Михаил Гарцев - Забытые стихи

• Название: Забытые стихи
• Автор: Михаил Гарцев
• Жанр: Поэзия

Стихи, не вошедшие в мои последние сборники. Не вошедшие по тем или иным причинам, но это не значит, что отринутые мной навсегда. Возможно, что они самые искренние и любимые.

---

«Резцом ли, кистью создавая…»

Резцом ли, кистью создавая
творения в немом пространстве,
себя в твореньях воплощает
художник в твердом постоянстве.
Прекрасно жизни постиженье,
телесный обретая облик —
живой огонь воображенья,
движенья чувств дрожащий отблеск.
Гимн красоте – она священна.
Здесь нет уродств из жизни бренной,
здесь вошь в пропорциях надменна,
обрамлена ажурной пеной.
Здесь царственный язык искусства
зовет в страну волшебств чудесных —
застывший светлый отсвет чувства
в полете грации небесной.
А как же наш художник милый,
себя в твореньях воплотивший?
Из жизни вырвав миг единый,
нас красотою одаривший!
Нет, не ищите вы сравнений.
Он в той стране не гордый житель.
И всех своих произведений
он только ревностный служитель.
В нем нет величья эталона.
Такой, как мы, – простой, беспечный.
Влечет туманность Ориона,
но в ней он самый человечный.
Ему не льстят небес пороги.
Людей гораздо ближе муки,
ведь красоту творят не боги,
а человеческие руки.

«Великое в сладкой тиши зарождается…»

Великое в сладкой тиши зарождается,
И сразу в глаза никому не бросается.
Здесь чувства остры и душа обнажается,
пыльцою ума о-пло-до-тво-ряется
душа, зарождая великое.
Вначале, как все незаметно-безликое.
Но в воздухе мягкое грусти свечение.
Дрожанье,
броженье,
о, чудо рождения!
И вот уже плод от души отделяется,
и сладостной музыкой мир наполняется.
Потом будут залы, и сцены, и выставки,
и целые кипы восторженной критики.
А может, – хулы поток излияний,
и только потом наступит признанье.
Но все лишь потом,
а вначале – молчание,
работа,
исканья
в ночи ожидания.
Не в громе оваций родится великое,
а где-то в тиши незаметно-безликое.

«Стихи прославленных поэтов…»

Стихи прославленных поэтов,
читая вас в свой праздный час,
я массу находил советов,
блестящих, ярких, сильных фраз.
Стихи звенели, как оружье,
сметая всяческую муть,
срывая внешнее, наружное,
вещей нам обнажали суть.
В них всё – природы совершенство,
любви священной благодать.
В неистовстве, огне, блаженстве,
они сумели все объять.
И все же грустно и тревожно
звучит мотив в стихах подчас,
мол, передать все невозможно,
природа совершенней нас.
Рук трепетных полет в тумане
и с хлебным запахом зерно,
все это так нас в сердце ранит,
стихам так ранить не дано.
А мне не нужно совершенство.
Я приношу ему дары,
и чту его в немом блаженстве,
но мне милей мои миры.
Пускай они несовершенны,
Пускай в них мало глубины.
Они мои.
Они священны.
Они мне одному верны.
В щемящем сладостном забвенье
поэт творит нам чудеса,
в слова вселяя вдохновенье,
он создает вновь небеса,
поля, леса, пустыню, воду…
И вот слова уж не слова,
Великой матушки-Природы
они живые острова.
А я хочу варить другое.
Металл струится, раскален.
Пусть он пронзает все живое,
пусть сам я буду им пронзен.
Смерч слов моих,
над плотью бренной,
меня сумеет распылить,
и я, такой несовершенный,
в своих мирах останусь жить.

«Нет, не всегда ум сильный, яркий…»

Нет, не всегда ум сильный, яркий
дается тем сынам народа,
кто в битвах яростных и жарких
воюет с тайнами природы.

Дается и любимцам духа,
владеет им художник пылкий.
В огне мазка, в полете звука,
воинственной окутан дымкой.

Я чту слог яркий, динамичный!
Слог, кованный из красок, света,
но мне и ближе, и привычней
слог, растворяющий поэта.

«Ты, слово, – цель моя, мое – начало…»

Ты, слово, – цель моя, мое – начало.
Смыкаешь ты в кольце поток жемчужных вод.
И от печального, но верного причала,
подняв свой страстный флаг, я направляю ход
ладьи, в которой нет другого экипажа,
кроме меня, где я матрос и капитан.
И за успех столь скромного вояжа
я сам себе налью и осушу стакан.
Резвятся образы под строгою кормою,
волной игривою подброшенные вверх.
Могу нагнуться, прикоснуться к ним рукою,
услышать детский беззаботный смех.
Я их пленю хрустальной тонкой сетью,
пусть в ней томятся, а придет черед
я перелью их в золотую песню,
увижу слов и музыки полет.
Я не ищу конечной четкой цели.
То тут, то там сверкнет огнем кристалл.
Минуя рифы и минуя мели,
я вновь увижу грустный свой причал.
И вновь уйду, влекомый звезд сияньем,
и затеряюсь навсегда в потоке лет,
но слов сомкнувшихся проступят очертанья —
мой маленький, но четкий в жизни след.

«Слушайте!»

Слушайте!
И в сердце ярость…
Слушайте!
И в сердце боль…

Может, это, просто, слабость
точит, словно тряпки моль.

Может, это, просто, воли
не хватает прекратить
жизнь на поводу у боли,
и от этой боли выть.

И от этой боли жгучей,
издавая резкий крик,
в небо взмыть орлом могучим,
зглушив мышиный писк.

«Остановился человек…»

Остановился человек.
Всмотрелся в даль тяжелым взглядом.
Куда направить жизни бег:
судьба далёко или рядом?

Легко давать ему совет
тому, кто жизнью не обижен,
насобирав медовый цвет,
любовью к ближнему стал движим.

Легко давать совет тому,
кто в жизни отхватил красивость,
ну а позор ее и низость
дают лишь пищу их уму.

А я судить его не рад,
что мне сказать ему по сути,
когда мгновение назад,
как он, стоял я на распутье?

Мать

Значенье слова друг – известно.
Оно – не трафаретный штамп,
и потому так полновесно
оно ложится в четкий ямб.
И потому весомо, гулко
оно врывается в наш быт,
ведь не одной ржаною булкой
земли владыка гордый сыт.
Но друг не только увлеченность,
его познать – пуд соли съесть,
не каждый скажет убежденно,
что у него такой друг есть.
И носит нас по белу свету:
то тот наш друг, то этот – друг,
а настоящего-то нету…
Колес веселый перестук.
Но я уверен.
Да уверен!
И мне ли этого не знать.
У нас на свете есть друг верный,
а имя – очень просто – Мать.
Порой ее не замечаем,
порой обидим ни с чего,
а жизнь ударит, прибегаем
уткнуться в мамино плечо.
Она от всех невзгод укроет,
ей жизнь для нас не жаль отдать,
а нам-то что?
Ну, что ей стоит,
ведь для того она и мать.
Вот боль прошла,
и мы срываясь,
несемся вновь
вперед! Вперед!
Она тихонечко вздыхая,
в сторонку молча отойдет.
Когда же горькая утрата
смертельным обожжет огнем
свинца страшнее автомата,
мы даже сразу не поймем.
Одни стоим в пустой квартире.
Нам сердце судрогой свело,
на стенах тоненьким пунктиром
осталось мамино тепло.

И вот сейчас, когда ты рядом
и счастья не разомкнут круг,
сверкай лучистым теплым взглядом
мой самый верный в жизни ДРУГ.

«Как знаком нам порою взгляд женщин…»

Как знаком нам порою взгляд женщин,
нежный трепет их жаркой руки,
и одной, видно, метой отмечен
каждый вздох неподдельной тоски.

Как знакомо огонь материнства,
женских глаз рассыпает свой свет,
и страстей злой огонь сатанинский
в нем теряет свой яростный след.

А знакомое женщин коварство?
У него не найдете границ.
Притаился бесенок лукавства
под навесом из длинных ресниц.

Но всех взглядов знакомых дороже,
когда гаснет устало свеча,
и никто, и ничто не поможет,
и над другом топор палача.

И тогда в их глазах столько муки,
но с улыбкою, встав в полный рост,
простирая к любимому руки,
они гордо взойдут на помост.

«Холеные стройные стрелы…»

Холеные стройные стрелы
впиваются в тело мое…
…Поставьте скорее пределы,
чтоб не проросло бытиё
там, где облаков хороводы,
где злата ценнее гроши,
где речь многоликой природы
сливается с песней души.
А впрочем, к чертям все пределы,
к чертям вековую межу!
Холеные стройные стрелы
впивайтесь, пока я живу.
И в недрах пусть зреют напасти,
и звезды танцуют канкан,
и весь, содрогаясь от страсти,
пусть лаву извергнет вулкан.
Пусть только, разрушив пределы,
в покое награду найдя,
услышит горячее тело
дыханье и шепот дождя.

«Я пишу этот стих…»

Я пишу этот стих
в черный день непризнанья,
я пишу этот стих
на пороге отчаянья.
Может быть, я пробьюсь —
верить хочется в это —
и к нему я вернусь
настоящим поэтом.
И спрошу я себя:
для чего это надо —
свою волю крепя,
жить под ливнем и градом?
Жил как все бы живут —
без забот и печали…
Все равно не поймут
те, кому помогали.
Как поверив в себя
шел на битву с богами,
как разверзлась земля
у меня под ногами.
И минуя обрыв,
шел вперед без участья,
но ведь этот порыв
и зовут люди счастьем.
А сейчас ухожу,
и под злой визг площАдный,
вновь сажусь и пишу
этот стих беспощадный.

«Несу тебе влюбленный…»