Георгий Березко - Ночь полководца

• Название: Ночь полководца
• Автор: Георгий Березко
• Жанр: История

---

- Приготовьте его... быстро!

Он направился с папиросой к печке, и кто-то подал ему на щепке уголек.

- Самая страда у вас теперь, товарищ военврач, - любезно проговорил рябой сержант.

- М-гу, - промычал хирург, прикуривая.

Маша опять выбежала из класса и вновь через минуту появилась в сопровождении другой сестры - полной, белокурой девушки. Уланов подался было к Маше, чтобы заговорить, но она не задержалась. Только спутница ее, недоумевая, посмотрела; на Николая... Вскоре его самого повели к врачу, и он не видел, как выносили из палаты раненого...

С каждым часом в медсанбате становилось все больше людей... Ливни размыли дороги, и эвакуация раненых в тыл происходила очень медленно. Между тем с боевых участков прибывали новые санитарные обозы, подходили нестройные группы солдат. Когда Николай вернулся, его место у печки было занято, и, потоптавшись, он прислонился к стене.

- Ну, как у тебя? - спросил сержант.

- В госпиталь посылают, - хмуро ответил Николай, уклоняясь от подробностей. Хотя он и не ощущал теперь особенной боли, врач, подозревавший трещину в кости, направлял его дальше на исследование.

- Попутчиками будем, - сказал сержант.

Он был занят неожиданным делом: мастерил куклу из пучка соломы и обрывков марли. Девочки, все еще сидевшие у его ног, искоса следили за ее быстрым возникновением. У куклы было уже длинное узкое туловище, на котором сидела забинтованная голова; прямые руки человечка простирались в стороны.

- Да что у тебя такое? - спросил сержант.

- Нога вот... - ответил Николай сердито.

- Осколок, пуля? - поинтересовался светлоусый солдат.

- Нет, поскользнулся...

- Бывает... Перед наступлением обычно, - неопределенно сказал сержант.

Дрова в печке прогорели. Дымные тени густо бежали по тлеющим углям, и казалось - угли шевелятся, меняясь в оттенках. Легкие синие огоньки газа порхали над их живой, светящейся россыпью... Сержант, порывшись в печке, достал потухший уголек и нарисовал на марле глаза-точечки, нос и рот; подумав, добавил высокие изогнутые брови, от чего лицо куклы приняло удивленное выражение. Явившись в мир и увидев своего создателя, она как будто изумилась раз и навсегда.

- Как звать ее будем? - серьезно спросил сержант, вручая куклу младшей девочке.

Та обменялась с сестрой взглядом, полным снисхождения к странным забавам взрослых людей.

- Наташкой или Анютой?.. Тоже хорошее имя...

- Ну и что ж, - сказала старшая безразлично.

"Можно и Анютой, если вы хотите этого..." - было написало на ее лице. Подержав куклу в руках, видимо для того лишь, чтобы не обидеть доброго человека, девочка в ватнике посадила ее на пол.

Из глубины коридора приблизились носилки, за ними шла Маша. Опередив санитаров, она пробежала мимо Уланова, коснувшись его халатом, и открыла дверь в класс. Носилки свернули туда, и Николай узнал своего комбата. Голова Горбунова безвольно покачнулась на покосившейся подушке, и Николай вскрикнул, испугавшись, что раненый упадет... Почему-то сильнее всего Николая поразило то, что старший лейтенант оброс светлой бородой; нитка от бинта, зацепившись за волосы, лежала на его стиснутых губах... Маша пропустила носилки в класс, вошла сама, и дверь за нею захлопнулась.

- Когда нас отправят, не слыхал? - спросил у Николая боец с перевязанным лицом, и юноша недоуменно посмотрел на него, не поняв вопроса.

- Еще насидимся здесь, - проговорил сержант.

- Не дорога, а наказание, - хрипло сказала старшая девочка. - Ни проехать, ни пройти...

- Машины буксуют... - добавила вторая, подняв на сержанта голубые глаза.

Полная, рослая девушка показалась в дверях палаты, и сержант окликнул ее:

- Сестрица, помогли чего старшему лейтенанту?

Голикова тщательно притворила за собой двери.

- Ох, товарищи, такая беда! - ответила она довольно спокойно.

- Помирает? - спросил светлоусый солдат.

- Не стали оперировать, - пояснила Клава, - посмотрели только и сказали, чтоб назад несли. - Она покачала сверху вниз головой, как бы прощаясь уже с Горбуновым.

"Комбат умирает!.. - ужаснулся Николай. - Как это случилось? И что с моим батальоном?" - впервые, кажется, подумал он так - безотносительно к своей личной судьбе. Оказывается, он до сих пор был озабочен преимущественно своим участием в войне, - на остальное у него как-то не оставалось времени. И это открытие ошеломило Николая.

- ...Душевно жалко, - услышал он низкий, густой голос светлоусого солдата. - Я с ним из-под самой Каширы шел...

- Я с ним с границы иду, - проговорил сержант.

- Поторопились мы малость... - сказал солдат. - Без полной подготовки наступать начали... Вот и насовали нам...

- Начальству виднее, - заметил сержант. Было не ясно - согласен ли он с таким положением вещей или не одобряет его.

"Они, правы", - волнуясь, думал Николай. Еще вчера он горячо опровергал подобные высказывания, сейчас он чувствовал себя не в праве спорить с ними. Мало того: все впечатления последних часов - санитарные обозы, обилие раненых, агония комбата, казавшегося таким несокрушимым, - говорили о чьей-то ошибке...

"Что, если и моя вина здесь есть?" - спрашивал себя Николай. "Опоздал, брат", - вспомнился ему скрипучий голос командира полка, и Николай внутренне сжался, испугавшись разоблачения.

Может быть, он в самом деле слишком долго добирался до КП, чтобы передать просьбу комбата, ставшую, в конце концов, ненужной. Но мысль об ответственности за общую неудачу, - а в ней он уже не сомневался, - была такой страшной, что Николай тотчас же попытался ее отогнать. "Конечно, бойцы правы..." - снова подумал он. Причина поражения заключалась, разумеется, в том, что наступление было начато преждевременно...

- Девки! - пронзительный крик пронесся по коридору, - совсем маленькая девочка, лет пяти, в черном тулупчике до пят, проталкивалась среди раненых.

- Девки! - повторила она, добежав до подруг. - Бегим на крыльцо... Бойцов пришло сколько!

- Ну-к что ж, - сказала девочка постарше, держа обеими руками черный квадратный сухарь.

- Бегим, девки! Раненого какого привезли!

- Ну-к что ж, - проговорила старшая и впилась зубами в твердый хлеб.

Сестра ее медленно повела ясными глазами.

- Не видели мы их, - спокойно заметила она.

- Точно, - усмехнувшись, сказал сержант.

Но жестокая новость уже передавалась от человека к человеку; сестры и санитары спешили к выходу, туда же тянулись раненые. Через несколько минут по коридору на носилках пронесли командующего армией. Николай, прижавшись к стене, увидел на подушке крупное, прямоугольное лицо, которое сейчас же узнал. Не защищенные очками глаза генерала, сощурившись, смотрели в потолок... Солдаты молча наблюдали, как носилки свернули в операционную. Все знали уже, что генерал был ранен осколком мины, когда находился на НП командира дивизии.

9

Лежа на операционном столе, командарм почти не испытывал боли, но чувство неловкости, почти смущения, не покидало его. Посылая свои части в бой, он прикидывал обычно возможные потери в личном составе, стремясь уменьшить их. Но ему не приходило в голову, что он сам может оказаться убитым или раненым в сражении, начатом им. И не только потому, что его местопребывание было относительно безопасным, как требовала того целесообразность. Особое, авторское отношение к бою, который он давал, психологически делало его неуязвимым.

По дороге в медсанбат генерал вспомнил, как он был ранен в первый раз, без малого сорок лет назад. Японская пуля свалила рядового Сергея Рябинина на улице маньчжурской деревни с мудреным, позабывшимся названием. И хотя сквозная рана в живот оказалась тяжелой, продержав Рябинина около полугода в госпитале, время смягчило память о ней. Потом Рябинин воевал много и счастливо. Под Перекопом он шел в атаку впереди своей бригады и остался невредим, штурмуя Турецкий вал. Надо же было случиться, чтобы его настигла немецкая мина именно теперь, за несколько часов до решительного наступления армии. Упав на землю, командующий почувствовал не испуг, а недоумение, словно действительно верил в то, что возраст и ответственность предохраняют от осколков. Потом на несколько минут он потерял сознание.

Сейчас он лежал голый "а высоком столе, стыдясь своего грузного тела с седой растительностью на груди. Вокруг толпились врачи и сестры в чистых халатах; санитары держали над столом керосиновые лампы. Лица у всех были закрыты марлевыми повязками, и это смутно беспокоило генерала. Очутившись среди равно обезличенных, замаскированных людей, он ощутил вдруг непривычную неуверенность. Ему не нравилось также, что в комнате собралось слишком много народа - он предпочел бы одного врача, если без этого нельзя было обойтись. И генерал хмуро поглядывал по сторонам красноватыми сощуренными глазами.

Один из хирургов, плотный, плечистый человек с выпуклой грудью, кончил мыть руки и принялся обтирать их мокрой ваткой. Второй хирург был уже готов и стоял, подняв руки ладонями наружу, как будто молился. Поодаль переминался с ноги на ногу командир медсанбата - военврач Луконин.