Теодор Мундт - Самозванец (сборник)

• Название: Самозванец (сборник)
• Автор: Теодор Мундт
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4444-0474-4

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.

Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.

Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

---

Порвав с очаровательной Эмилией, император, очень разгневанный, возвращался во дворец. Вдруг в полутемном коридоре он натолкнулся на графиню Пигницер. Та начала разговор на тему о женской неверности, говорила, что ей удалось доказать, насколько баронесса нагло эксплуатировала доверие императора, и так далее, и так далее, а сама все ближе да ближе… Император даже не слушал, что она говорила. В нем проснулись «требования», а женщина, да еще такая соблазнительная – ведь в полутемном коридоре графиня Пигницер могла показаться очень соблазнительной, – тут была под рукой… Ну, и… результат понятен. У Иосифа были «требования», а житейская мораль графини гласила: «Когда угодно, где угодно, с кем угодно»… Ну-с, отдал император должное требованиям своего тела и решил, что с него довольно. Но графиня фон Пигницер с этим не согласилась. Как! Она, можно сказать, пошла навстречу вопросу государственной важности, а от нее хотят отделаться? Как бы не так! Напрасно Иосиф уверял ее, что полная прелести увядания графиня разделила его восторги, а следовательно – больше ни на что претендовать не может. Графиня доказывала, что она имеет право на фактическую благодарность. И что бы вы думали она захотела? Ни много ни мало как получить в свои руки табачный откуп. А надо вам сказать, что незадолго перед тем сам император восставал против системы отдачи разных правительственных регалий[14] в руки частных лиц. Из-за этого у него было не одно столкновение в Государственном совете. А тут извольте-ка хлопотать об отдаче табачного откупа, только что освободившегося, в руки графини. Положение не из приятных… Ну да графиня себя в обиду не даст. Откуп она таки получила. Вот вам и чистота. Сам же император восставал против невыгодной для государства системы откупов и сам же первый настоял, чтобы откуп, едва став свободным, был отдан частному лицу.

– Ну, а с баронессой что же сталось?

– О, тут романтизм высшей марки. Баронесса была обвинена в государственной измене, но судебное следствие показало, что нельзя с достаточной точностью установить ее вину…

– Друзья, – внезапно прервал его Вестмайер. – Да я ведь в свое время слыхал эту историю. Мне рассказал ее дядя… Как же. Эту несчастную звали баронессой…

Он вдруг запнулся и остановился: в дверях показался вахмистр Зибнер…

Наступило неловкое, смущенное молчание – при Зибнере опасно было продолжать говорить на эту тему.

Товарищей выручил все тот же находчивый Шлеефельд.

– Так вот, – заговорил он, подмигивая собутыльникам и как бы продолжая прерванный разговор, – я был здесь в то время, когда исчез Плацль, и видел эту таинственную карету. Только, по-моему, ничего особенно таинственного в этой карете не было. Правда, она была похожа на экипаж, в котором возят гробы, но мало ли что. Не все то, что не может быть объяснено, должно признаваться необъяснимым и сверхъестественным…

– Так вот как, – воскликнул вахмистр Зибнер, – вы все еще говорите об этом дьявольском явлении? Ну-ну, ребята, лучше бы вам избрать другую тему…

– Разумеется, братцы, – поддержал его Лахнер, – давно пора переменить тему. Все равно, сколько бы мы ни рассуждали здесь, мы можем высказывать только догадки и предположения. Уж потерпите до завтра: быть может, завтра я сумею рассказать вам что-нибудь более существенное…

– Эй, гренадер! – загремел Зибнер, – опять за старое? Предупреждаю, что в случае малейшей попытки дерзкий будет немедленно посажен под арест.

– Пусть, – спокойно ответил Лахнер, – но только в том случае, если этот «дерзкий» будет подчинен вам, господин вахмистр. Я же не принадлежу к наряду пороховой башни и имею отпуск на двое суток. Как я использую этот отпуск – до этого нет и не может быть дела какому-то смотрителю пороховой башни.

У старого Зибнера даже жилы на висках надулись от столь дерзкого ответа. Он собирался разразиться громовой отповедью, но тут самым елейным тоном вмешался Гаусвальд, который имел свои основания снискать расположение вахмистра.

– Полно вам, – сказал он, – Лахнер просто шутит. Он славился во всем полку острым языком, который не знает удержу. Вместо того чтобы набрасываться на него из-за пустяков, возьмите-ка лучше, господин вахмистр, стаканчик и позвольте налить вам этого славного винца, равного которому не скоро сыщешь.

Он налил Зибнеру вина. Тот отпил с полстакана и сказал:

– Да, вино у вас, ребята, доброе. Он нравится мне, во всяком случае, больше, чем ваши разговоры.

– Ну что же, хорошо, что вам хоть что-нибудь у нас нравится, – примирительно сказал Гаусвальд. – Подсаживайтесь к нам и позвольте почтить ваше присутствие хотя бы тем, что мы выпьем за здоровье вашей достойной супруги.

Все чокнулись с Зибнером, и стаканы были снова наполнены.

– А теперь – за вашу очаровательную дочь, – с особенным пылом провозгласил неутомимый поклонник хорошенькой Неттхен.

– Благодарю за честь, – ответил Зибнер, впиваясь в Гаусвальда острым, почти ироническим взглядом, – но ввиду того, что моя дочь обручена с главным дворецким его сиятельства князя Кауница, я в пожелании счастья не считаю возможным отделять жениха от невесты. Итак, за здоровье счастливой четы.

Гаусвальд побледнел и поставил свой стакан на стол.

– Я, должно быть, не расслышал, – задыхающимся от бешенства голосом проговорил Биндер, – за чье здоровье предлагаете вы нам пить, господин вахмистр?

– За здоровье моей Неттхен и ее жениха, достойного господина Римера.

– Вот как? – воскликнул Биндер, с силой отшвыривая от себя стакан. – Вы предлагаете нам пить за здоровье этого прохвоста, этого бандита, этого разбойника? Ну уж нет! Пусть за его здоровье пьют кипящую смолу черти в аду, но честные гренадеры не будут портить вино из-за такой гадины.

– А, так вы для того зазвали меня к себе, чтобы обижать и насмехаться надо мной? – вставая, сказал Зибнер, в тоне которого звучала не обида, не раздражение, а какая-то мрачная покорность неизбежному.

– Мы не хотели и не хотим обижать вас, господин вахмистр, – мягко сказал Лахнер, – но вы должны понять наши чувства: ведь из-за этого Римера мы незаслуженно сданы в солдаты.

– Никаких чувств мне понимать не нужно, я знаю одно – вы меня обидели, и я знать вас не хочу. Капрал Ниммерфоль, подойдите-ка ко мне на минутку.

Ниммерфоль и Зибнер отошли в сторону.

– Скажите, капрал, почему эти двое продолжают оставаться тут? Ведь они не в наряде?

– Да не все ли вам равно, вахмистр? Что за важность, если они пришли навестить товарищей?

– Да, понимаете ли, я не могу успокоиться: а вдруг этот отчаянный парень исполнит свое дерзкое намерение и последует примеру Плацля?

– Ну и что? Какое дело мне и вам, если находящийся в отпуске солдат совершит какой-нибудь поступок за пределами линии укреплений?

– Вы плохой христианин, Ниммерфоль. Подобная дерзость равносильна самоубийству, и даже хуже его, так как самоубийца губит тело, а бросающийся к нечистому – душу. Мы не можем допустить, чтобы это совершилось.

– Да ничего не будет, успокойтесь. Ребята подвыпили и спокойно улягутся спать.

Зибнер, покачивая головой, вышел из караулки. Гренадеры молча допили вино и расположились на покой; неприятная история с вахмистром испортила их веселое, беззаботное настроение.

Вскоре в караулке слышалось только посапыванье спящих солдат.

Придя к себе домой, старый Зибнер никак не мог успокоиться. Он, кряхтя и вздыхая, переворачивался с боку на бок, пока не решился снова пройти в караулку, чтобы хоть силой удержать Лахнера от его дерзкого замысла.

Осветив фонарем спящих, он сейчас же заметил, что Лахнера среди них не было.

– Капрал Ниммерфоль! – отчаянно вскрикнул старик. – Где же он?

Этот крик разбудил спавших, которые в первый момент никак не могли понять, в чем дело.

– Кто «он» и что вы кричите, вахмистр? – сонливо спросил Ниммерфоль, протирая глаза.

– Где тот дерзкий гренадер, который хотел вскочить в дьявольскую карету?

– Да ушел, вероятно, домой. А сколько времени?

– Сейчас пробьет двенадцать.

– Господи! – воскликнул Вестмайер. – Биндер, Гаусвальд, вставайте скорее, мы чуть-чуть не проспали этого таинственного видения.

Гренадеры торопливо оделись и вышли из караулки. Зибнер, скорбно поникнув головой, поплелся за ними.

Ночь была очень светлой, полный месяц заливал снежные долины миллиардами искристых отсветов. Лахнера не было ни на валах, ни внизу на дороге.

– Уж не проспали ли мы привидение? – спросил Вестмайер. – Когда именно карета обыкновенно показывается?

– Между двенадцатью и двадцатью минутами первого, – ответил Зибнер.

– И карета проносится там внизу?

– Да… Но что это? Смотрите, на снегу видны следы: кто-то спрыгнул с вала и направился туда, к старой ветле. Так же сделал и Плацль. Наверное, дерзкий спрятался за деревом.

– Ну и пусть его стоит себе там, если ему это нравится.