеи конкретных людей, например, идея Сократа или идея Аристотеля.

Итак, смыслы есть специфические «данности» сферы субъективного, которые не только не сводятся к каким-либо формам субъективной репрезентации сенсорных данных, но и вообще лишены каких бы то ни было признаков «вещности»: пространственности, качественной определенности, чувственной модальности. (Именно отсюда, видимо, и проистекает весьма распространенная точка зрения, согласно которой смысл как таковой «не существует». В древности реальность смысла, как самостоятельной онтологической единицы, отрицали стоики (т.н. «концепция лектона»). В ХХ столетии взгляды стоиков пытался воскресить Ж. Делез, по мнению которого смысл есть «поверхностный эффект», т.е. нечто существующее лишь в качестве аспекта вещного мира и лишенное самостоятельной реальности [55]. В отечественной литературе сходную точку зрения отстаивал Г. П. Щедровицкий, который утверждал, что «смысла не существует, а существует лишь процесс понимания» [234 с. 559]).

Хотя смыслы в момент их переживания не обнаруживают себя в какой-либо определенной форме, мы можем, при необходимости, по крайней мере, частично «развернуть» смысл (например, слова) в совокупность представлений или как-то словесно описать содержание того или иного смысла. (Например, если меня спросят: каков смысл слова «слон», то я отвечу: это крупное травоядное млекопитающее из семейства хоботных, серого цвета, с большими ушами и т.д., могу также представить себе слона). Рассматривая такого рода «развертки» мы можем заключить, что смысл, в его объективном значении, есть, прежде всего, отнесение осмысливаемого элемента (слова, образа, представления) к прошлому опыту (хотя целью этого отнесения может быть прогноз или установка, относящаяся к будущему).