Ольга Шульга-Страшная - Лабиринты времен

• Название: Лабиринты времен
• Автор: Ольга Шульга-Страшная
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00039-229-4

Тайное братство Своих существует 2000 лет. Ни одно событие, ни одна война и ни один властитель мира не обделены вниманием и незаметным вмешательством умных и сильных Князей Братства.

---

На этот раз злонамеренья старшего брата перешли все границы терпения. Печенеги в немыслимом количестве дошли аж до крепости Альта, что на левом берегу Днепра. Мечтали, окаянные, посадить на Киевский престол своего Святополка, и топтать Русь, пока кони до сухой земли все не вытопчут. Замыслили они не набежным разбоем насытиться, а остаться навеки, чтобы служил им русский народ, теша печенежскую гордость и жадность. Там, в далеком Диком Поле, уж все истоптано и съедено, а у русичей завсегда хлеб родит, меды в корчагах пенятся да бабы каждый год работников рожают.

Здесь же вот, на самом на берегу Днепра, в широком необъятном поле и задали трепку печенегам Ярославовы дружины. Но то красное словцо вылетело – «трепку задали». А на самом деле худо пришлось не только печенегам. Много русских дружинников полегло, питая родную землю своей ядреной кровушкой. Не час и не два бились мужики. Печенеги – чтобы оставшиеся годы жить беспечно, в неге и сытости; русичи – чтобы самим рабства не знать, и чтоб дети не знали, как перед ворогом и притеснителем голову клонить. Да еще за мамушек да старух столетних, что ждали их, с тоской вглядываясь под козырек руки до самой грани дороги, что уходила далеко-далеко, за самый за простор полей. Да еще за память о дедах своих, что с тяжелыми мечами, не замечая тяжести наручной, отбивались от охотчиков до хлебушка русского, отбивались задолго до рождения сегодняшних дружинников. Да за своих потомков дрались, которые нерожденными еще много лет будут, но когда-то ведь и родятся? За них вот, за нерожденных, для которых отеческий дом сохранять нужно было, да вот это поле широкое, смоченное кровью не одной битвы, да смелый и веселый нрав, который в рабстве не вырастишь… Кости хрустели да мясо сочно чмокало, отсекаясь от плоти, стрелы люто жалили, доставая до самого до сокровенного нутра. И лилась кровушка и набежчиков, и защитников, неразличимая ни по цвету, ни по боли. Умирать-то кому не больно да кому не страшно? Ан нет, опять неверное слово сказано. Не страшно в родную землицу ложиться. Чай она, как мамушка, обнимет да примет сыночков своих. А чужой-то, гость незваный, как пес выброшенный смердеть останется, покамест не растащат волки степные да вороны ненасытные. Вон как расселись поодаль, дожидаясь своей кровавой да сочной добычи.

Ярослав Пересвет как щит стоял рядом с князем-тезкой. А когда в вечернюю зарю стали теснить их печенеги, то и спину друга своего прикрыл, принимая на себя удары звенящего железа. Гул со всех сторон стоял такой, что казалось – и из ушей кровь польется. Русичи, не мудрствуя лукаво, бросались в бой всей лавиной, рассчитывая свою силу на единый порыв и единый удар. А степняки, чтя воинскую хитрость превыше иного какого умения, всегда оставляли сзади, за спинами, свежее войско, которое раз за разом сменяло уставших воинов и вносило в ряды русичей растерянность и смятение своей казавшейся бесконечной силой и неутомимостью.

Да, всё было. Всё было у русичей, не только победы, но и пораженья. Только не сегодня. Нет. Подвела степняков самонадеянность да недавние скорые и легкие победы на рубеже земли русской. Все в этот день было против них… То ли русичей сегодня было больше, то ли в бой они шли веселей, оставив, наученные, свежие силы за спиной. Но трудно было сегодня степнякам, ох как трудно. А с вечерним закатом, когда солнце развернулось прямо в черные и узкие глаза их, хлынула на печенегов небольшая, но свежая сила русского воинства. И битва вскипела заново, не давая пока перевеса в победе ни одной, ни другой дружине. Уже много было убитых и раненых с обеих сторон, и силы, казалось, истощились… И мелькала шальная и непрошеная мысль – не отступить ли, не отодвинуться ли…? Но солнце все еще освещало русичам путь, являя серую усталость на грязных и плоских лицах ворогов.

И вот дрогнули, сначала духом, а потом и плотию, печенеги, поддались под натиском русичей и, как лава, покатились назад, в Степь, чтобы опять на долгие годы забыть и самое начало тропки, которая вела в сторону Руси. Еще много лет обходили печенеги край русской земли, стремясь со своим голодным войском в сторону запада, в слабовольную и рассеченную недружными правителями Европу.

А киевский князь Ярослав, вернувшись назад, к отчему престолу, уже по праву старшего занял княжье место. Чтил он и отцовские заветы, и отцовские задумки об объединении Руси; и чтил он чаянья всего русского народа, всегда без опаски родивших и детей, и хлеб за широкими спинами своих дружинников, которые и спали сторожко, и жили сторожко, готовые в один миг подняться и опять идти защищать и свой отчий дом, и свою отчизну. И у левого плеча князя всегда стоял ровесник и друг Ярослав Пересвет, как и многие из бояр, состоявший на службе в дружине князя. И суждено было ему послужить тем зернышком, которое проросло и выстеблилось в могучее древо воеводского племени, через века меняя только оружие и царей, но никогда не меняя народ, охраняемый их спиной, и Родины, которая меняла государственное название, но никогда не меняла значения Русь и Родина-мать.

Всё, казалось бы, до поры было спокойно. До поры… Но одно не давало безмятежно спать киевскому князю Ярославу, сыну Владимира – он никогда не забывал, что в далекой Степи рыскает Святополк Окаянный, пропадая без вести среди таких же отверженных. Он, так же, как его давний предвестник, Каин, не ведал ни любви, ни раскаяния. И его семя, сильное не добром, а злой волей, тоже прорастало и обещало вырасти таким же ветвистым, хотя и с отравленными плодами, деревом. И приходилось только надеяться, что кто-нибудь из потомков Святополка сможет побороть в себе дух всех каинов и покаяться, спасая и себя, и своих еще не рожденных потомков. Господь милостив, и обещал всем прощение за искреннее покаяние, готовый прервать нить несчастий и бесчестья на любом сыне или пра-пра-…сыне. Скользко жить на чужой крови, можно упасть и выдернуть корни своего дерева, но коли сбережен ты от этого несчастья, значит, есть еще планы на тебя у Господа, и никому не ведомо, через сколько столетий свершиться им.

Дунечка встречала мужа, гордо неся перед собой высокий живот. Она еще не знала, что Бог подарит ей долгую, далеко за сто лет, жизнь. И во всей жизни для нее будет тепло родного дома, тепло мужниной груди, и тепло малых деток, рожденных ею до десяти. И все будут мальцами, крепкими и высокими, как отец. И только последней будет долгожданная доченька, за долгое ожидание названная родителями Жданою. И выйдет Ждана за сына Тмутараканского воеводы и посеет в века его семя, носившее уже не Пересветово имя, а Стражниковых, которые вовеки будут стражами на южной окраине российской земли и зваться будут уже не русичами, а воинами, живущими у края земли родной, то бишь, украинцами, свято охраняющими ее края. Но это уже другая история о другой любви…

1972 год

Владимир Ярославич Пересветов был военным инженером. Его карьере можно было позавидовать. Уже на пятом году службы пригласил его в свою лабораторию известный ученый-биофизик, имя которого до сих пор мало кому было известно в силу закрытости всех его работ. Тема, которую он предложил приглянувшемуся молодому инженеру и изобретателю, прозвучала почти фантастически. Владимир Ярославич даже оглянулся, чтобы встряхнуть свои мысли. Нет, действительно, двадцатый век, за окном осень, идет дождь: все обыденно и реально. Но его Учитель стоял напротив, и второй раз четко повторил, что им предстоит путешествовать по лабиринтам генной памяти. И как знать, где они смогут оказаться, блуждая по задворкам сознания давно ушедших предков?

Пересветов долго рассматривал нелепую конструкцию, провода от которой шли к маленькому гудящему ящичку с веселыми многоцветными лампочками. Подержал в руках шлем, опутанный проводами.

– И что, работает?

Учитель смущенно поскреб макушку:

– Нет пока… – И тут же с жаром добавил: – Но это – пока!

Это «пока» растянулось на долгие годы, но Пересветов уже не считал, что работает над пустой идеей. Он с головой окунулся в расчеты, схемы, чертежи и уже спустя какое-то время сам мог горячо отстаивать жизнеспособность этого фантастического проекта.

* * *

Васёна училась в обыкновенной советской школе, но вечерами всегда сиживала над книгами рядом со своей матерью, Софьей Михайловной, которой одной пришлось воспитывать и обучать дочь. Толстые, с тяжелыми кожаными окладами, украшенными тонкими ажурными листами золота и орнаментом из драгоценных каменьев, эти книги были писаны живыми руками. И буквицы в них были дивные и почти забытые, но при внимательном и вдумчивом чтении они вдруг наполнялись давно утерянными гармонией и красотой. Книги эти передавались в семье из поколения в поколение, оберегаемые, как ни одно другое семейное сокровище, сохраняемое и спасаемое в первую очередь при всех войнах и пожарах не одну сотню лет. И еще Васёна знала, что когда-нибудь ей доверят чтение Первой книги. Той, что была писана на нетленных золотых листах и хранилась в монастыре за семью печатями. Конечно, их родовые книги тоже были древними, и листы их, пожелтевшие от времени, рассказывали и пересказывали не только историю рода, но и истории давно минувших событий и войн. Но та, Первая, которую видели глаза Ярослава Мудрого, была ее путеводной и никогда еще не виденной звездой.