Александр Чучаев - Уголовно-правовые проблемы охраны власти (история и современность). Монография

• Название: Уголовно-правовые проблемы охраны власти (история и современность). Монография
• Автор: Александр Чучаев
• Жанр: Юриспруденция

Данная работа – первое монографическое исследование, специально посвященное комплексному историческому и компаративистскому анализу проблем охраны государственной власти средствами уголовного права, выполненное на базе правовых памятников XI–XIX вв., Уголовных кодексов РСФСР 1922, 1926, 1960 гг., Уголовного кодекса РФ, уголовного законодательства ряда зарубежных стран, иных нормативных правовых актов РФ с учетом современных достижений уголовно-правовой науки. В ней показан генезис уголовно-правового регулирования ответственности за посягательства на власть; выявлен тренд развития уголовного законодательства об ответственности за рассматриваемые преступления; осуществлен анализ, углублен и уточнен ряд теоретических положений, относящихся к характеристике составов преступлений, предусмотренных ст. 277, 295, 296, 297, 2981, 317, 318, 319 УК РФ; внесены предложения по совершенствованию уголовного законодательства, разработаны рекомендации по его применению в следственной и судебной практике; доказана необходимость самостоятельной уголовно-правовой охраны главы государства – Президента Российской Федерации, исследованы ее концептуальные основы и представлена теоретическая модель соответствующей главы Уголовного кодекса РФ. Законодательство приведено по состоянию на сентябрь 2015 г. Для студентов, аспирантов, преподавателей юридических вузов, научных сотрудников научно-исследовательских институтов, судей, прокуроров, следователей и адвокатов.

---

М. Ф. Владимирский-Буданов, оценивая германскую историческую школу уголовного права, писал, что она продвинула науку вперед, благоприятно отразилась на правотворчестве. «Но крайности исторической школы привели к реакционному направлению, т. е. к стремлению возвратить формы права, уже прожитые исторически, и к предпочтению национальных, хотя бы и несовершенных, форм права всяким другим»[57].

Характеристики историзма в науке уголовного права и исторической школы уголовного права позволяют выделить следующие их отличия. Как уже указывалось, первый представляет собой принцип диалектического метода исследования, вторая же характеризует направление в науке, связанное единством основных взглядов, общностью или преемственностью принципов и методов. Кроме того: а) историческая школа – результат предыдущей деятельности, историзм – исходный пункт и предпосылка последующей деятельности; б) функции исторической школы – объяснение происхождения и эволюции уголовного законодательства, предсказание его развития; историзма – регуляция деятельности по исследованию правовых памятников; в) историческая школа – система идеальных образов, отражающих сущность уголовного законодательства, его закономерности; историзм – система правил, используемых для дальнейшего познания уголовного права; г) историческая школа, как и всякая теория, нацелена на решение поставленной задачи; историзм – на выявление способов такого решения.

Следует иметь в виду: чтобы выполнять методологическую функцию, историческая школа уголовного права должна быть соответствующим образом трансформирована, преобразована «из объяснительных положений теории в ориентационно-деятельные, регулятивные принципы (требования, предписания, установки) метода»[58].

§ 2. Охрана власти по Русской Правде, уставам и уставным грамотам

В конце IX в. киевский и новгородский политические центры объединились, образовав Древнерусское государство, характеризующееся как раннефеодальная монархия. Во главе государства стоял киевский великий князь, опиравшийся в своей деятельности на дружину и совет старейшин. Управление на местах осуществлялось его посадниками (наместниками) в городах и волостелями в сельской местности.

В раннефеодальном государстве существовало дворцово-вотчинная система управления. Судебных органов как институциональных учреждений еще не было. «В этот период князь выступал универсальным носителем власти; в его руках было сконцентрировано и управление, включающее выработку обязательных для всех предписаний и контроль за их исполнением, и правосудие»[59]. Функции суда выполняли органы власти и управления в центре и на местах.

В это время зарождалась церковная юрисдикция. Церковь имела право в отношении населения своих земель и духовенства рассматривать дела по всем вопросам и в отношении всего населения государства – дела по определенным категориям (о деяниях против религии, нравственности, семьи и др.). Церковные уставы определяли перечень дел, подсудных митрополиту, епископу и др.

На раннем этапе развития Древнерусского государства действовали нормы обычного права. С усилением роли государства все в большей мере возрастало значение законодательной деятельности князей, появились письменные правовые акты, определявшие привилегии господствующего класса и защищавшие их интересы. Одним из них является Русская Правда, имеющая три редакции: Краткую, Пространную и Сокращенную. Краткая Правда состояла из двух частей – Правды Ярослава (30-е гг. XI в.) и Правды Ярославичей (последняя четверть XI в.)[60].

И. А. Исаев утверждает, что по Русской Правде объектами преступления были личность и имущество (вероятно, речь идет о собственности)[61].

Ю. П. Титов также полагал, что указанный правовой памятник не знает понятия преступления против власти (государственного преступления) и не предусматривает наказаний за деяния, которые позднее так были названы. Подобное положение автор объясняет тем, что оно напрямую связано с характерным для того времени общим понятием преступления («обида»), неразвитостью государственной власти и ее аппарата[62]. Вместе с тем Ю. П. Титов выделял нормы Русской Правды, предусматривающие ответственность за убийство в зависимости от социального положения жертвы – привилегированных людей («княжих мужей»): дружинников, княжеских слуг («огнищан», «подъездных»)[63].

По мнению О. И. Чистякова, в Русской Правде «нет ни государственных, ни должностных, ни иных родов преступлений»[64]. Согласно позиции других авторов нормы об охране представителя власти встречаются уже в Русской Правде[65]. Думается, что исходя из сущности власти это вполне объяснимо. Необходимость защиты ее представителей предопределена уже самим существованием государства, получающим наиболее яркое выражение во власти. Недаром во всех имеющихся в литературе многочисленных определениях государства выделяется такой его признак, как наличие властной силы. Т. Гоббс справедливо замечал, что «пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, а именно в состоянии войны всех против всех»[66]. Именно это состояние и приводит людей к установлению государства в целях своего самосохранения[67].

Государство для осуществления своих функций нуждается, по М. Веберу, в материальных ресурсах и управленческом штабе, представителей которого берет под усиленную, в том числе и уголовно-правовую, защиту.

В ст. 1 Русской Правды указывается: «Убьеть муж (ь) мужа, то мьстить брату брата, или сынови отца, любо отцу сына, или братучаду, либо сестринусынови; аще не будеть кто мьстя, то 40 гривен за голову; аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изгои будеть любо словенин, то 40 гривен положите за нь»[68]. Данная норма не получила однозначного толкования. Специалисты XIX в., интерпретируя ее, в первую очередь обращают внимание на два момента: является ли исчерпывающим круг лиц, имеющих право на месть[69], и о какой мести (расправе) – внесудебной или послесудебной – идет речь[70].

В литературе также указывалось, что потерпевшими закон признавал представителей власти младшего и среднего звена: гридина и мечника[71], ябетника[72]. К их числу современные исследователи предлагают относить и русина, непосредственно упоминаемого в тексте анализируемой статьи. «Нельзя подходить к трактовке термина “русин” чересчур прямолинейно, полагая, что он характеризует не столько социальный (или даже должностной)» статус, сколько “…этническую принадлежность…” Анализ социальных факторов, сопутствовавших появлению ст. 1 Краткой Правды (и даже в определенной степени обусловивших ее появление), позволяет усомниться в правильности буквального толкования исследуемого термина»[73].

Некоторые авторы считают, что русин – свободный обыватель, коренной житель Киевской Руси[74].

По мнению Б. Д. Грекова, «русин», «огнищанин»[75], «боярин», «княж муж» – родственные понятия, обозначающие элиту княжеской дружины[76].

В историко-правовой науке пока не сложилось единого мнения и относительно термина «муж», используемого при описании потерпевших в ст. 1 Русской Правды. Вслед за Н. М. Карамзиным многие стали утверждать, что это слово употребляется в значении «человек»[77], следовательно, законодательную фразу «убьют муж мужа» следует понимать как убийство человека человеком. Подобная трактовка изменяла сущность проблемы, переводя ее в плоскость правового регулирования кровной мести.

Б. Д. Греков, на наш взгляд, пришел к обоснованному выводу о том, что Русская Правда «говорит главным образом о “мужах”, под которыми можно разуметь дружинную, рыцарскую среду в обычном понимании термина. Тут мы имеем рыцаря-мужа с его неразлучным спутником – боевым конем и оружием, с которым рыцарь не расстается, наконец, с его одеянием. Что эти мужи существуют не со вчерашнего дня, видно из того, что в их среде успел вырасти и окрепнуть условный кодекс рыцарской чести, обычной в этой среде для всей Европы»[78]. Кроме того, он отмечает, что «мужи» «…всегда вооружены, часто пускают оружие в ход даже в отношениях друг к другу и в то же время способны платить за побои, раны и личные оскорбления; они владеют имуществом… Живут они в своих “хоромах”»[79]. В обоснование высказанной позиции Б. Д. Греков приводит ст. 17 Русской Правды[80]. По его мнению, «господин, владеющий хоромами», о котором говорится в указанной статье, не кто иной, как «муж», своеобразный аналог средневекового феодала[81].

Аналогичная оценка давалась и исследователями XIX в. Например, И. Андреевский на основе Лаврентьевских летописей также утверждал, что «муж» – это, в частности, дружинник, которому князья вверяли земли[82]. В. О. Ключевский, характеризуя состав Думы Владимира (987 г.), указывает: «Старцы градские являются представителями неслужилого населения: в древнейшем списке Начальной летописи они иногда называются старцами людскими, а людьми тогда назывались в отличие от служилых княжих мужей простые люди, простонародье»[83].