Г. Мишаков - Шпага испанского типа (сборник)

• Название: Шпага испанского типа (сборник)
• Автор: Г. Мишаков
• Жанр: Русское современное

Новеллы продолжают традиции русской классики. Характеры героев раскрываются в разрешении морально-этических конфликтов, на которые так богата жизнь (чтобы защитить мать, избил отца; любит жену, но сына родила другая; давал присягу советской власти, а служит капиталистической стране). Герои ищут ответы на извечные вопросы – правильно ли устроен мир? как жить в переменчивом мире? как не изменить себе? Несмотря на «трудные» вопросы, книга читается за один присест, может быть, от того, что автор любит своих героев, сочувствует их проблемам и несбывшимся мечтам.

---

– Сын у меня такой же, как ты, – произнёс он слежавшимся от долгого молчания голосом. – Скоро пойдёт в армию…

– Сыну я всю душу отдавал! – сказал он с чувством. – Сейчас стал меня забывать, другая семья…

Человек, казалось, ссутулился ещё больше. Глядел, как из – за сопок наползает чёрная темь. Юноша догадался, что именно его сутулую фигуру он видел в прошлые вечера на носу «Волочаевска». Одинокую фигуру человека, обращённую к океану.

Витёк мудрил над раскрытым чемоданом, пытаясь поместить в него детали радиолы. Анатолий и Морозов вновь изнывали от хохота. «Барахольщик! Вот барахольщик-то!» – выкрикивал Анатолий между приступами безудержного смеха. Витёк угнулся и, не обращая внимания на насмешки, комбинировал, как лучше уложить в чемодан всё его содержимое, которое он вывалил на постель Анатолия. Там было немного вещей из одежды, дембельский альбом, толстая полиэтиленовая папка с фото, письмами и открытками, вазы и пепельницы, вырезанные из тутовых грибов в лесу, в минуты досуга. В вазы и пепельницы были вложены раковины и колючие шары морских ежей. Имелись также складной нож, пассатижи, пузырёк клея БФ–2. С помощью пассатижей и ножа Витёк снял с шасси трансформаторы, платы, конденсаторы, срезал провода, оставив голую металлическую раму. Добытые детали он кучкой поместил на дно чемодана, пристроил к ним вазы и пепельницы, сверху положил альбом, папку и вещи. Повозившись, застегнул молнию, после чего чемодан приобрёл форму шара. Спрятав его в рундук, он задумчиво уставился в черноту отдраенного иллюминатора, как некогда смотрел на улицу своей родной деревни.

Морозов, до пояса голый, лежал на койке – левая рука под головой, в правой сигарета, пепел с которой он, не глядя, стряхивал в консервную банку на полу.

– … Он написал заявление, чтоб каждый месяц ей переводили из зарплаты сто рублей, – лениво рассказывал Морозов. – А в море ему приходит исполнительный лист. Она, оказывается, как проводила его, тут же ушла к другому и на алименты!

– Деньги-то они любят! – злобно произнёс Анатолий. – Моя, бывало, когда получка, так и вьётся около меня!

Витёк, слушая, задумчиво крутил ус. Юноша на своей верхотуре уткнулся в книгу «Остойчивость судна и борьба за его живучесть». Он приметил её ещё два дня назад, в красном уголке у студентов. Книга попала туда, по – видимому, случайно, валялась ненужная, и сегодня он решился взять её почитать.

– Моя первая деньги не жала, – самодовольно ухмыльнулся Морозов. – На целине мы с ней познакомились. Муж у неё бригадиром трактористов был, весной утонул. Вскорости после этого мы с ней и сошлись. Я, говорит, тебя ещё год назад заприметила. Думаю, мой будет! Удалая баба. И дети у нас с ней хорошо получались… Хе – хе. Выпить только любила. Ну, она пьёт и я! А что мне делать? Потом, чувствую, спиваюсь. Уехал к сестре…

– А со второй тёща заела! С ней жили, не к сестре ж вести бабу. Гундит день и ночь, зачем ты с ним связалась, он тебе ничего не приносит! А я устроился кочегаром в котельную, сто двадцать минус подоходный, минус алименты за двоих… До драки дошло. Как-то с одним выпивал, он говорит, уезжай, они тебя посадят. Адрес дал, он сам плавал тут.

– Весь год мне писала, встречать приехала на вокзал…

Анатолий душераздирающе зевнул. Это послужило сигналом к отбою. Витёк стянул кофту – олимпийку, брюки, полез наверх. Юноша сунул книгу под подушку. Анатолий опять долго трогал колено, укладывался со стонами и кряхтеньем. Огонёк морозовской сигареты продолжал время от времени описывать в темноте дугу, словно отделяя один абзац ночных мыслей от другого. Сквозь отдраенный иллюминатор слышался плеск волн.

Команда «Волочаевска» поднялась в раннюю рань. Свободные от вахты в выходных костюмах курили на палубе, дожидаясь праздничного завтрака, наблюдали за разгрузкой соседнего судна. Опять говорили о тайфуне. Юноша вновь слушал эти разговоры со счастливым неверием – неужели он в самом деле увидит настоящий тайфун! Однако обычно поднималось солнце, по небу шли редкие облака, и только устойчивый ветер с моря холодил лицо и шею.

После завтрака судно быстро опустело. Юноша стоял на непривычно безлюдной палубе и размышлял, как провести день. Выходной вызывал досаду, как сбой ритма жизни, в которую он уже втянулся. Раздумывая, он привычно направился в машинное. Ни один человек не встретился ему. Каждый его шаг отдавался незнакомым металлическим эхом. Внизу, на плитах, он понял, что его тяготит тишина. Дизель – генератор молчал, и это добавило неприязни к ненужному выходному.

Обойдя всё отделение, юноша подошёл к пульту управления, на котором лежал засаленный вахтенный журнал. Со всех сторон – и снизу, и сверху – его окружал молчащий, насторожённый металл, и капля холодной металлической жути упала в душу. Он ещё неприкаянно побродил по машинному, а потом стал изучать плунжерные пары разобранного накануне топливного насоса. За этим занятием и застал его Пётр Дёмин, неожиданно объявившийся в машинном.

– Брось, Витёк! – сказал он, улыбаясь.

Юноша вздрогнул, застыл с блестящими полированными цилиндриками в руках, словно его застали за неблаговидным занятием. В то же время он обрадовался живому человеку среди насторожённого металла.

– Да брось ты эти железки! – вновь произнёс Пётр. – Сегодня ж праздник! А его всё равно на гвозди!

Юноша встрепенулся и начал ветошью вытирать руки.

На палубе им встретился человек, вчера заговоривший с ним на корме. Он был чисто выбрит. Волосы аккуратно зачёсаны назад, в кармане пиджака расчёска, под пиджаком свежая голубая рубашка. Пётр, здороваясь, назвал его Василием. Василий также протянул руку юноше, улыбнулся ему, как знакомому.

– Ты, значит, в машинном, – сказал он и, оглядев его джинсовый костюм в тёмных пятнах масла, – Шаповалов спецовку не дал? Ладно, я ему скажу, плешивому!

Неожиданно для себя юноша выпалил:

– А тельняшку дадут?

– Какие тут тельняшки! – досадливо усмехнулся Василий. – Это надо с погранцами. Есть у меня там знакомый…

Василий остался на судне, а они с Петром сошли на берег. Юноша оглянулся – Василий привычно стоял на носу у самого фальшборта, одна рука в кармане брюк, в другой – сигарета. С носа судна на берег тянулись два троса, каждый толщиной в руку. Юноша побалансировал на наклонной пеньковой струне. Казалось, никакая сила не может порвать эту циклопическую привязь.

Когда они поднялись на сопку, праздник уже начался. На большой поляне в качестве сцены стояли бок о бок два грузовика с откинутыми бортами. Женщина на сцене натужно – радостно кричала в микрофон о достижениях «рыбаков и портовиков Зарубина». На краю поляны большая толпа осаждала ЗИЛ – фургон. Сзади тент откинут, и видно, как плотными – до верха – рядами поблёскивают ящики с водкой, темнеют ящики с пивом. Продавщица с растрёпанной причёской, стоя у борта, испуганно кричала: «Пока не закончится торжественная часть, продавать не буду! Не велено продавать!» Очередь давно потеряла форму, окружила ЗИЛ с трёх сторон, росла, вбирая большую часть пришедших на гулянье. Со сцены торопливо, словно боясь, что не дадут досказать, стали называть передовиков производства, победителей соцсоревнования, вручать грамоты. Кое-кто из передовиков и победителей при этом конфузливо выковыривался из очереди и под шутки товарищей, одёргивая одежду, направлялся к сцене.

Ведущая совсем зачастила, очередь почувствовала конец, напёрла, выдавила передних на борт. Продавщица, устав кричать и сопротивляться, начала совать бутылки в протянутые руки, едва успевая собирать деньги и давать сдачу. Пётр Дёмин, обхватив себя за спиной, восхищённо наблюдал, как на глазах опустошаются ящик за ящиком, а элегантные, с золотой винтовой пробкой бутылки переходят в мозолистые ладони. По причине пустоты в карманах наблюдал чисто платонически.

Начался концерт художественной самодеятельности. Побродив по поляне, Пётр приблизился к сцене, побалагурил с ведущей, а затем взобрался на подмостки. Он окинул взором поляну, обеими руками сжал стойку микрофона и вдохновенно запел.

…Морей серебряные воды
Не то, что рельсы в два ряда.
А провожают пароходы
Совсем не так, как поезда.

Вода, вода, кругом вода… – от самодельного исполнения песня стала задушевней, ближе, и Пётр сорвал искренние аплодисменты слушателей. Исполнитель немигающее смотрел на публику и загадочно улыбался. Подстёгнутый признанием, он спел ещё «А в небе горит, горит звезда рыбака». И песня опять понравилась. Растроганная ведущая вручила ему ушастого плюшевого зайца. Довольный, под аплодисменты и улыбки, Пётр спрыгнул на землю.

В окружающих поляну кустах тут и там виднелись сидящие в кружок группки. Пётр, что-то высматривая, ходил между ними и вид его говорил, что он знает, что делает. Юноша шёл за ним, ожидая, что Пётр собирается показать ему что-то интересное. Мельком увидел он в отдалении тощую фигуру Витька, жилетку Анатолия и уже подумал пойти к ним.