Дмитрий Старицкий - Горец. Имперский рыцарь

• Название: Горец. Имперский рыцарь
• Автор: Дмитрий Старицкий
• Жанр: Попаданцы
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9922-2181-7

Я, Савва Кобчик, студент Тимирязевской академии, когда я попал в этот мир, то мне просто надо было выжить. И я отдался на волю течения жизни. А та потащила меня по течению вверх. В сферы, в которые я никогда не стремился и которые для меня зачастую непонятны. «Это надо всосать с молоком матери», – говорил мне генерал-адъютант ольмюцкого короля, и он оказался прав. Я постоянно попадаю в неприятные ситуации именно потому, что я даже не столько не знаю местных реалий, сколько их не чую. И не только пресловутое придворное общество, но и горские обычаи того народа, к которому я тут официально принадлежу. Другие реакции во мне воспитаны. Я – русский крестьянин, кулак, если хотите. Проще всего мне здесь в армии, потому как армия везде армия. Я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак. Но именно служить в армии там, где я хочу – в воздухоплавательном отряде на дирижаблях, мне как раз и не дают. И вообще, все, что я создал для имперской армии, у меня отобрали. Бронепоезд, штурмовую роту… Надавали орденов, даже Рыцарский крест – аналог Героя России тут, а воевать не пускают. Как фабрикант я правителям нужнее, чем как офицер. Офицеров у них много, а фабрикантов, особенно таких, кто выпускает пулеметы, мало.

---

Щеттинпорт лежал перед нами как на блюдечке. Осталось только до него дойти. Серьезных царских войск между нами и городом больше не было.

Основную тяжесть наступления вынесли на себе шедшие за нами ольмюцкие войска. Дальше первой траншеи мы не пошли. Но на моих горцев все смотрели как на былинных героев. Безбашенных таких отморозков. Берсерков. Все же первую траншею мы практически ножами вырезали, как в древности.

И почти без потерь, что очень всех удивило.

По тому, как меня носили с ликованием на руках (часто в буквальном смысле этого слова) соединившиеся с нами рецкие горно-стрелковые бригады, я понял, что стал Сорокиным и меня если не уберут с фронта в ближайшее время, то грохнут, как того же Сорокина Троцкий. Даже рецкие генералы, командовавшие бригадами горных стрелков, общались со мной с пиететом. И это шло у них от сердца. От восхищения нашим подвигом, достойным былинных героев славной рецкой древности. От гордости. От того, что мы заставили говорить о рецких горцах весь мир с придыханием.

А вот у огемцев стали проскальзывать в общении с нами нотки какого-то неясного опасения. Видно, примерили нашу ночную атаку на себя… и ужаснулись. Некоторые офицеры так даже вслух осудили нас за «излишнюю жестокость, недостойную цивилизованного человека».

По случайному совпадению на нашем участке фронта именно в это время гуляли корреспонденты газет нейтральных стран. То, что осталось в траншее царцев от нашей атаки, они видели сами и даже все сняли на фотопластинки. Кровавый Кобчик стал в мировой войне знаковой фигурой. А моя фраза, украденная у Александра Невского: «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет», – мировым медийным хитом.

А уж когда всплыла телеграмма, которую Безбах послал Мудыне от моего имени…

Не удивлюсь, если союзники объявят меня военным преступником. С них станется…

На следующий день после победы на всех парах примчался из Ставки литерный поезд с императором и королем.

Монархи сами обошли поле боя и остались под сильным впечатлением.

Вся рота удостоилась Солдатского креста. Наверное, это единственное подразделение среди армий всех воюющих стран, которое дважды удостаивалось почетных наград в полном составе. Кроме роты наградили и моих денщиков и охранников, которые также приняли участие в «кровавой тризне». Только Тавор Горлеш из них не был горцем.

Награждал «на костях» сам император. Под многочисленные вспышки магния.

Аршфорт получил на плечо ленту Имперского креста и стал полным генералом.

Король Бисер генерал-полковником.

Вальд майором.

А мне кроме креста первого класса досталась еще бешеная слава. И как ее следствие – недоуменные косые взгляды монархов. Бисер даже обмолвился, что мне пора в отпуск на родину. Отдохнуть, сменить обстановку.

– Заездили мы тебя в последнее время, Савва, – обронил король. – Ты уж извини. Зато победа!

Войска пошли дальше на север, сопровождаемые шпальным бронепоездом «Аспид».

Рецкая штурмовая рота и охрана моего эшелона остались на станции прикрывать штаб корпуса до тех пор, пока не будет захвачена новая станция с телеграфом. Таким образом, мы освободили фельджандармов второму квартирмейстеру, который быстро нашел им работу в поле.

Штурмовики несли караулы и отправляли в тыл эшелоны с пленными. Пленные при виде рецкого конвоя вели себя как паиньки. Репутация горцев-отморозков работала на подконвойных с дикой силой. За все время ни одного побега, ни одной попытки бунта, даже простого неповиновения не случилось.

Что удивительно было лично для меня – никто из горцев на судьбу не жаловался. В смысле что таких героев – и в караул засунули, пленных охранять. Все воспринимали эту службу как заслуженный отдых от боев. Два почетных награждения за неполный месяц несколько притушили их жажду подвигов.

Через неделю я получил приказ, согласно которому рецкая штурмовая рота майора Вальда выводится из состава Броневого дивизиона и самого первого армейского корпуса и прикрепляется к выездному комиссару ЧК барону Бадонверту в качестве подразделения обеспечения. Обеспечения чего? Не сказано.

Пришла почта из Втуца. Маркграф сердечно благодарил в моем лице всех рецких егерей за «кровавую тризну» по его сыну. В честь этого события он приказал выбить памятную медаль. Сама рота причислена к рецкой гвардии в тех же наименованиях чинов, что егеря носят, то есть с повышением всех на два ранга. Теперь ее наименование: лейб-гвардии отдельная Рецкая штурмовая горно-егерская рота.

Егеря, которые служили в моей физической защите при ЧК, почувствовали себя обойденными и приуныли.

Майор Вальд, то есть уже гвардии майор Вальд, что равнялось армейскому полковнику, подсказал выход из такой ситуации. Всех участников «кровавой тризны» занести в список роты для утверждения его во Втуце. А он своим приказом возвращает их мне, но уже в качестве прикомандированных к ЧК. Конкретно к охране комиссара Кобчика.

– Хитрый ты, – констатировал я, качая головой.

– А то! – ухмыльнулся Вальд. – Неделю назад я был всего лишь армейским капитаном. Если кто и сомневался в сегодняшнем указе Ремидия, то я нисколечко.

– Тогда гадай, что теперь будет дальше? – подколол его я.

– Уберут нас отсюда. Домой отправят.

– С чего взял?

– Да взгляды от штабных ловлю нехорошие. Нет, повод найдут благородный, знамя, к примеру, получать из рук маркграфа… У меня же теперь отдельная часть.

– И как быстро вас отсюда уберут?

– Приличия соблюдут. Но не более того. Лишнего дня держать нас тут не будут, – ванговал Вальд на всю катушку. – Боятся они нас. Особенно тебя. И больше всего тебя вместе с нами.

От себя я придумал для гвардейских егерей особый знак отличия. Шеврон углом вниз на левый рукав из ленты георгиевских цветов «огня и пороха». Такие ленты быстро нам выткали в маленькой галунной мастерской на узловой станции. Все же безработица там еще большая. Все заработки крутятся пока вокруг железной дороги и поставок продовольствия в армию. Так что вышло это недорого для моего кармана.

Пока егеря сортировали пленных, я по привычке занимался проверкой тылового снабжения, но пока все было в относительном порядке, насколько порядок вообще возможен в бардаке прифронтовой полосы. Скажу, что за этот месяц стал немного разбираться в запутанной кухне интендантства. Это был плюс. Нужные знания. Пригодятся по жизни.

Свободное время, которого оказалось неожиданно много, я посвятил разбору бумаг, скопившихся в сейфе почтового вагона. Еще человек Моласа через два дня на третий привозил свою папку с тем, что накопали на тыловиков адепты Ночной гильдии. А нарыли они много. Самое главное – связи интендантов при реализации ворованного имущества. И не только на узловой, но и в Будвице. Никто из интендантов от Ночной гильдии такой подлянки не ждал, а потому были излишне откровенны, даже бравировали своими связями «в верхах». А я все это брал на карандаш. Даже непроверенные слухи.

Отправил телеграмму принцу о том, что документы по «сенокосу» готовы, но в ответ прибыл за ними фельдъегерь в сопровождении пятерки дворцовых гренадер. Принял у меня папки по описи, завернул каждую в крафт-бумагу и запечатал рядом с моей печатью еще и своей. Нисколько не задержался и в тот же день отбыл обратно. Никаких письменных распоряжений он мне не доставил, а на словах передал от кронпринца, чтобы я оставался на месте и «ждал дальнейших распоряжений».

Уже желтый лист стал облетать с деревьев, бабье лето кончилось и опять зарядили противные холодные дожди.

Штаб корпуса передвинулся квартировать на отбитую у царцев станцию ближе к городу и порту, а я все куковал в Троблинке, не получая иного приказа. Казалось, что монархи забыли меня на этом полустанке.

Забыли, но сознательно. Просто держали в отдалении от столицы королевства, пока рассматривалось «дело контрразведки», которое в итоге благополучно слили в унитаз. Хоть я заранее опасался подобного, но все равно известие это стало для меня неожиданным. Как обухом по голове…

Слухов было много. Но достойный доверия с моей точки зрения только один. Император навестил арестованных аристократов из бывших контрразведчиков в узилище. О чем-то там с ними беседовал с глазу на глаз минут по пятнадцать и ушел, оставив каждому «дерринджер» с одним патроном.

Суд не состоялся ввиду смерти обвиняемых, «поступивших, как люди чести». В этой империи еще бы харакири ввести для полного счастья – обелять лицо, вспоров живот, намного эстетичней, чем пускать себе пулю в лоб. Соответственно не было и увольнения «контриков» из армии «с позором». Их семьи получили военные пенсии согласно чину. Сыновья приняты в Пажеский корпус на казенный кошт. Дочери в Институт благородных девиц также за счет императорского министерства Двора.

Дело замяли и изъяли из военно-полевого суда «за смертью подсудимых». Не будешь же предъявлять претензии самому императору.