Вячеслав Никонов - Код цивилизации. Что ждет Россию в мире будущего?

• Название: Код цивилизации. Что ждет Россию в мире будущего?
• Автор: Вячеслав Никонов
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-90821-9

В своей новой книге Вячеслав Никонов показывает истоки современного мира, прослеживает жизненный путь народов и стран, основных центров влияния и сил, формирующих мир, в котором мы живем.

Мир демонстрирует множество моделей развития, все больше учитывающих национальную, региональную, историческую, религиозную и иную специфику каждой страны. Центр тяжести мирового развития перемещается с Запада на Восток, с Севера на Юг, из зоны развитых экономик в ареал развивающихся.

Еще 30 лет назад на страны Запада приходилось 80 % мировой экономики, а сейчас заметно меньше половины. Азия, в которой уже проживает большинство человечества, в ближайшие десятилетия станет глобальным лидером. И что это означает, каким будет мир и какое место в нем займет Россия? Сохранится ли американская гегемония? Станет ли Китай сверхдержавой? Превратится ли Европа в музей для экскурсантов других континентов?

История возобновилась, и мир устремился к большему разнообразию. Раскрой его коды вместе с Вячеславом Никоновым!

---

Главнокомандующим Конгресс назначил виргинского плантатора Джорджа Вашингтона, который оказался неважным полководцем, но талантливым лидером и вдохновителем, в котором и нуждалось добровольческое ополчение, сражавшееся с кадровой армией. Выиграв первые сражения, Вашингтон начал нести тяжелые потери, пока в октябре 1777 года не заставил сдаться 6 тысяч британских солдат при Саратоге. Этого оказалось достаточно, чтобы убедить французов, обхаживаемых послом США в Париже Франклином, вступить в войну. В октябре 1781 года английский генерал Корнуоллис был окружен и капитулировал в Йорктауне, после чего исход войны был предрешен. Формальный мирный договор был подписан в феврале 1783 года.

В мае 1787 года 55 делегатов от 13 государств-штатов собрались в Филадельфии для принятия Конституции. Фернан Бродель замечал: «Уже давно сказано: отцы-основатели создали конституцию, основанную на «философии Гоббса и религии Кальвина». Но они также полагали, что «человек человеку волк», что его «телесный дух» противоположен духу Божьему… Но главной идеей, которая беспокоила и обусловливала поступки этих собственников, этих деловых людей, этих законников, этих плантаторов, спекулянтов и финансистов, этих «аристократов», была идея о том, что необходимо защитить собственность, богатство, социальные привилегии»[179].

Основная дискуссия сосредоточилась на двух главных вопросах: о прерогативах федерального правительства и штатов и также о выборах в Конгресс. Некоторые делегаты отдавали предпочтение избранию законодателей ассамблеями штатов. Однако возобладала идея прямых выборов Конгресса, а президента – через коллегию выборщиков. Правом голоса наделялись лишь мужчины (женщины, индейцы и рабы оставались политически бесправными), кто имел в своей полной собственности облагаемую налогом недвижимость на 40 шиллингов. Делегаты доказывали, что только собственники сознательно заинтересованы в благосостоянии страны, а люди сражались не за демократию, а за конституционное правление. Конституция определила взаимоотношения между законодательной, исполнительной и судебной ветвями власти, а также исчерпывающие полномочия федерального правительства. Все остальные вопросы оставались в ведении самих штатов. После 17 недель тайного обсуждения документ был согласован.

Когда Конституцию направили на ратификацию, ряд законодательных собраний штатов под предводительством Массачусетса пожелали, чтобы были добавлены гарантии прав граждан. Джеймс Мэдисон подготовил поправки к Конституции, десять из которых были приняты и получили название Билля о правах, предусматривавшего права на свободу слова и мирные собрания, на ношение оружия, на отказ от свидетельствования против себя (часто используемая Пятая поправка), право на суд присяжных. Естественно, заявленные права и свободы не касались рабов и коренного населения – индейцев, число которых превышало 6 млн человек, тогда как белых – не больше 2,5 млн. Если учесть, что белых мужчин было около 1 млн, а избирательными правами в первые 50 лет американской демократии пользовались 5 % из них, – речь шла о демократии для порядка 50 тысяч человек из 9 млн жителей. Тем не менее США с момента возникновения имели значительно более широкое избирательное право, чем в любой европейской стране[180].

При этом Америка оказалась и более расистской страной. Женщины получат избирательное право в 1929 году, афроамериканцы – в 1960-е. Но США возникли как уникальный для того времени образец эгалитарного общества широких прав со слабой аристократией и формальным равенством граждан. Политическая система, созданная Конституцией, позволила Соединенным Штатам оставаться стабильным образованием на протяжении двух столетий, за которые они изменились до неузнаваемости, превратившись в самую мощную страну мира.

Двухпартийная зона сегрегации

Первый американский президент – Джордж Вашингтон – не был партийным кандидатом. В своем прощальном послании нации он «самым торжественным образом» предостерег от партийного духа, который является худшим противником правительства демократического[181]. Но именно в годы президентства Вашингтона партии де-факто возникли.

Изначальный дуализм американской традиции, проявившийся в колониальную эпоху, продолжился и в практической политике, и идеологии независимых Соединенных Штатов Америки.

Во внутриполитической сфере дихотомия проявлялась, прежде всего, в ответе на вопрос о роли государства и его регулирующих функций в жизни общества. Обычно принято считать, что США являются страной классического частного предпринимательства, которое и стало первопричиной ее феноменальных успехов. Это не совсем так. Собственно, «библия» частного предпринимательства – «Богатство народов» Адама Смита – появилась на свет в один год с американской Декларацией независимости.

Сам Джордж Вашингтон склонялся к сторонникам сильной центральной власти, как и министр финансов Александр Гамильтон, которого упрекали в монархических замашках и аристократическом снобизме. Гамильтон представлял себе Америку «динамичной республикой, капиталистическим правовым государством, в котором экономика основывается на техническом прогрессе и частных корпорациях. Сторонники Гамильтона видели в национальном правительстве эффективный инструмент для превращения аграрной страны в бурно развивающуюся промышленную державу»[182]. Отбрасывая в сторону «фантазии Адама Смита» и называя идею о саморегулировании экономики «бредовым парадоксом», Гамильтон писал в 7-й статье «Федералиста»: «Ничем не ограниченный дух предпринимательства ведет к нарушению законов и произволу, а в итоге – к насилию и войне». В своей Великой программе 1790-х годов Гамильтон призывал государство предоставлять средства тем, кто готов использовать их на развитие национального производства. Его идеи стали фундаментом экономического реализма, признававшего роль государства в экономическом регулировании.

Между тем зрела оппозиция, ее лидерами стали Джеймс Мэдисон, а также Томас Джефферсон, который «видел Америку будущего как рай для мелких хозяйств, сельскую Аркадию, где каждый свободный землевладелец чувствует себя в безопасности под своею виноградной лозой и своею смоковницей… Но необходимость функционирования банков и бирж он до конца так и не смог признать, что было предметом его бесконечных пререканий со сторонниками Гамильтона»[183]. Джефферсон, считавший «Богатство народов» «лучшей книгой нашего времени» по политической экономии, утверждал: «Получай мы указания из Вашингтона, когда нам сеять, а когда собирать урожай, мы, пожалуй, остались бы без хлеба».

Эти идеи легли в основу идеологии партии джефферсоновских республиканцев – широкой и парадоксальной коалиции, которая находилась под эгидой плантаторской верхушки, претендовавшей на титул защитника интересов простого народа от посягательств привилегированного меньшинства. Идеологическим общим знаменателем такой коалиции служили, отмечает видный американист Владимир Печатнов, «известные идеалы «джефферсоновской демократии» – демократической республики фригольдеров, основанной на принципах индивидуальной свободы и равноправия (по крайней мере, для белого мужского населения), минимального государственного вмешательства, местного самоуправления и неотъемлемых прав штатов»[184].

Двухпартийная система стала отличительной чертой Соединенных Штатов. Почему? Известный историк Клинтон Роситер называл несколько причин, укладывающихся в три широкие категории. Психология. Двухпартийная система корреспондирует с естественной природой вещей, поскольку дуализм, за и против, всегда существует в жизни. Социология. Альтернативные, третьи силы никогда не были сильны. «Щедрость американской экономики, текучесть американского общества, выдающееся единство принципов американского народа и, самое важное, успех американского эксперимента – все это препятствовало появлению больших групп несогласных, которые искали бы удовлетворения своих особых нужд через создание политических партий». Конституционное устройство. Поляризующий эффект одномандатных избирательных округов и системы выборов президента (победитель получает все, а у третьего не будет шанса избраться куда бы то ни было), разделение власти между федерацией и штатами (каждая партия – конгломерат 50 партий в каждом штате, создать общенациональную организацию с нуля – просто нереально). Вся электоральная система – законы о выборах, практика проведения кампаний – все работает против третьих партий. А со временем сама двухпартийность стала частью американской политической традиции[185].

Вплоть до Гражданской войны 1861–1865 годов по сути федералистская линия на подстегивание индустриализации была преобладающей. Североамериканский континент, казавшийся первым переселенцам из Старого Света необъятным, с 1840-х годов прорезали нити железных дорог, многочисленные каналы. Их строительство было бы немыслимо без государственного финансирования. За столетие с небольшим Соединенные Штаты сумели превратиться из небольших прибрежных колоний в экономическое и культурное целое.