Вера Крыжановская-Рочестер - Железный канцлер Древнего Египта

• Название: Железный канцлер Древнего Египта
• Автор: Вера Крыжановская-Рочестер
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4444-0100-2

Нелегкий путь предсказал старый учитель Шебна юноше, который войдет в историю под именем Иосифа Прекрасного: «Унижение смирит твою гордость, из свободного ты станешь рабом, тысячи опасностей окружат тебя, даже знания свои ты должен будешь скрывать. Но, если ты будешь тверд, ты победишь судьбу; ты будешь повелевать там, где раньше повиновался, будешь царствовать над теми, кто унижал тебя». Одно не удалось мудрому предсказателю – разглядеть сквозь зыбкую пелену грядущего, что ждет его ученика в конце пути.

Преданный самыми близкими, потерявший все, юноша не забыл слов учителя. Железной рукой будет он править в чужих землях и станет одним из самых могущественных людей Древнего Египта.

Человек неординарной судьбы, загадочная русская писательница В. И. Крыжановская-Рочестер (1857–1924) была удостоена почетной премии Французской академии за реалистичное описание быта и нравов легендарной страны фараонов в романе «Железный канцлер Древнего Египта».

---

– Ничего не знаю, но думаю, что случилось нечто ужасное, – ответила Майя. – Прежде всего, я должна тебе сказать, что Ранофрит была ранена; я ничего не писала тебе, чтобы тебя не беспокоить! Вся эта история покрыта тайной; все люди молчат; старая Нефру, которую я пробовала расспрашивать, тоже боится рот открыть, ей запретили болтать. Не знаю, что и думать; быть может, Потифар ранил ее, но тогда как могла она забыть свой долг?

– Что за пустяки! – прервал, нахмурив брови, Потифэра. – Чтобы моя сестра вдруг могла забыть честь и стыд – немыслимо! Гор – единственный человек, кто мог бы увлечь ее; я знаю, он ей нравился! Но он слишком честен, чтобы пользоваться женой другого.

– Может быть, я ошибаюсь и причина несчастья – другая. Без сомнения, Потифар скажет тебе правду; в день моего приезда он, кажется, хотел мне во всем открыться, но я боялась тогда еще больше взволновать его.

Прошло еще два дня; несколько раз Потифар, мучимый беспокойством, открывал рот, будто хотел сказать что-то, но затем снова впадал в мрачную задумчивость. Верховный жрец ни о чем не расспрашивал, но внимательно наблюдал, и первое, что он заметил, – было отсутствие еврея-управителя, которого так высоко ценил Потифар и которого он от всей души ненавидел. Вдруг подозрение, что болезнь сестры могла иметь отношение к молодому Иосэфу, мелькнула в голове жреца. При мысли, что Ранофрит могла увлечься «нечистым», вся гордость Потифэры была возмущена. После ужина, который прошел в молчании, Потифэра, испытующе смотря на зятя, спросил:

– Отчего я не вижу молодого еврея, твоего управителя, которым ты был так доволен; болен он что ли?

Молния гнева и ненависти сверкнула в глазах Потифара.

– Он в тюрьме, где будет гнить, пока не сдохнет, – был короткий ответ.

Верховный жрец нагнулся, взял за руку зятя и ласково сказал:

– Облегчи свое сердце, брат мой, и расскажи, что здесь у вас случилось? Я вижу, что ты много выстрадал, и не сомневаюсь, что еврей причастен к твоей печали; по внутреннему чувству этот человек стал мне ненавистен с первого взгляда, и сон, который я видел давно, заставляет меня опасаться, что негодяй будет источником еще многих и многих бед.

– То, что я расскажу тебе, уже достаточно, чтобы оправдать твое отвращение, – сказал Потифар, проводя рукой по лбу, покрытому потом; затем, облокотившись на стол, он рассказал тихим взволнованным голосом все, что произошло. – Понимаешь, мысль видеть соперника в моем рабе мне и в голову не приходила; да и теперь еще мой ум отказывается верить в это; а между тем, он был в комнате Ранофрит! Что он там делал? По ее словам, он посягал на ее честь; а он говорит – она зазвала и соблазняла его. Она была вся исцарапана, в руке ее остался кусок его одежды; наконец, она мне поклялась в великую минуту, готовясь к смерти, что проклятый околдовал ее. Допустим, что это так, но зачем он был в ее комнате в мое отсутствие? Я положительно теряюсь в догадках; знают только боги, что я выстрадал, когда нашел ее в каморке этого мерзавца; от стыда и отчаянья я чуть не сошел с ума. Хотя Ранофрит вполне достойна своей кары за низкую страсть; но все же то дикое торжество, какое я подметил в глазах еврея, заставляет меня поверить в колдовство! Ты, мудрый и ученый Потифэра, скажи, что думаешь ты об этом? Все улики против Ранофрит: между нами разверзлась пропасть!

Не отвечая ничего, Верховный жрец опустил голову на руки и глубоко задумался. После молчания, показавшегося Потифару целою вечностью, он поднял голову и сказал серьезно:

– Я не оправдываю сестру. Против нее имеются улики, и гнев твой справедлив. Я постараюсь только собрать и исследовать все те приметы, которые известны нам; если возможно, сыскать истину или, по крайней мере, правдоподобное объяснение всему. Во-первых, еврей красив, умен и образован, – гораздо более того, чем можно или должно быть обыкновенному рабу; затем, он честолюбив, хитер, если из последнего раба сумел добиться положения управителя и доверенного лица. Ты мне сказал, что он происходит из племени, кочующего между землями Кева (Финикия) и Нахарана, и что неоднократно в твоем доме он многих чудесно исцелял? Это утверждает мои подозрения, что до продажи в рабство он знал кого-нибудь из халдейских жрецов, который и научил его управлять тайными силами, особливо силой очарования, присущей человеку, равно как и змее. Змея зачаровывает намеченную ею птичку, и та неудержимо стремится в ее пасть; человек налагает иго своей воли на другого и заставляет совершать то, что противно его совести и рассудку. Я сказал тебе больше, чем подобает знать «непосвященному», но мы находимся в исключительных обстоятельствах и твоя скрытность служит мне порукой. Взвесив все это, очевидно, что энергичный и честолюбивый Иосэф, вооруженный ужасной и великой тайной силой, преследовал здесь иную цель, более глубокую, чем простой соблазн красивой женщины, – а именно: сделать из Ранофрит послушное орудие для своего дальнейшего возвышения. Возбудив чарами преступную страсть в ее сердце, он мог быть уверен в том, что она возвысит его до себя; очень может быть, что с целью убить или отравить тебя он и пробрался в вашу спальню. Ранофрит, не спавшая или проснувшаяся, пыталась остановить его, а он из страха быть пойманным с поличным скрылся; возможно, что во время же борьбы в ее руках остался клок его одежды. Что такой преступный план у него был, – ясно еще из того, что еврей не обладал ею, несмотря на то, что ее любовь была ему известна. Присутствие твоей жены в его каморке можно объяснить тем, что она привлечена была туда волей еврея, желавшего отмстить ей.

Объяснение жреца глубоко поразило Потифара; выслушав его до конца, он вскочил и в волнении заходил по комнате. Вся семейная драма представилась ему в ином свете: он вспомнил, как Иосэф сам навязался передать Ранофрит его предложение и как необычайно скоро получил ее согласие, когда она была заведомо влюблена в Гора. И если Иосэф сумел тогда чарами поработить ее волю, то тем более во второй раз он мог ей внушить все, что хотел, и теперь становилось несомненным, что бедная Ранофрит – несчастная жертва подлого еврея. Во время величайшего блаженства – обладания любимой женщиной – Потифар не задавался вопросом, каким путем Иосэф доставил ему это счастье; он только упивался им. Теперь же сам Потифар стал жертвой этой тайной силы.

Тяжело вздохнув, он остановился перед Потифэрой.

– Слова твои мне разъяснили многое, и твои предположения совершенно верны. Оставим наш печальный разговор; я простил Ранофрит от всей души, а этот негодяй никогда уже более не переступит порога моего дома. И мы постараемся как можно скорее забыть о случившемся несчастье.

Две недели спустя Верховный жрец с семьей вернулись в Гелиополь, так как Ранофрит была уже вне всякой опасности; молодая и крепкая ее натура, видимо, возвращала ей силы и красоту. С их отъездом тоскливо потянулись скучные дни однообразной жизни молодой женщины. Она никуда не выходила, избегала людей, а один вид рабов был ей противен. По целым дням сидела она одиноко на террасе или на плоской крыше, перебирая мрачные мысли и вспоминая весь павший на нее позор, сгубивший ее честь и счастье. Редкий день не заходил к ней Потифар хоть на несколько минут; гнева и недовольства в нем она более не замечала, но в его печальном и серьезном взгляде она читала, что прежней любви к ней уже не было.

Жаловаться Ранофрит не имела права, сознавая величайшее снисхождение к себе мужа, простившего ей все причиненное горе; но холодность и одиночество, на которые он осудил ее, угнетали молодую женщину; раскаяние и горечь сжимали ее сердце. При одном воспоминании об Иосэфе теперь в ней закипали ненависть и отвращение; зато Потифар с каждым днем выигрывал в ее сердце. Думая о нем постоянно, она невольно стала интересоваться им; все ее мысли летели к нему; он казался ей столько же красивым, сколько добрым; ясный и повелительный голос его, когда он отдавал приказания, заставлял биться ее сердце. Ужас одиночества сильнее охватывал ее при воспоминании о той любви, с какой он раньше относился к ней, о его прежней заботливости доставлять ей удовольствия: как он осыпал ее подарками, гордился ею, вывозя в свет; как радовался всем ее успехам и как был счастлив, когда мог посвящать ей все свое свободное время!

Естественной свидетельницей этого горя была старая Нефру, со времени несчастья не покидавшая ее и сделавшаяся для Ранофрит скорее другом, чем служанкой. Благодаря ей она всегда знала все, что делал Потифар; знала, что он много выезжал, поздно возвращался и работал иногда напролет целые ночи. Она поняла, что в работе он ищет себе забвения.

Более двух месяцев прошло, не изменив ничего в душе Потифара. По мере того как возвращались красота, силы и бодрость духа Ранофрит, унизительное одиночество все более и более становилось ей невыносимым. Зрело обсудив свое положение, она решила положить ему конец и попытаться примириться с мужем. Он добр и страстно любил ее когда-то; неужели он будет глух к ее мольбам, когда на коленях она станет умолять его о прощении? Нефру, которую она посвятила в свой план, не только одобрила его, но, целуя ее руки и ноги, со слезами радости торопила госпожу привести его скорей в исполнение. На следующий день она сообщила, что благоприятная минута настала; Потифар, только что вернувшись с обеда из дворца, сидел один в рабочей комнате, по-видимому, собираясь работать до поздней ночи.