Елизавета Аистова - Игра воображения. Роман

• Название: Игра воображения. Роман
• Автор: Елизавета Аистова
• Жанр: Современные любовные романы

Роман Елизаветы Аистовой «Игра воображения» охватывает десятилетие и повествует о нескольких людях, по-разному переживающих столкновение мечты с реальностью. Роман – о сегодняшних проблемах наших современников, о любви и о том, как трудно реализуются «большие надежды» героев, которые проходят каждый своими путями в поисках счастья.

---

Зима прошла в рабочих хлопотах, в мечтах о будущем. Англичанка хвалила: произношение улучшилось, Василиса перечитывала русскую классику, подчеркивала карандашом любимые места. Иногда мама поручала ей погулять с Ксюшей. Ксюша спала в коляске, а Василиса думала о своей жизни, строила планы, мечтала.

Василиса не любила зиму. Конечно, можно покататься на лыжах, сходить на каток, Костя с Машей сколько раз звали Василису за город – она все отнекивалась, не хотела им мешать. Машка уже познакомила Костю со своими родителями. Костя бывал у них чуть ли не на правах жениха. Костина мама Машку приняла, поняв, что это важно для сына. Маша говорила, что они, наверное, поженятся летом, когда она сдаст сессию.

У Саши Соловьевой в начале марта 95-го вышла книга в тонком пестром переплете. Она подарила роман Василисе с дарственной надписью: «Милой Василисе – на добрую память – дружески – Саша». Роман оказался увлекательный, Василиса дочитала его до конца, но ей показалось, что на жизнь у Саши получилось не очень похоже.

Василисе хотелось, чтобы горы зимнего снега поскорее растаяли, и снова стало тепло. А весна не спешила, по-прежнему лежал снег, и даже на 8 Марта ударили морозы. Руки замерзали в перчатках, а кожа на руках огрубела и стала сухая-сухая, с кровоточивыми трещинками, хотя Василиса несколько раз в день мазала руки кремом.

Во второй половине марта Василису вместе с другими сотрудниками пригласили на вечеринку в кафе. Среди людей, к которым привыкла, она чувствовала себя уютно и раскованно. Много танцевала, смеялась, даже хохотала. С ней разговорился Борис Борисыч, который на работе всегда был очень занят, и Василисе казалось, что он ее не замечает.

– Почему тебя назвали Василисой? Мне нравится. Нестандартно. Колоритно.

Борису Борисычу на вид можно было дать больше тридцати лет. Василиса считала, что это уже преклонный возраст, но Борисыч ей нравился. Он умел смешно рассказывать, шутил.

– Тебе сколько лет? – спросил он.

Когда Василиса ответила, с улыбкой сообщил:

– А мне тридцать шесть.

Василису поразили его интеллект, умение говорить о живописи, об архитектуре – о том, в чем она не разбиралась. Внешне он был абсолютно обыкновенным человеком, на которого она бы не стала обращать внимания. Среднего роста, рыжеват и бледнокож, склонен к облысению. Черты лица довольно мелкие и невыразительные. Глаза светло-зеленые или зелено-серые. На широком лбу – целая компания горизонтальных морщин. Когда он разговаривал, часто они собирались в «гармошку».

На следующий день Борис Борисыч поздоровался с ней на работе приветливо, хотя он по-прежнему был очень занят, но теперь смотрел на Василису одушевленно, внимательно.

– Пообедаем вместе, – как-то предложил он.

Борис Борисыч кивнул на ее соглисие и, казалось, тотчас забыл о ней. Василиса толком не знала, что входило в обязанности заместителя директора компании, но поняла, что эти обязанности неплохо оплачивались: обедать Борис Борисыч повел ее в очень приличное кафе, куда Василиса никогда не заглядывала, питаясь взятыми из дому бутербродами. За обедом он увлеченно говорил об искусстве, о литературе, интересовался Василисиными пристрастиями.

– Ты что предпочитаешь? Русскую классику, зарубежку, фэнтэзи, сказки?

– Из сказок я уже выросла, – укоризненно сказала Василиса. – Люблю кое-что из классики, кое-что из современной прозы.

– Я иногда читаю детективы, под настроение, особенно в дороге. А люблю Фейхтвангера и особенно Пруста.

– Совсем не знаю этих авторов, – призналась Василиса.

– Тебе Пруста читать, пожалуй, рановато. Не понравится. А Фейхтвангера почитай. «Гойю», например. А как ты относишься к Достоевскому?

– Я не могу сказать, что люблю Достоевского, но «Идиота» и «Братьев Карамазовых» прочла с интересом. Оторваться не могла. Наверное, я не все в них поняла, но мне понравилось. Я в книге живу, представляю все себе до мелочей, и, если перечитываю, словно вижу знакомую картину… В романах Достоевского мне скучны религиозные рассуждения. У него герои экзальтированные, с надрывом. Все время друг другу исповедуются, как в церкви. А вместо духовника – Федор Михайлович…

– Достоевского многие не любят. Прежде всего, из-за жизненных мерзостей, которые он вытаскивает изо всех углов и заставляет тебя на них смотреть. Но когда тебе плохо, ты читаешь о том, как другим еще больнее, еще хуже, ты раскаиваешься в своей слабости и понимаешь: надо барахтаться, бороться и жить дальше. Меня Достоевский несколько раз спасал от депрессии. Каждый роман Достоевского – борьба с бесами. В нем самом, в его персонажах и в каждом из нас. Достоевский оставляет своим героям и читателю свободу выбора: как жить, куда идти… Кто, по-твоему, выше, Толстой или Достоевский?

– В Толстом меня тяготит его желание поучать, – ответила Василиса. – Если не поучает, если в нем побеждает художник, я люблю Толстого. По-моему, «Анна Каренина» более гармоничный роман, чем «Война и мир». Хотя в «Войне и мире» есть гениальные куски. Помните эпизод дружбы княжны Марьи и Наташи после гибели Андрея? Они почти без слов понимали друг друга… Или Пьера с сопливым ребенком на руках? Если бы Толстой выкинул страницы своих рассуждений о том, что движет историю, роман бы выиграл… А почему мне не понравится Пруст?

– Понимаешь, Пруст – странный писатель. У него ничто никуда не движется. Его вещи почти внесюжетны. Пруст останавливает время. Вот, например, герой романа собирается нанести визит одной знатной даме, но многие страницы Пруст посвящает описанию чувств, которые одолевали героя год назад, когда он видел картину художника, чьи работы есть в собрании этой дамы. Если он пишет о любви, то это описание того, что происходит с его душой под влиянием встречи с тем или иным человеком. Читая Пруста, обнаруживаешь: переживания персонажа оказываются, словно под увеличительным стеклом. Я люблю это медленное чтение. В Прусте я нашел своего писателя. Он мечтатель.

– Значит, и Вы мечтатель? Я тоже люблю мечтатель.

– Тогда это писатель может оказаться твоим. Пруст – необычный мечтатель. Он ностальгирует о прошлом.

– А Вы какой мечтатель?

Борис Борисыч задумался, улыбнулся, потом посмотрел на часы.

– Нам пора на работу. Договорим в другой раз, хорошо? У меня очень много дел сегодня. Надо ехать к заказчикам.

Так вышло, что Василиса продолжала звать Бориса Борисыча «на Вы», а он ее – «на ты». Василисе это казалось нормальным, ввиду разности возраста. Она думала, что Борис Борисыч предложит ей называть его «на ты», он не предлагал, а ей хотелось, чтобы предложил. С другой стороны «ты» пришлось бы все равно скрывать от сослуживцев, а скакать с «ты» на «Вы» было бы фальшиво. Они еще дважды обедали вместе. Борис Борисыч не пытается за ней ухаживать, она обнаружила, что думает о нем гораздо чаще, чем следовало бы: Борис Борисыч занимал в голове все свободное место, остающееся от английского, истории и литературы. Если она поступит, перестанет каждый день видеть Бориса Борисыча. Василисе стало грустно.

– Сколько ему лет, твоему Борисычу? – спросила Машка.

– Тридцать шесть.

– Ничего себе!

– Но Косте тоже двадцать пять.

– Но не тридцать шесть. И почему он не женат? Расспроси его хорошенько. Лиза! Надо выяснить, как он к тебе относится!

– Он со мной говорит о множестве интересных вещей. И вообще, я уже просила тебя, зови меня Василисой. Все-таки Лиза – твоя выдумка.

Ладно, – удивилась Машка. – Раньше это тебе даже нравилось. Ты в него втрескалась. Это он понимает, твой Борис Борисыч?

Василисе хотелось, чтобы Борис Борисыч назначил ей свидание. Но время шло, а ничего не менялось. «Может, мне признаться ему в любви? – думала Василиса. – Что он на это скажет?»

В тот апрельский день они обедали, и Василиса тихо сказала:

– Борис Борисыч, я люблю Вас.

– Что ты сказала? – переспросил он, не потому, что не услышал, а от смущения.

– Я Вас люблю, – сказала она увереннее.

Борис Борис перестал жевать, отложил вилку и участливо взглянул на нее.

– Василиса Прекрасная, ты шутишь? – наконец тихо спросил он и сморщил лоб.

– Борис Борисыч, я в самом деле Вас полюбила. Я все время думаю о Вас. Жду нашей встречи.

Тебе хотелось полюбить, и ты выбрала меня, потому что рядом не оказалось кого-то моложе и симпатичнее. Ну, посмотри на меня. Разве в таких влюбляются юные девушки? Тебе показалось, Василиса, ты совсем меня не знаешь!

– Мне кажется, я знаю Вас очень давно! Я Вам не нравлюсь?

– Очень.

– Тогда почему Вы так улыбаетесь? Как-то безнадежно.

Борис Борисыч засмеялся.

– Я выгляжу по-дурацки, да? – беспомощно спросила Василиса.

– Ты замечательная, – сказал Борис, и на его лбу снова появилась «гармошка» задумчивости. – Но я не готов к этому разговору.