Татьяна Славская - И в зеркале моём, и в зазеркалье… Стихи и проза

• Название: И в зеркале моём, и в зазеркалье… Стихи и проза
• Автор: Татьяна Славская
• Жанр: Русское современное

Это – четвертая книга поэта, прозаика, журналиста Т. И. Славиной (Татьяны Славской). В неё вошли избранные стихи, очерки, рассказы, эссе разных лет, объединенные внутренней темой: найти себя, состояться в этом изменчивом мире.

---

«Говорят, – только правда ли? —…»

Говорят, – только правда ли? —
смерть красна на миру,
ну а я – и у радости
что чужак на пиру.
То мне жизнь – не загадка,
то не знаю, что делаю,
то утёнок я гадкий,
то ворона я белая,
то одним непонятна,
то другим невпопад…
Не иду на попятный —
что ж, расклад как расклад.
Принимаю покорно,
да и в этом ли дело —
слыть вороною чёрной
или лебедем белым?
Не изменится доля,
не разрушится воля,
не прибавятся болести,
не убавится разума.
Ну, а просто по совести —
мало этого разве?

«Не тщетна жизнь моя…»

Не тщетна жизнь моя
меж Богом и людьми
и выдержит душа
почти безмерный гнёт,
коль кто-то, хоть один,
хоть на короткий миг,
к одной моей строке
единожды прильнёт.

«Из пены житейской – иль пены морской? —…»

Григорию Славину

Из пены житейской – иль пены морской? —
вставала, рождалась… Вступала
в тот храм, в тот костёр, в тот земной непокой,
который Тобой называла.
Дорогами ада, дорогами рая
брела я, дороги не разбирая.
Ах, сказка, твои б сапоги-скороходы, —
я шла босиком через долгие годы.
Дорогами ада? Дорогами рая?
Как долго брела я по самому краю —
по краю обрывов и пропастей
я шла, о себе не давая вестей.
Так долго я шла, не давая вестей,
так долго тебя обретала,
что стал ты за время дороги моей
седым. Но тебя я узнала.

«Два полных ведра…»

Два полных ведра
на моём коромысле,
и в них отражается
всё поднебесье.
Два полных ведра
на моём коромысле —
откуда испить мне,
не сбив равновесья?
Два полных ведра
на моём коромысле —
всё так равновесно,
размеренно, поровну…
Но как мне, скажи,
доискаться до смысла
извечных метаний
из стороны в сторону?
Два полных ведра
на моём коромысле —
а в их равновесьи —
покой и движенье.
Два полных ведра
на моём коромысле —
и сладок мне
каждый глоток утоленья.

«То единенье, то разрыв…»

То единенье, то разрыв…
Но за семью замками
законы те и правила игры,
что правят нами.

«Зовёт нас надежда?»

Зовёт нас надежда?
Иль гонит нужда?
Мы призваны?
Или гонимы?
Два полюса жизни —
любовь и вражда,
и мечемся мы
между ними.
Два полюса жизни —
любовь и вражда,
и мечемся мы
между ними:
зовёт нас надежда
и гонит нужда,
и призваны мы,
и гонимы.

«Ах, этот брошенный во тьму…»

Ах, этот брошенный во тьму
вражды тяжёлый камень…
Уходит мальчик на войну,
развязанную нами.
И день, и год, и десять лет
мать всё глядит ему вослед.
Мать всё глядит ему вослед —
и день, и год, и десять лет.
…Опять мы у вражды в плену
и сквозь тысячелетья
от нас – всё так же, на войну, —
уходят наши дети.

«Зла не копи…»

Зла не копи,
мстить не давай обета,
и ты поймёшь,
доверившись судьбе,
что высшее достоинство
на свете —
прощать другому больше,
чем себе.

«Всё – суета, так возвещал мудрец…»

Всё – суета, так возвещал мудрец…
А этот мир, исполненный надежды?
А руки мастера, творящие одежду
невесте, коей завтра под венец?
Всё – суета? И этот гордый знак,
в глазах поэта трепетно горящий,
и дар его – живой, животворящий —
всё суетно? Напрасно? Просто так?
А странники, которых не вернут
под тёплый кров истлевшие одежды?
Мужи учёные, все те, кого невежды
камнями забросать не преминут?
А этот наступающий рассвет,
позолотивший небо хмуро-серое?
…Прости, мудрец, но я упрямо верую
в высокий смысл тех суета сует.
В тот смысл, который не с чем соизмерить,
и в то, что всех нас, суетных, услышат,
и в миг, и в вечность… А всего превыше —
в живую душу, что умеет верить.

«Эта светлая родинка…»

Памяти Григория Славина

Эта светлая родинка
на виске, средь морщинок…
Я с тобой, как на Родине
после долгой чужбины.
И очаг, нами созданный,
светлым храмам сродни,
дышим жизнью, как воздухом, —
чистым, общим, одним.
И глаза дорогие
греют мягким теплом…
Без тебя – ностальгия
даже в доме родном.
Столько прожито, пройдено
в пять стремительных лет…
Я с тобой – как на Родине,
хоть тебя уже нет.

«Как много в жизни нам отведено!»

Как много в жизни нам отведено!
Увидеть свет. Босым земли коснуться.
Познать любовь. И пригубить вино.
Испить тоски и к радости вернуться.
Зерно судьбы очистить от плевел.
Дитя дать миру. Ощутить предел.
И на пороге жадно оглянуться —
ах, сколько же ещё я не успел…

«От домашних чертогов…»

От домашних чертогов,
где уют и родня,
чувство вечной дороги
поднимало меня.
Не мешала погода —
что мне слякоть и зной?
В этой жажде ухода
всё приемлемо. Но…
За всю жизнь, как ни странно,
не решила – ей-ей! —
домосед я иль странник
по природе своей.
И что было – то было,
а что будет – то будет,
если горя избыток
души не остудит.
И не знаю покуда,
и не в помощь примеры —
то ли вера от чуда,
то ли чудо от веры…

«Остаток лет, замешанный на боли…»

Остаток лет, замешанный на боли,
и меньше сил… Но замыслов – всё боле:
понять, найти, увидеть, осознать,
посметь, успеть, испробовать, изведать,
и миру сокровенное поведать,
и что оно услышано – узнать…

«Все эти ссоры, споры, свары…»

Все эти ссоры, споры, свары,
раздоров дымные пожары —
вражды бессмысленный поток…
Как защититься от удара,
тебя сбивающего с ног?
Держусь надеждой: «Дай нам Бог,
дай Бог – и мне, и всем живущим —
не погубить живую душу,
чтоб нас, усталых и недужных,
хватало на добро и дружбу…»

«Беззвучье. Безъязыкая тоска…»

Беззвучье. Безъязыкая тоска.
Молчание на грани онеменья.
И тонкой струйкой тёплого песка
сквозь пальцы утекает вдохновенье.
Тускнеют краски. Меркнет синева.
И тьма грядёт. И рушатся основы.
Теряют смысл и звуки, и слова…
Но – теплится несказанное слово.
Ещё тоска не выпита до дна,
ещё душа устало-осторожна,
ещё вокруг всё та же тишина…
Но музыка – уже возможна.

«Как часто я в жизни чего-то боялась…»

Как часто я в жизни чего-то боялась…
Боялась – какою окажется старость?
Боялась жары и боялась простуды,
боялась разбить дорогую посуду,
боялась, что дело не сделаю к сроку,
по-женски боялась судьбы одинокой,
боялась насмешек и грубого слова,
надежды напрасной и умысла злого,
боялась, что люди за что-то осудят,
боялась – будильник меня не разбудит.
Тревожила душу мне всякая малость —
я даже бояться порою боялась.
Гадала – что завтра со мною случится?
Спеша, суетясь, что-то в жизни решала…
А жизнь проводила иные границы
и в бездны иные меня погружала,
да грузом забот неизбывных давила.
Но – было что было…
И э т о – о с т а л о с ь.
Чего же тогда я так долго боялась?
Но только на грани душевного краха
мы жить начинаем без этого страха.

«Зачем я? Куда и откуда?»

Зачем я? Куда и откуда?
Что зло есть, а что – благодать?
Нет, жизни великое чудо
и разумом всем не объять…

«Себя поведав мимоходом…»

Себя поведав мимоходом
берёзе, ветру и ручью,
то знахарствую, то лечу
вселенски вечные невзгоды.
Жизнь не деля на быль и небыль,
всего со всем приемля связь,
тянусь к простой горбушке хлеба
и ем её, не торопясь.
А в непонятных сновиденьях
совсем обычные дела
вдруг поразят соединеньем
Добра и Зла, Добра и Зла.
И снова – путь, движенье, действо,
то праведничаю, то грешу,
но – постороннему судейству
души своей не обнажу.
Без чьих-то просьб и вещих знаков
себя другим я раздаю,
но, приобщась к душе инакой,
её приемлю как свою.
И до сих пор ещё не знаю —
там, на безмолвной глубине,
душа моя или… чужая
живёт во мне…

«Беспечный, вечный жар в крови…»

Беспечный, вечный жар в крови
у мирозданья на виду…
Ещё чуть-чуть – и две любви
меня на свет произведут.
…Ещё чуть-чуть – и я шагну
из материнских рук надёжных
в свою двадцатую весну,
где так светло и бестревожно.
…Ещё чуть-чуть – и всё сумею,
и храм воздвигну для двоих,
и всё осилю, всё посмею,
и дотянусь до губ твоих.
…Ещё чуть-чуть – и взрослый сын
увидит у меня морщины,
и сын, родившийся у сына,
добавит парочку морщин.
…Ещё чуть-чуть – и я замечу
груз лет, что давит мне на плечи.
А впрочем, разве в этом суть?
…Ещё чуть-чуть – и миг настанет,
когда меня уже не станет.
А мне б ещё чуть-чуть… чуть-чуть…

«Мы ходим по жизни порой, как по лезвию…»