Михаил Корабельников - Три имени одного героя

• Название: Три имени одного героя
• Автор: Михаил Корабельников
• Жанр: Повести
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00039-226-3

Эта автобиографическая повесть охватывает период детства, отрочества и студенческие годы главного героя – довоенное, военное и послевоенное время. В ней немало занятного, веселого и даже авантюрного, но есть и по-настоящему драматические и трагические страницы – то, что увидел и пережил сам автор в описываемое время. Все это – не придуманные истории и непредсказуемые повороты судьбы.

Книга рассчитана на массового читателя.

Заинтересованному читателю автор стал известен своим 900-страничным исследованием: «Лев Троцкий и другие. Вчера, сегодня. Исторический процесс», вышедшим в издательстве «Э.РА» в 2015 году, весь тираж которого разошелся за считанные месяцы.

---

Что можно еще сказать об Армавире? Это, пожалуй, как мать полола наш кукурузный огород, там обгорела до третьей кожи и неделю провалялась с ожогом. Загорать на юге категорически не показано, но каждый должен испытать это на себе. Землю под огород она получила от техникума еще весной, чтобы мы не голодали.

Узнав о наших приключениях в Армавире, мои московские тетки настоятельно призывали мать бросить эту затею и переехать поближе к Москве. Осенью это, наконец, удалось: мать получила приглашение на работу в Серебряные Пруды – поселок, расположенный на самом юге Московской области. Мы решили провести наступление на Москву с юга и остановились на дальних подступах к столице. Армавир я покидал безо всякого сожаления: там не осталось ничего, достойного добрых воспоминаний. Чао, Армавир!

Серебряные Пруды

Поселок Серебряные Пруды Серебряно-Прудского района Московской области был основан… Впрочем, кому это интересно? Разве что – неугомонным туристам, плывущим, например, на байдарках по Осетру, случайно посетившим этот городок и забредшим в местный краеведческий музей?.. Нам это интересно не было. Мы приехали сюда, можно сказать, наобум, не собираясь осесть навечно. Но кое-что об этом поселке я должен рассказать – именно то, что увидел и воспринял за четыре года тамошней жизни. Главная достопримечательность этого места – река Осетр, разрезающая поселок пополам. Мы жили на правом берегу Осетра. Минут в пятнадцати ходьбы от нашего «стандартного» двухэтажного дома был мост, а сразу за ним – действующая водяная мельница и плотина. Река левее моста – это было место «выше мельницы», правее и внизу моста – «ниже мельницы». В первый же год по приезде в Серебряные Пруды я научился плавать – сначала «по-собачьи» а потом всевозможными стилями. Плавать учился выше мельницы, там с головой было всего метров двадцать, – и переплываешь на ту сторону реки. А ниже мельницы река образовала озеро метров двести в диаметре и довольно глубокое. Там я уже плавал по-настоящему.

Был еще один мост в Серебряных Прудах – большой и основательный, по которому мы переходили на ту строну реки, идя в школу. Она располагалась на левом берегу.

Мы жили втроем в одной комнате первого этажа двухэтажного оштукатуренного деревянного дома, названного почему-то «стандартным». Весь поселок был одноэтажным, и дома двухэтажные в то время можно было пересчитать по пальцам. Впереди нашего дома был большой луг, где ребята все лето гоняли в футбол, а за лугом стояло кирпичное здание местного кинотеатра. На киносеансы, естественно, мы проникали без билета через подвал и сзади сцены пробирались в зал.

За городом простирались луга, где в начале лета среди сочной травы попадалась крупная, душистая луговая клубника, а по скошенной траве бегали суслики, и их норами был прошит весь этот зеленый ковер. Через луга протекала речушка метров 30 шириной, которая впадала в Осетр. На этой речке возвышалась старая бездействующая водокачка. Ближайший лес находился километров в трех от поселка. Вот вся картина, представлявшая для меня интерес; все остальное было несущественно.

Как мы там жили? – Начну со школы, пребывание в которой уже не представлялось мне тяжкой обязанностью, как это было в Армавире. В школе мне было интересно и, начав с посредственных оценок, я постепенно наращивал свой потенциал. Рита же, как всегда, была отличницей. И ребята все были нормальные; я не помню того, кто бы действовал на меня угнетающе или был мне противен… кроме одного. Был у нас такой Коля Калмыков, второгодник, преждевременное половое созревание которого явно превалировало над умственным развитием. В свои 13 лет он уже лазил девочкам под юбки и, сидя со мной за одной партой, без зазрения совести демонстрировал свои вторичные половые признаки. А был он невысок ростом – ниже меня – и к тому же кривоног. Но, несмотря на явную свою невзрачность, впоследствии вполне мог иметь успех у женщин.

Работая уже на Коломенском заводе, я не единожды бывал в командировке на Луганском тепловозостроительном. В течение некоторого времени мне приходилось контактировать с руководителем группы испытаний конструкторского отдела этого завода (не буду называть его фамилии), который в чистом виде представлял собой физиологический тип Коли Калмыкова. Наши с ним беседы по теме моей командировки неизменно завершались его хвастовством об успехах у женщин и одержанных им победах. Среди присутствовавших в зале молодых женщин-конструкторов, – кстати, довольно привлекательных, – было немало его жертв (если только он не врал).

Командированный на этот же завод, однажды в гостинице я жил в одном номере с инженером из Киева. Это был интеллигентный и довольно развитый человек, который, тем не менее, был одержим подобного рода сексуальным синдромом. Он не мог пережить сутки, чтобы не подцепить какую-нибудь девицу в ресторане, или же отправлялся в рискованные ночные визиты к своим знакомым дамам. При всем том был женат, любил свою жену, и та отвечала взаимностью.

Из своих школьных преподавателей в Серебряных Прудах я запомнил только учительниц. Одна из них – уже пожилая женщина – отмечала мои успехи в пересказе прочитанного; позже я полюбил писать сочинения; впрочем, история меня тоже интересовала. Учительницы по разным предметам в средних классах все были красавицы, как на подбор. Но больше прочих занимала мое воображение учительница немецкого. Это была похожая на француженку брюнетка лет 35, чрезвычайно интеллигентная, державшаяся с каким-то особенным достоинством. Она никогда не повышала голоса, никого не ругала, как, впрочем, и не хвалила. Прийти на ее урок неподготовленным было стыдно. В конце почти каждого урока, минут за 10 до звонка, она читала нам книжку – отрывки из «Отверженных» Гюго – про Козетту, Жана Вальжана, Гавроша. Начинала читать на немецком языке, затем переходила на русский. Детская душа чрезвычайно восприимчива к подобным историям.

Из школьных развлечений более всего запомнились снежки. Зимой во время оттепелей на большой перемене мы высыпали на школьный двор. Ученики двух соседних школьных корпусов осыпали друг друга снежками. Победителей и побежденных не было, ибо звонок разводил всех по своим классам. Я не помню, чтобы за это нас кто-то ругал, и вообще, наш школьный режим представляется мне либеральным. С другой стороны – и дети не были избалованы цивилизацией. Точно не было богатых, но и бедные как-то сводили концы с концами, несмотря на пережитую войну и разруху.

Во время зимних каникул на большом мосту через Осетр встречались две снаряженные самодельными доспехами детские дружины, человек по 50 с каждой стороны, а иногда и больше. Они бились друг с другом деревянными мечами, защищались с помощью деревянных же щитов. Я подобные «кички» не любил, и в них никогда не участвовал. Но несколько ребят из нашего класса принимали участие. Впрочем, бились до первой крови, и настоящих жертв не было.

Что мы делали летом? Как только сходил снег, возле нашего дома начинались игры, которые привлекали детвору из соседней слободы – с правой стороны нашего луга. Сначала – городки, потом – лапта.

Игру в лапту я нахожу очень занимательной; жаль, что теперь в нее не играют. Участники разделяются на две равные группы – человек по 5–7. По жребию выбирают ту команду, которая играет, и ту, которая «мается». Один из мающихся невысоко подбрасывает мячик, а играющий должен ударить по мячу палкой с целью «запулить» его как можно дальше. Каждому дается по три попытки. Если игрок не попадает по мячу, то отходит в сторонку, и попытку делает другой член команды – и так далее, до последнего игрока. Если не попал никто, то команды меняются ролями. Но как только мяч удается «запулить», команда мающихся должна его подобрать; а пока они бегут за мячом, отстрелявшиеся игроки играющей команды должны пробежать определенное расстояние, метров 50, до некоей заранее проведенной черты, а затем вернуться назад. В это время игрок другой команды, подобравший мяч, должен постараться попасть этим мячом в бегущего игрока первой команды. Если ему это удается, команды меняются ролями; если нет, игра продолжается в том же порядке. А если мающемуся игроку удается поймать мяч на лету, то команды сразу же меняются ролями.

Как только на лугу подрастала трава, начинался сплошной футбол, и так – до осени. В футбол не играли только, когда не удавалось скомплектовать две команды по 6–8 человек в каждой. При этом наша уличная команда обыгрывала всех, кто приходил на нашу территорию. Меня обычно ставили в центр обороны для разрушения атак противника. Однажды я лоб в лоб столкнулся с нападающим другой команды, которого звали «Карп – чугунные ноги». Фамилия у него была Карпов и, играя босиком, он был способен «подковать» любого обутого игрока. Отсюда – «чугунные ноги». Столкнувшись, мы оба упали, и у меня на бровях за минуту выросли два здоровых фингала.