Борис Сафин - Целинный разлом. Повесть

• Название: Целинный разлом. Повесть
• Автор: Борис Сафин
• Жанр: Русское современное

Казахстанская Целина приняла всех. Чтобы люди жили, творили, любили, берегли её, как добрую мать. Для кого-то она стала началом крепкой семьи, для кого-то полем рискованных экспериментов. То она одаривала людей богатым урожаем, то осыпала горячим песком. Для Гриши с Феней она стала гостеприимным домом, где выросли дети, внуки, правнуки. Теперь это их ЦЕЛИНА! Земля, впитавшая украинские, русские, татарские, казахские традиции. И им хорошо на этой земле!

---

Горилка тёплой волной разошлась по груди. Вентилятор над столиком бесшумно крутил свои большие крылья, вороша кудри Ивана и салфетки в серебристой вазе на столе. Хорошо!

– Вчора мы с хлопцами поспорили. Почему наша шахта называется шахта 20—20 бис? – Иван отодвинул пустую тарелку из-под борща в сторону, – Степан говорит, что бис – это «Бассейн имени Сталина». Что Сталин, в конце войны, пообещал взять восстановление Донбасса под свой личный контроль. Поэтому областной город и назвали в его честь. А восстановленные шахты награждали, как медалью в честь вождя, добавляя цей «бис». Лексей смеётся. Каже, шо «бис» это чёрт, чи чертяка, як наши шахтеры посля смены. Мол, когда Сталин, первый раз, увидел шахтеров выходящих наверх, из под земли, то воскликнул: «Ну вылитый бес!». По – нашему «бис». Когда он спросил у начальника шахты: «Как называется этот объект?», то начальник от волнения начал заикаться и отрапортовал: «Шахта 20…20.. бис». Так и записали в газеты. Как ты думаешь, Гриша? Брешуть?

– Красивая сказка! И где ты успеваешь набраться этих фантазий?

– Дак цеж ни я. Це хлопцы говорять.

– Ты вот Иван, когда артисты на шахту приезжали, что кричал? Бис! Бис! Не бассейн же имени Сталина! Или чертей звал?

– Помню. Гарно спивали! Так бы и слухав, и слухав.

– Вот, «бис» это повторить ещё раз. Когда шахты восстанавливали, следующие номера были уже заняты. Поэтому и нашли выход – сделать просто повтор: «20—20 бис». Понятно?

– Понятно, – Иван взялся переворачивать котлетки.

До окончания перерыва еще полчаса, а графин уже сиротливо стоит на краю стола, вызывающе показывая пустое дно. Да и котлетка жалостливо зарылась в гречку и ждёт чего-то. Друзья, переглянувшись, без слов поняли друг друга, и стали искать в зале кружевной передник.

– Красавица! Нам ещё графинчик. Больно хорош у вас борщ!

…Когда официантка принесла счёт, у Гриши брови взлетели до того вентилятора. «Вот и пообедали. На пол телевизора! У них что, в том борще рябчики плавали?».

– Да не переживай Гриша! Прорвёмся. Пишлы, а то очередь набежить.

В отделе радиотоваров было всего несколько покупателей. Рыжий дядька что-то горячо объяснял у кассы.

– Товарищ кассир! Может, посмотрите ещё. Я уже третий раз приезжаю, и всё зря. Может, посмотрите? Может на складе осталось?

– Товарищ! Я же вам ясно сказала. «Рубины» закончились ещё утром. Ждите нового поступления. Или берите «Рекорд». Посмотрите, какая красота, какой дизайн! И совсем не мелькает, как у «Рубина».

– У меня мелькает от такой цены. Он же в два раза дороже «Рубина!».

У Гриши ёкнуло под сердцем, когда он подошел к витрине с телевизорами. В ряд, торжественно, выстроились серебристые «Рекорды-331». «Вот он красавец» – Гриша махнул Ивану: «Вот мои – то обрадуются!».

– Да, як мы хотели! Пишлы выписывать. Хай проверяють. Скильки вин стое?

– Двести десять рублей, – медленно прочитал Гриша сумму на ценнике.

– Скильки? Двести десять? Да вин шо, из золота сроблен?

– Подожди, давай посчитаем, сколько у нас осталось, – Гриша достал из кителя деньги и начал с волнением пересчитывать, – Сто. Сто двадцать. Сто восемьдесят. Сто девяносто восемь. И еще пятьдесят копеек. Не хватает 11 рублей. Ваня, займешь до дому?

– Добре друг! Який разговор, – Иван закончил считать свои остатки денег и, замер, как манекен из другого отдела универмага, – сто восемьдесят четыре. Вот тебе и графинчик! Вот тебе и котлетки!

Минут пять друзья стояли и смотрели на телевизор в молчаливом оцепенении. С каждой минутой телевизоры отдалялись всё дальше и дальше, унося с собой мечту и надежды. Одновременно подумали: «А что мы скажем жинкам?». Одновременно бросились к кассе.

– Товарищ кассир! Не могли бы вы показать телевизоры попроще, подешевле?

– Подешевле только «Рубин». Но они ещё утром закончились. Новую партию привезут только завтра утром. Можете записаться на завтра, мы отложим.

– Дивчина добрая! Мы шахтеры из Горного, завтри на смену. Може побачишь на складе? Всего два телевизира. Може побачишь, а?

– Здесь все шахтеры. И все горняки. А «Рубинов» на складе нет, и сегодня не будет. Выберите что-нибудь другое.

Другое! Легко сказать другое. Детишки ждут. Жена ждёт. Ох, и ждёт жена! Ещё как ждёт! Гриша представил Феньку со скалкой в руках, а Иван свою Валюху со сковородкой в дверях, и обоих вдруг осенило.

– Слушай, Гриша. А давай скажем, что телевизоры шибко мелькають, а это вредно для детей.

– И купим по радиоле. У тебя ведь тоже нет. А те динамики, что на стене, то они трещат, как простуженные сороки. И пластинки купим. Как ты думаешь, поверят нам жинки?

На полках с радиолами был широкий выбор. Тут и «Дружба», и «Рекорды» разных размеров и цветов.

– Смотри, какая красивая радиола! «Рекорд – 53М». И стоит, как «Рубин» – 160 рублей.

– А шо? Покупка тоже богатая! И на пластинки хватит!

В отделе пластинок оживление. Девушка подвезла тележку с новой партией пластинок и её тут же окружила пёстрая толпа.

– Зыкина есть? А Эдита Пьеха? Майечку Кристалинскую можно?

– А Кобзон есть? Ребята! Марию Мордасову подвезли! Частушки!

Гриша успел взять Лидию Русланову «Степь, да степь, кругом», Евгения Беляева «Соловьи», Юрия Гуляева «Фигаро», Николая Сличенко «Романсы», Изабеллу Юрьеву «Если можешь-прости» и Нину Пантелееву «Сапожки русские». И, о, удача! Успел выхватить из тележки Клавдию Шульженко с «Синим платочком». Долгоиграющую! Таких пластинок он ещё не видел.

– Иван, бери другие пластинки, чтобы не повторяться.

– Да я ж и хочу! Давай я буду кричать, а ты говори: брать или не брать. Ольга Воронец «Калинка»! Брать? Добре. Мария Мордасова «Частушки, припевки». Бачу, брать! Кобзона? Цеж наш земляк! Якись Людмила Лядова. Шо? Сменить на Хиля? А вот Гелена Великанова! Я цю певицу слухав! Гарно спивает! Шо, хватить? Да, иду!

Уже на выходе из универмага их догнал худощавый, озирающийся по сторонам парень.

Извините, я вижу, пластинками интересуетесь? Могу уступить Марка Бернеса с «Темной ночью» и «Мишкой Одесситом», почти новая. Свояк ещё в прошлом году привёз две из Одессы. Зачем мне две? Доброго вам здоровьица, слушайте в удовольствие.

– И вам не хворать, – Гриша эту пластинку, оглянувшись, сразу засунул под китель.

– Такси! Такси! – сзади друзей догнала машина с шашечками, – Вам куда, граждане? Беру недорого – лечу, как птица! На вокзал? Рубль. Почти бесплатно.

Домчались быстро. До поезда ещё два часа. Жарко.

– У мэнэ така мысля, шо трэба охолонуть, – тихо начал беседу Иван, когда друзья устроились в зале ожидания.

– И пиво в буфете ждёт, чтобы «ополоснуть» покупки, – подхватил Гриша.

– И землячка вона сидить, нехай побачит за нашими коробками.

– И гроши до дому идти не хотят!

…Вторая кружка пива вернула хмель «на место» и жизнь потекла в нужном направлении.

– Мы правильно сделали, что пластинки разные взяли, будем меняться. Тебе какие артисты нравятся?

– Мэни? – Иван поднял глаза к потолку и выдержал паузу, – а, хто «Валенки» и «Катюшу» спиваеть?

– Лидия Русланова.

– Вот, вота. Вона мне шибко нравиться. И Мордасова. И та, шо романсы спивает. Имя у ее мудрёное. Як?

– Изабелла Юрьева.

– Точно, вона. А ещё я наших люблю, Кобзона и Леонида Утесова. Помнишь: «Я одессит Мишка, ты это знаешь…».

– Ну, наши ещё Клавдия Шульженко и Гурченко, что в «Карнавальной ночи» играет. А Юрий Гуляев, тот совсем наш, из Сталино. Как он поет «Фигаро»! Душа разрывается.

– А, вот, шо Гриша було у выхода из магазина? И той, мужик, шо пид фуражку ховался, и ты пластинку сразу сховал. Ну, Марк Бернес. Ну и шо? «Тёмную ночь» и «Песню фронтового шофера» вси знають и поють. Я бачил, давно ещё, фильм «Шахтеры». Вин там шпиона грае. Може уже шпионом стал?

Гриша огляделся по сторонам и, убедившись, что никто не слушает их разговор, придвинулся ближе к Ивану.

– В прошлом году, если я не забыл, в сентябре, или октябре, мы на партийном собрании обсуждали статью в «Правде». Называлась она вроде, как «Пошлость в искусстве» или что-то в этом роде. Так вот он как будто в немилость попал в Москве. В той статье Бернеса обвинили в подыгрывании дурным вкусам в музыке, в пропаганде пошлого ресторанного пения. А в «Комсомольской правде» так вообще в заносчивости, хамстве и покушении на жизнь органов власти. Я долго этому верил, пока, приехавший в гости товарищ-сослуживец» не рассказал мне историю. Только давай, Ваня, договоримся – язык на замок, – Гриша ещё ближе придвинулся к Ивану, – слушай, но забудь. Хрущев присутствовал на концерте в Москве, где пел Марк Бернес. После исполнения песен зал начал кричать «Бис! Бис!» – это значит «Ещё! Ещё!» Повторить! Повторить». Бернес поклонился, ушёл со сцены и не вернулся. Хрущев тогда громко сказал: «Иш ты, не может спеть лишнюю песню!». После этого статья и вышла. А ещё говорят, что Бернес ухаживал за Изольдой Извицкой, знаменитой актрисой. Так вот, за ней начал ухаживать и зять Хрущева – Алексей Аджубей, главный редактор «Комсомольской Правды». Ухаживания Аджубея, Извицкая отвергла, за что хрущеский зятёк затаил на Бернеса злобу. Тут и случай подвернулся. Ехал Бернес с Извицкой, на своей «волге», по Дзержинке в Москве и превысил скорость. Это заметил постовой милиционер и попытался их остановить. Бернес не остановился. Больше того, когда милиционер заскочил к нему на капот, он таскал его вокруг памятника.