София Юзефпольская-Цилосани - Страннствия

• Название: Страннствия
• Автор: София Юзефпольская-Цилосани
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00098-054-5

София Юзефпольская-Цилосани – доктор философии, поэт, переводчик, литературовед. Член СПб ГО Союза писателей России и ОРЛИТА (Объединение русских литераторов Америки.)

Родилась в Самаре, жила в Ленинграде, училась на филологическом факультете в Институте им. Герцена. В 1989 году эмигрировала. С 1990 года жила в Сиэтле, США, где растила четырех детей, училась в аспирантуре и преподавала в Вашингтонском университете. В 2005 году защитила диссертацию об Арсении Тарковском. С 2013 года живет в Нью-Йорке, США.

Автор сборника стихов «Голубой огонь» и книги об Арсении Тарковском «The Pulse of Time: Immortality and the Word in the Poetry of Arsenii Tarkovski».

---

«О я совсем, совсем не сноб…»

О я совсем, совсем не сноб,
не элитарная эстетка.
меня бросает звук в озноб,
в монисто – каждая монетка.
Из каждой щели – звук валторн:
как выжил лес среди развалин?
в струне порвавшейся – потоп,
из всех веществ мне важно: камень,
железо, малахит, брильянт
способны треснуть и заплакать
и, высморкавшись – хоть в платок,
в рукав, на землю, мир, – растяпой
представить? Может ли, как бог,
как самый древний – выть и квакать
в трущобах строк, в руинах – слог,
страдать он может, верно каркать?
Альтист-душа, душа-кларнет:
сквозь пальцы, дырочки – водицей.
И солнце вовсе не за свет —
за сажу я люблю и спицу.
За сладость сажи, трезвость спиц:
стих лезет в позвонок – под платье.
За чужестранность близких лиц
и губы в ягодной помаде.

«Под мостовой, под каждым камешком – нагой…»

Под мостовой, под каждым камешком – нагой
лежал ребенок. И смотрел – наискосок.
Нет, не туда, где города и годы:
со здания, по краю, водосток
пускал свой дождик; призраки свободы
качались, словно корабли; по мостовой
земля и жизнь спешили в путь, по кругу.
Вот птичка села на оторванный листок
календаря. Малыш лежит, собой напуган —
отсутствием своим в течении вещей.
Век громыхает где-то рядом.
Кто помнит лица маленький детей,
монаду лика, кто обнял свою цикаду
и стрекозу моста – под мостовой?

А фонари стоят, как постовые.
И в перспективу толпы топают, их выи —
в годах, как в камне города слепые.
И маленький под камушком – порой…

Гербарий

Т. О.

В гербарии, в пергаментной бумаге
цветы и кровь, как пятна от помады…
Ах, сколько надо, милый мой, отваги,
чтоб запах калачей и ядра снегопада,
живя в календаре осеннего распада,
в гербарий засушить, разгладив утюгом?

Но девочка-швея не получила роль:
не став актрискою, в провинции всё гладит
чугунным утюгом охапку белых роз —
воротничковых выкроек гербарий
в комод засунут, папироской синей сушит
цветочки, их простуженные души,
и кто-то в двери лязгает ключом,

и страшно так, и музыка играет…
в соседнем баре…
Боже мой… о чем?

Жизнь-малышка

З. Г.

Жизнь-малышка
Прошла, как на овощебазе, где утром ранним
собака лижет ледяную капусту.
Сладка кочерыжка,
но хрустко да грустно, густо, а в общем-то пусто,
мало надежд и мешают миазмы,
хотя периодически выносишь мусор,
и всегда не хватает чего-то – наверно, старанья.

Старенье, однако, не зря говорят, что впадает в детство,
как в реку, где можно себя понежить
неизрасходованной благодатью;
поэтому умирают всегда только дети,
в старческом теле лежа.
Под капустой. На овощебазе. В проходной палате.

Щелкунчик

За Гофмана бокал кривых зеркал,
по граням искра бродит золотая,
я пью, и монстры многих трудных лет
по ободку Новейшего Грааля
танцуют, думая, что здесь приют и свет.

Ты видишь рожи их, крючки, носы, галоши,
дожди и зонтики, дырявые носки:
окончен юбилей всех королей, в прихожей
мышиные шаги, мышиные шаги…

Щелкунчик мой, что скуксился? В бокале
не попадает зуб на золотой зубок?
Постой еще, постой, как холодно в астрале
Германий и Россий, придуманных тобой.

На море всех смертей, в кораблике Венеций,
и там, и там – лишь ветер-пономарь,
а ей все мнится: катехизис да Грааль
чужого сердца, плакальщика сердца.

Еврейский оркестр

Чарли

Он был в первый раз на земле,
в котелке,
в век погромов – какой-то Пыжик.
Ему выжить хотелось, как в страшном сне,
Чарли очень хотелось выжить.

А из кущ бровей – многозвездный звон
глаз вращал
из небесной сферы…

Понарошкины дети к Чарли в кино
забредают и слышат – летит стекло,
и лохмотья летят, и сквозь горло – ком
слез,
немой – немой,
и свой домик, свой…
всех крылатых родинок…
– Где он?

Клезмер

Явился Аврааму Бог.

Авраам возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него…

Быт. 18

К тебе! Вставай! (Мелодии местечка.)
Да, за тобой: стучатся в нашу дверь.
А ты лежишь, как взвод убитых без осечки
звездой нездешнею, и все, что видишь, – печь…

Не аналоем твои кончатся молитвы,
не виноградною зеленою осой.
Струну сквозь сердце. В узел свиты все пожитки!
Разорваны. Вставай! Вставай – и пой!

Танцуй! Не верь, что я не твой, что Аллилуйя
для ангелов. Она милее палачу.
Из Нового и Ветхого – любую
возьми из капельницы каплю – скрипачу.

– Я Клезмер – гость, бездомный, тощий. Родом
из тех, что там… Я тень, как скальпель, остр!
Познал я до глубин невежество природы,
и от кости моей я даровал достойным – кость.

Нет, я не фарс, не трагик с маскарада.
Меня не принц, а полумертвый привечал.
Я щедро наливал всю сладость рая – аду,
в придачу к скрипке – пусть лучится, как ничья.

Лепечет с миром. И с войной.
Сейчас – ни тот, ни эта,
слепой звоночек бьется в твой порог:
– Я, Клезмер, стар. Я самый неприметный,
сердечник, с палочкой, в трех лицах. В общем – Бог.

Имя

Папе, маме

Хоть под дождем и без гроша в кармане,
Хоть в Судный день – с иголкою в гортани.

Арсений Тарковский

Это ничем не залечишь,
Когда на имя – запрет,
Когда имя – это пустыня,
Повод к погрому, бред.
В первой речи затычка,
Кличка ребенку – жид.
Имя – как перемычка
Между: любовь и стыд.

Там, где ты звездочкой маешься,
Любишь маму да папу,
В три ли, четыре – память:
Срам в перстенечке – в лапе
Улицы, дворика. Софочка!
Лакомство барское, липкое,
Имя мое в форточку
Бабушка сдуру выкинула —
В бой – в кулачки детские…

Позже отдернет мальчик
руку, как от лягушки, —
Сердце
Женщина спрячет.

Встречи все – с ядом по донышку:
Будут при встречах лица
Быстро меняться. Кто ты?
Вечное – не устыдиться б!
Вечное – не испугаться б!
Русью воспитано – в волки,
Имя, гори – не гасни
В глотке ее – иголкой.

Мудрость —
с подкладкой вырванной.
Имя мое – Сара!
Зря не назвали. Выжгло!
Зря не назвали. Даром —
Всем словарям. Оплачено
Сарой – и имя, и отчество.
Мудрость от греков – ласточкой.
Сара – пророчеств вотчина!

Девы: софии, веры,
наденьки, любочки – мудростью,
Сара – во всех словосферах
Имя мое русское.

Конармия

Что умеет делать еврей?
Он умеет плакать,
говорить «ой»,
отвечать на вопрос вопросом,
посыпать голову пеплом
на все семь траурных дней
и проблемы с сыном иметь
в году високосном,
протирать мозги у столетий
кошерной тряпкой,
как алмазный Бабель – очки,
и от пыли – свет, чтоб лучились скрипки,
и накручивать пейсы. Маркс и Со.
кто этого делать не мог,
тараканами стали в «Замках»,
остальные – от тараканов же —
послужили долгожданной прививкой.
Черным углем отбеленные
кони,
смотри – на красном!
Цадик Боренбойм,
Бабель и Кафка,
и Визель Эли…
Что умеют они?
Кричать и петь: это горький праздник!
(«Ночь»[3] – от мира сокрыты их семидневные двери.)

Рембрандт

Всё меньше пестроты. Земли и праха – больше.
Глубин коричневых. Всё мягче блеск – он дым;
он нежен, как цветок, из уголька проросший
сквозь грубость века. Старый мастер, юный сын
Голландии, всем бюргерам – во славу
портреты создававший… Занесло
на старость лет из центра Амстердама
в еврейский пригород, где горькое вино.
И бедность, бедность. И в шкатулке – не сапфиры:
рубины бывших всех и будущих костров.
Где Амстердам таил свои нарывы,
библейской краской проступала в лицах кровь.
Смирением сияла в капиллярах.
И в трещинах всей прямотой – анфас —
смотрела пятка.
О, какой тропой до божьей драмы
прозрачных рук, что обнимают нежно нас,
Рембрандт прошел —
сквозь мрак, сквозь бред, сквозь почву,
сквозь скорбь Слепца?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.