Александр Чучаев - Государственные преступления в уголовном праве России в XX веке. Историко-правовые очерки

• Название: Государственные преступления в уголовном праве России в XX веке. Историко-правовые очерки
• Автор: Александр Чучаев
• Жанр: Юриспруденция

В работе дается анализ некодифицированного уголовного законодательства начала XX в., регулирующего ответственность за государственные преступления, рассматриваются вопросы уголовной ответственности за указанные деяния по Уголовным кодексам РСФСР 1922, 1926 и 1960 гг. Для студентов, аспирантов, преподавателей юридических высших учебных заведений, а также для всех, кто интересуется историей уголовного права.

---

По своему содержанию к норме, предусмотренной в ст. 82 УК РСФСР, примыкает норма, закрепленная в ст. 84 УК РСФСР. Она регулирует ответственность за изготовление, хранение с целью распространения и распространение литературных произведений, призывающих к совершению преступных деяний, предусмотренных ст. 75–81 УК РСФСР.

По сути, не «вписывается» ни в одну из указанных групп и деяние, предусмотренное ст. 83 УК РСФСР. В первоначальной редакции она предусматривала ответственность, во-первых, за всякого рода агитацию и пропаганду, заключающие призыв к совершению преступлений, описанных в ст. 75–81 УК РСФСР; во-вторых, возбуждение национальной вражды и розни, в-третьих, агитацию и пропаганду, имевших место во время войны и направленных «к неисполнению гражданами возложенных на них воинских или связанных с военными действиями обязанностей и повинностей». Последнее деяние, судя по его содержанию, можно было бы отнести к преступлениям, посягающим на основы военной мощи государства. Остальные же охватывают ряд деяний, входящих в различные группы.

В указанных выше трех статьях, на наш взгляд, предусмотрены delictum sui generis – преступления особого рода.

2.1. Преступления, посягающие на авторитет власти

А.Ю. Кизилов отмечает, что УК РСФСР 1922 г. подошел к проблемам охраны власти более скрупулезно. Приняв в целом предложенную еще Уголовным уложением о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. структуру главы «Преступления против порядка управления», вместе с тем внес некоторые новые моменты в конструкцию составов, определяющих преступность и наказуемость деяний, направленных на законную управленческую деятельность и личность уполномоченных лиц государственной власти. «Используя для характеристики данного рода посягательств предложенный еще Уставом благочиния термин “сопротивление”, Кодекс существенно расширил его содержание…»[112].

Статья 86 УК РСФР предусматривает ответственность за сопротивление отдельных граждан представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей или принуждение к выполнению явно незаконных действий, сопряженное с убийством, нанесением увечий или насилием над личностью представителя власти. Действия охватываются данной статьей при наличии следующих обстоятельств: во-первых, в процессе сопротивления или принуждения совершено убийство, причинение телесных повреждений или насилие в отношении представителя власти; во-вторых, указанные деяния совершены не скопом (см. характеристику преступления, предусмотренного ст. 75 УК РСФСР), а отдельными лицами (использование в данном случае термина «гражданин» некорректно, он не отражает политико-правовую связь лица с государством); в-третьих, сопротивление оказывается при исполнении представителем власти возложенных на него законом обязанностей; в-четвертых, принуждение осуществляется в целях выполнения явно незаконных действий.

А.Ю. Кизилов замечает, что «состава сопротивления уполномоченному лицу государственного аппарата посредством угроз … Кодекс, в отличие от Уложений 1845 и 1903 гг., не предусматривал. Однако в нем содержалась норма о принуждении представителя власти к выполнению явно незаконных действий, к которому, очевидно, следовало относить и психическое насилие»[113]. На наш взгляд, этот вывод не вытекает из текста ст. 86 УК РСФСР, так как сопротивление с применением насилия над личностью, указанный логический ряд последствий (смерть, увечья и т. д.) исключают широкое толкование насилия, включение в его содержание и угрозы.

По указанной статье признавалось наказуемым ненасильственное сопротивление представителю власти, «если … сопротивление имело место без учинения насилия и прочих указанных в ч. 1 … преступных действий».

Дифференциация ответственности за оскорбление в УК РСФСР осуществлена в зависимости от направленности действий: в ст. 87 говорится об оскорбительном проявлении неуважения к РСФСР, выразившегося в надругательстве над государственным гербом, флагом или памятником революции; в ст. 88 – о публичном оскорблении отдельных представителей власти при исполнении ими служебных обязанностей. «Надругательство состоит в совершении таких действий, которыми выражается явное презрение к государству, символизируемому гербом или флагом, или к революции, символизируемой памятником. Оно может заключаться в сорвании герба или флага, в загрязнении, оплевании и других прямых или символических оскорбительных действиях»[114].

В ст. 87 УК РСФСР не содержится указаний на публичный характер совершаемых действий, это, безусловно, вытекает из их сущности. Они осуществляются публично или таким образом, чтобы результаты надругательства могли быть восприняты публикой. Применительно же к оскорблению представителя власти признак публичности указан непосредственно в законе, поэтому преступление может быть совершено, во-первых, в публичном месте или при свидетелях, во-вторых, при исполнении лицом своих служебных обязанностей. В результате совершения этого преступления нарушается неприкосновенность представителя власти в части его чести и достоинства.

Оскорбление может быть вербальным: словами, по своей сути бессмысленными, но употребляемыми для брани в целях воздействия на нравственные чувства; словами, выражающими оскорбительное суждение, без указания определенных фактов; словами, получающими обидный смысл от оскорбительной формы их выражения; утверждениями о совершении поступков, унижающих честь и достоинство; предложениями об участии в деянии, противном чести; утверждениями об отсутствии или, наоборот, наличии свойства, которые унижают достоинство[115]. Преступление может быть совершено и действием: плевком, щипанием, щелчком по носу, тасканием за волосы и т. д.

Ответственность за самовольное присвоение власти должностного лица и совершение на этом основании тех или иных действий предусматривается ст. 91 УК РСФСР. В комментарии к данной статье говорится: «Преступления присвоения власти может быть совершено и частным лицом и должностным. В последнем случае оно часто подходит под понятие превышения власти, но совпадает с ним не всегда. В разделе о служебных преступлениях деяния присвоения власти не предусмотрены. Поэтому нужно полагать, что в статье 91 законодатель пометил оба вида деяния, т. е. присвоение власти как частным, так и должностным лицом»[116].

Для признания деяния преступным недостаточно одного присвоения власти, необходимо совершение действий, находящихся в компетенции присвоенной власти. Без последнего обстоятельства содеянное не достигает уровня преступления. Если совершенные деяния образуют самостоятельное преступление, то ответственность наступает по совокупности.

В качестве квалифицирующего обстоятельства предусматривалось дискредитирование советской власти.

К преступлениям, посягающим на авторитет власти, можно отнести и деяние, предусмотренное ст. 104 УК РСФСР; оно характеризует участие в выборах в Советы лица, не имеющего на то законного права.

2.2. Преступления, посягающие на интересы правосудия

Первоначально преступления против интересов правосудия в УК РСФСР представлены, пожалуй, в минимизированном виде, были криминализированы прикосновенность к преступлению (недоносительство), освобождение из-под стражи, содействие побегу и побег из-под стражи.

Уголовно наказуемое недонесение о достоверно известных предстоящих и совершенных преступлениях согласно ст. 89 УК РСФСР ограничивалось кругом деяний, предусмотренных ст. 58–66 УК РСФСР, т. е. контрреволюционных преступлений. Упоминание в законе о «предстоящих» преступлениях создало затруднения в применении уголовно-правовой нормы. «В самом деле, если можно уловить один из начальных моментов преступления, предусмотренного, например, ст. 58, т. е. организацию сообщества, ибо образование сообщества, до момента окончания преступления, должно пройти известный подготовительный период, то едва ли можно такой же момент уловить в деянии, предусмотренном ст. 61, где преступление начинается и оканчивается вступлением лица в члены сообщества…

Очевидно, что законодатель, помещая в тексте статьи два термина – “предстоящие” и “совершенные”,– не думал применить их оба к каждой из помещенных в перечне статей, выделяя для “предстоящих” только ту часть деяний, которая допускает период наказуемого приготовления и покушения»[117].

Освобождение арестованного из-под стражи или из мест заключения (ст. 94 УК РСФСР) по субъекту преступления не ограничено определенным кругом лиц, следовательно, законодатель имел в виду общего субъекта. Юридическая оценка этого деяния, совершенного должностным лицом, должно осуществляться по правилам конкуренции уголовно-правовых норм.

Обстоятельства места совершения преступления для квалификации содеянного значения не имеют (собственно из-под стражи или из места заключения, из зала судебного заседания, во время перевозки, конвоирования и т. д.). В законе дается характеристика не указанных обстоятельств, а правовой статус освобождаемого лица.