Леонида Подвойская - Максим

• Название: Максим
• Автор: Леонида Подвойская
• Жанр: Боевик

Как жить подростку, вдруг обнаружившему у себя паранормальные способности? Исцелять безнадежно больных, помогать слабым и обездоленным? Вмешаться в криминальные разборки и по своему разумению покарать виновных? А может быть, просто получить несметные суммы за исцеление сильных мира сего и жить в свое удовольствие? И еще мучает вопрос – кто ты теперь? Что выберет один из таких подростков – Максим, читатель узнает из одноименного романа Л. Подвойской, открывающего цикл «Предтечи Зверя». Автор характеризует жанр этого цикла как «Фэнэкшн» – «фэнтези и экшн», подчеркивая этим, что действия в ее романах происходит в очень похожем, но все же не в нашем мире. В действительности же «Максим» – это удачно дозированный коктейль детектива, фантастики, боевика и совсем немного – мистики. А еще – это светлая сказка, которая читается на одном дыхании.

---

– Ничего, – успокоила юношу толстушка и кинулась в палату. – Это у него бывает. После операции. Ты не бойся. Я ему обезболивающее уколю, и он опять спокойно ляжет…

Но Максим уже не слушал тараторку. Мимо на каталке быстро провезли кого-то забинтованного.

– Девушку машина сбила. На операцию повезли. Тяжелая. Сам профессор будет оперировать, – также глядя вслед, объяснила, вернувшись, медсестра.

– Это который? – рассеянно поинтересовался занятый своими мыслями подросток.

– Который тебя лечит. Ну, сегодня приходил, Василий Иванович. Золотые руки! Только здесь – вряд ли… хотя загадывать не надо. Твоего соседа по палате Василий Иванович с того света вернул. Вроде выздоравливает, хотя и кричит от боли пока… Ну хорошо, иди в палату, отдыхай. Скоро твой отец приедет. Профессор позвонил.

Юноша кивнул и, оторвав взгляд от закрывшейся в операционную двери, неуверенными шагами поплелся к туалету. Там он долго с удивлением таращился в зеркало – рассматривал свое лицо, словно не узнавая себя. Он и одновременно – не он. Те же карие глаза (от отца!), те же густые темно-каштановые волосы, порядком отросшие, те же широкие брови. Но детская припухлость щек сменилась туго натянутой на скулах кожей. Глаза запали и казались неестественно большими. Даже бывший предметом насмешек нос – «картошкой» – теперь заострился и приобрел более правильные нордические очертания. И губы вот… – подросток вытянул их трубочкой, потом поджал, потом улыбнулся. – Уже не «губки бантиком». Хотя… Нижняя осталась такой же пухлой. Но в целом увиденное Максиму понравилось. Из зеркала на него смотрел тот, кем ему и хотелось быть, – по крайней мере, уже не ребенок. Объяснив это значительным похуданием, Максим принялся за гигиенические процедуры.

Появление отца в майорских погонах и с новенькой Звездой Героя на груди было исключительно эффектным.

– Сразу после службы. Да и профессор настаивал, говорил, положительные эмоции тебе нужны, – смущенно оправдывался он за свой вид, прижимая сына к пропахшему куревом кителю. – Ну, а ты? Как себя чувствуешь?

– Ничего, папуля, нормально. Но ты… ну, ты… – Максим глупо широко улыбался, по-детски таращась на Звезду. – Ты молодец, папуля, – наконец нашел он нужные слова. – Я всегда знал, что ты у меня герой. А как? За что?

– Так ты ничего не знаешь? Тебе ничего не говорили? – осторожно поинтересовался Белый-старший, садясь на кровать и выкладывая на тумбочку всевозможную снедь.

– Нет, ничего. Рассказывай, рассказывай быстрее!

– Посадил аварийный самолет на глазах у Главного.

– А подробнее?

– Вернешься домой, все подробно расскажу.

– Ну, хоть немножко.

– Нет, здесь не будем, – твердо оборвал клянчанье отец. – Рассказывай, как ты здесь.

– А, секреты! – по-своему истолковал это Макс. – Тогда ладно. Чего ты там понавез? Лучше бы книжку какую. Нормально я. Профессор осмотрел, сказал, что поправляюсь. Что случилось, допытывался. А я, честное слово, не помню. После его ухода вспоминал, вспоминал… До того, как ты пришел со службы вечером, помню, как показал дневник, помню, а дальше – провал.

– Не волнуйся, главное – спокойствие.

– Это Карлсон говорил.

– Это нам твой Василий Иванович говорил. Ты отъедайся. Это тоже профессор говорил. Пока вот соки, пасты, шоколады. В школе все нормально. Директорша сказала, что помогут наверстать. Невеста твоя интересовалась, тоже обещала помочь.

– Ай, ну папа, – засмущался Макс.

Невестой отец называл школьную подружку сына. Когда-то они сидели за одной партой, потом разные интересы охладили их отношения, сейчас же затаившаяся взаимная симпатия перерастала во что-то иное, о чем подросток вообще не хотел говорить с кем бы то ни было.

– Да ладно тебе. Какую книгу привезти?

– Мне Женька обещал. Еще до каникул. Может, свяжешься? Он знает.

– Найду. Ну, пора. Врач просил долго по первому разу не засиживаться.

– Да, езжай. Когда снова будешь?

– Теперь часто, – офицер крепко обнял сына и ушел, оставив в душе юноши радостное ощущение любви, тепла и нужности на этом свете.

Помахав ему в окно, больной развернул свертки и только сейчас почувствовал, как проголодался. Поев разных вкусных фруктовых кашек, подросток с какой-то хитрецой покосился на конфеты, а затем блаженно закрыл глаза, в точности выполняя предписания тихого часа.

Разбудил его вечером мрачный Василий Иванович. Сугубо по-деловому осмотрев юношу, он сказал:

– Молодцом, продолжай в том же духе, – после чего повернулся к больному на соседней койке.

– Василий Иванович, когда меня выпишут? – жалобным голосом спросил Максим.

– А что, тебе плохо здесь? Только очухался, и уже надоело? Не нравится?

«А что здесь должно нравиться?» – хотел, было, спросить Макс, но, взглянув в грустные уставшие глаза профессора, осекся.

– Четверть кончается. И год.

– Переведут без экзаменов. Выведут средний. Все равно напрягаться тебе долго нельзя будет. Так что отдыхай и выздоравливай. Мы еще с тобой обстоятельно поговорим на эту тему, – пообещал профессор, уже стуча по конечностям его соседа.

Глава 2

– Угощайтесь, угощайтесь. Мне все равно много пока нельзя. Да, а как меня до этого кормили? Кололи? – спросил Максим у медсестры.

– Да, первых несколько дней кололи, а потом потихоньку из ложечки кормили. И ничего, глотательный рефлекс утрачен не был. Правда, давали только жидкое или пюре, тоже совсем жиденькое. Так что сейчас смотри, никакого мяса раньше времени.

– Вот я и говорю: угощайтесь. Почему это Чапай такой злой? – поинтересовался Максим.

– Кто? – не поняла толстушка. Максим уже выяснил, что зовут ее Светлана, и, чтобы кое-что выведать, пригласил на отцовские конфеты.

– Ну, Василий Иванович ваш…

– Не надо так, – серьезным тоном упрекнула девушка собеседника и даже отложила конфету. – Он не злой. Просто он очень уставший и подавленный. Помнишь ту девушку? Шесть часов операции. Шесть часов, понимаешь? И не ногу какую-то отрезать, а мозг оперировать. Ювелирная работа. Но не всегда и не все подвластно даже ему. Наверное, умрет бедняжка. Хотя надо надеяться и бороться до последнего, – спохватилась она, тяжело вздохнув. – А потом, после операции, – разговор с родителями. Соври, успокой, что все нормально, а вдруг раз – и все. Как потом в глаза им смотреть? Сказал, что сделали все возможное, но ни за что ручаться нельзя. Мать – тотчас же с инсультом, уже тоже наш пациент, а отцу надо на службу. Он тоже офицер. Какой-то большой начальник у вас. Пушкарев его фамилия. Знаешь такого? Представляешь, завтра приедет, а дочь…

– Пушкарев… Значит, она… – ошарашенно прошептал Максим.

Он хорошо знал эту девчонку – синеглазую красавицу Анюту. «Анютины глазки – цветочек из сказки», – сочинил он когда-то в рифму и, написав эти слова на бумажных самолетиках, забросал ими ее балкон (в их же доме, но через подъезд и этажом ниже). Обратила ли она внимание? Наверное, хотя она этого не сказала, но вскоре он здорово получил от ее более взрослых ухажеров. Было это в детстве, три года назад, поэтому теперь почти забылось. После они никогда не общались и, кажется, об этом не жалели. И теперь она… ее… Почему-то навернулись слезы. Ну, не почему-то, а от жалости.

– И что с ней теперь? – спросил Максим.

– Профессор сказал, что травма тяжелая. Да оно и так было видно. Весь череп… но тебе ведь нельзя волноваться!

– Ну расскажите, пожалуйста. Тем более, что уже все и рассказали.

– Ладно. Теменная кость раздроблена. Мозги видны. Привезли, сразу – трепанация, а затем… – и студентка, гордясь своими знаниями, начала сыпать мудреными терминами.

– Но я не понимаю. Вы бы мне по-русски.

– А вся медицина на латыни.

– И что, нет шансов?

– Неизвестно. Травма мозга очень серьезная, несовместимая с жизнью… почти.

– Но только «почти»?

– Все может быть. А даже если выживет, будет инвалидом. Паралитиком…

– Зачем тогда вообще жить? – выдохнул Макс.

– Не знаю, – вздохнула медсестра. Ей было всего двадцать два, она тоже не представляла себе, зачем жить, не имея возможности двигаться. – Ну все, спать. Будет мешать сосед – позовешь меня, я на дежурстве.

– Спасибо, спокойной ночи.

– И тебе спасибо. Выздоравливай.

Сосед не мешал, но уснуть не удавалось. Хотя какое там не удавалось? Максим и не пытался. В окно светила луна, в открытую форточку прокрадывался волнующий запах рано зацвевшей сирени. Наверное, специально, чтобы пациентам болеть не хотелось. И умирать – тоже. Гнетущая тоска охватила сердце. Хочешь не хочешь, а когда-то придется. Вот Анюта тоже не хотела. Не хочет. Он вспомнил ее на школьных вечерах. И если в школьной форме она была красива, то на вечерах или дискотеках была, как бы это точнее выразиться… да ладно, неважно, как это называется! И не в том дело, что она не с ним. Он и не пытался. Кроме тех идиотских самолетиков… Лицо его вдруг залилось краской от давнего воспоминания, он подумал: «И по делу меня тогда отходили. Подло, правда, что втроем, ну она-то здесь при чем?»