Георгий Березко - Ночь полководца

• Название: Ночь полководца
• Автор: Георгий Березко
• Жанр: История

---

- Понимаете, я не мог спокойно слушать сводки, - пояснил Николай.

- Я понимаю, - сдержанно заметила Маша.

- Это всякий поймет... Но маму я, кажется, не убедил... Кушайте, кушайте... Попробуйте мясо с пряником... Очень вкусно.

Ветер проносился над площадью, кружа мусор, роняя и вновь подхватывая длинные соломенные стебли... Несколько красноармейцев бесцельно блуждали в отдалении.

- Мама, наверно, всю свою карточку отдала тебе, - тоненьким голоском сказала девушка.

- Наверно, - согласился Николай с той интонацией беспомощности, в которой как бы слышался ответ: "Что же делать, если нас так любят..."

- Твои родители кто? - полюбопытствовала Маша.

- Служащие, как говорится... - Николай благодарно улыбнулся за это проявление интереса к нему.

Далее он поведал, что отец его врач, - сейчас он на Южном фронте, а мать - учительница, - она в Москве; что сестра его учится в седьмом классе, а сам он перешел в десятый, но что теперь не знает, когда удастся кончить школу.

- ...Война только началась, воевать нам придется много, - убежденно заключил Николай.

Маша, сощурившись, посмотрела на него. "Куда тебе воевать?" - как будто говорил ее взгляд. Однако вслух она произнесла:

- До самого Берлина?

- Обязательно...

Уланов привык уже к тому, что девушки слушают его обычно с большим сочувствием, нежели мужчины. И теперь он спешил сразу же высказать все, что новая знакомая, видимо, не подозревала в нем:

- Мы готовились к войне... Ведь правда? Мы не забывали, что нам придется драться за право свободно и разумно жить... Революционеры сражались за это с царизмом, потом с интервенцией... На нашу долю выпали фашисты... Только всего... Кушайте же... Вы ничего не едите.

Николай пододвинул к девушке пирожки.

- Они с вареньем... Прошу вас... - Он помолчал секунду. - Это похоже на эстафету... Она передается от поколения к поколению... Я словно по наследству вступаю в эту борьбу... Помните, у Маяковского?

Порозовев от удовольствия, он прочитал:

...Мы идем сквозь револьверный лай,

чтобы, умирая, воплотиться

в пароходы, в строчки

и в другие долгие дела...

- Ничего себе... - сказала Маша.

- И только? - поразился он.

- Я люблю, чтоб стихи были красивые... Я песни еще люблю - "Каховку", "Землянку".

Ветер отворачивал полы шинели Маши, и девушка то и дело придерживала ушанку.

- А это разве не красиво? - закричал Николай. - И это не только красиво... Это у меня главный тезис. - Он смотрел на девушку так, точно умолял разделить с ним его волнение. - Слушайте:

...Чтоб жить не в жертву дома дырам,

Чтоб мог в родне отныне стать

отец, по крайней мере, миром,

землей, по крайней мере, - мать.

Умолкнув, он улыбнулся доверительно и неловко.

- Спасибо за угощение, - сказала Маша и соскочила с перил. - Вкусные пирожки печет твоя мама.

- Ах, черт, чуть не забыл!.. У меня еще конфеты есть... - и Николай протянул кругленькую металлическую коробочку. - Кисленькие... Вы любите?

- Не очень, - сказала девушка.

Все усилия Николая понравиться привели лишь к тому, что он показался ей неестественным, самонадеянным без достаточных оснований, а главное подозрительно высокопарным.

"Форсит", - думала с неодобрением Маша, посасывая леденец.

- Ну, я пошла, - объявила она.

- Слушайте, идите лучше с нами, - попросил Николай.

"Что если я понесу ее мешок, принято ли это в армии?" - подумал он.

- Зачем это? - подозрительна спросила Маша.

- Фронт... Незнакомые места...

- Какой же это фронт?

- Ну, все-таки... А вы хоть и вооружены... - Николай не окончил, иронически глядя на крохотную кобуру, подвешенную к поясу девушки.

Маша потрогала револьвер и вдруг коротко рассмеялась.

- Девчата в госпитале пристали: "Отдай, отдай... Не разрешается с личным оружием в палате..." А браунинг у меня под тюфяком лежал. Я его вынула и говорю: "Смотрите, заряжено... Для вас шесть, для меня лишь одна..." Сестры только ахнули и - в стороны...

- Вы были ранены? - испуганно спросил Николай.

- Отлежалась, - сказала Маша.

Она быстро сбежала по ступенькам, оглянулась, и ветер как бы понес ее...

- Мы еще встретимся! - крикнул вдогонку Николай.

- Лучше не встречайся со мной, лучше тебе целым остаться! - весело откликнулась девушка.

Уланов некоторое время сидел еще на крыльце, задумчиво приканчивая пирожки. Перед глазами его зиял прямоугольник вокзальной двери и виднелась внутренность здания. Перекрытия, синеватые от окалины, свисали там в пустоте гигантскими пучками. Смутное Недовольство собой овладело Николаем, и он готов был уже упрекать себя за излишнюю болтливость. Незнакомый красноармеец с фиолетовым лицом присел поблизости, и Николай предложил ему разделить остатки завтрака. Неожиданно на площадь густо повалили красноармейцы. Раздалась команда строиться, и Николай торопливо, кое-как уложил свой мешок... Вскоре рота, в которой шагал Уланов, вышла на шоссе, лежавшее сейчас же за поселком...

Был конец апреля, и грунтовая дорога растворилась в весенней воде. Серый, черствый снег еще лежал в кюветах, каменел под намокшим кустарником, но лишь местами сохранился на обширной непаханной равнине. Дорога как будто растекалась по ней. Тестообразные колеи вились несколькими параллельными парами, утопали в тусклых лужах, сворачивали на полужидкую целину. Время от времени на шоссе попадались неподвижные, накрененные машины. По кузов осевшие в грязь, они темнели, как корабли на якорях в туманном море.

Бойцы, потерявшие строй, плелись по обочинам в затылок друг другу. Грузные ботинки скользили по наледи или утопали в глинистом киселе. Ветер встречал солдат в лоб, нападал сбоку, и люди клонились, отворачивая лица.

Николай некоторое время искал глазами девушку, с которой познакомился на станции, но не слишком огорчился, не увидев ее. В глубине души он предпочитал, чтобы новая встреча состоялась позднее, когда не только намерения, но и поступки будут говорить за него. Самолюбие Николая было неопределенно уязвлено, и, как всегда в таких случаях, его утешало воображение. Вскоре он вообще перестал обращать внимание на то, что его окружало, мысленно созерцая свое недалекое будущее... И хотя картины, рисовавшиеся ему, ничем не отличались от тех, что волновали многих юношей, - поле боя, ранение после подвига, сестра, перевязывающая героя, награда перед строем, - они не становились от этого менее привлекательными. В самой их всеобщности заключалась особая притягательная сила. Они были, наконец, очень интимным переживанием, о котором никому не следовало догадываться...

Возбуждение, охватившее Николая, было приятным, как всякое ощущение удачи, даже иллюзорной. Самый мир опасностей, открывшийся ныне ему, сообщал небывалую достоверность его вымыслам. Обращенные в будущее, они переживались почти как воспоминание о случившемся. Однако и у большинства людей событие, происшедшее в воображении, существует потом как бы в скрытом виде... Окружающие просто не подозревали пока того, что было известно о себе Николаю. Ибо уже сейчас со всей полнотой он ощущал себя сильным, стойким, самоотверженным... Он не чувствовал усталости, хотя идти по размытой тропе было нелегко, и он часто перебрасывал винтовку с одного плеча на другое. Губы его были плотно сомкнуты, брови хмурились над ореховыми глазами...

Воронка от крупной авиабомбы преградила Красноармейцам путь. Налитый до половины кратер вздымался сочащимися глыбами выброшенной земли. Николай обошел его. Рябышев и еще несколько человек поднялись на край необыкновенного колодца: томительное любопытство влекло их... Но на красновато-серой поверхности воды люди увидели только свои опрокинутые темные отражения.

Легкий гром прозвучал впереди в тумане. За ним последовал второй удар, третий... Казалось, где-то за горизонтом глухо кашляет сама земля. Рябышев остановился, поднял голову.

- Нравится? - спросил Кулагин, приблизившись.

- Постой, дай послушать, - сказал молодой солдат.

- Теперь до самой смерти эту музыку слушать будешь.

- А может, меня не убьют, - неуверенно проговорил Рябышев. - Ты почем знаешь?

Кулагин пристально посмотрел на товарища.

- Бывает, что только ранят, - сказал он. - Да ведь иная рана хуже могилы.

Кулагин прошел дальше, и Рябышев затоптался на месте, растерянно озираясь. Он чувствовал себя очень беспомощным и поэтому всего страшился; очень одиноким, так как не успел еще найти друзей; очень несчастным, потому что был одинок. Он словно не замечал своих спутников... Неровными цепочками они тянулись по пустынной обесцвеченной равнине, сгибаясь под тяжестью заплечных мешков.

Бойцы миновали молодую березовую рощицу, как бы насквозь просвистанную ветром. На опушке ее деревья были посечены, будто огромная сабля одним ударом обезглавила их. И люди останавливались, глядя на расщепленные белые пни, на ветки, срезанные бушевавшим здесь огнем. Под поваленными стволами виднелось разрушенное пулеметное гнездо. Поблизости от него можно было различить затопленные стрелковые окопчики.