Юрий Зафесов - Ячея. стихи

• Название: Ячея. стихи
• Автор: Юрий Зафесов
• Жанр: Поэзия

Стихи, стихопроза, стихоплетство и стихоплетение разных лет, как итог блуждания внутри самого себя человека, обживателя замкнутого круга, однажды осознавшего, что его внутреннее пространство гораздо объемнее его же внешнего, материально-осязаемого мира…

---

Мне придвинули вблизь самокрутную ось остолопа; двустороннюю бездну, которая спьяну смешит; шестиухую мышь; узколобого янки-циклопа; и шкатулку из яшмы, которая чистый самшит.

Я ведь тертый калач! Я грядущую власть знаменую: здесь разводят рамсы, здесь линчуют, здесь щупают кур. Я сошью тебе миф, а себе я куплю надувную узколонную деву из нерпьих лоснящихся шкур. С ней забудусь во сне, в тесноте, в срамоте, в неуюте. Призадумаюсь шибко: кого-то, да сможем родить! Обозначу очаг, согреваясь не в чуме, так в юрте. Мне давно ведь повадно спирально, как дым, восходить.

В тундре прошлого нет. Но летят и летят бумеранги. Бреют череп чучхе и из рук вышибают абсент. Лучше в чуме чуметь. Или яриться хреном в яранге, зарывая в брезент горловой диалект и акцент.

Знаешь, Гурья Башка, в твоей доброй и чувственной вере мой поверженный смысл начинает от горя лысеть. Наша дружба крепка, как мозоли рабов на галере (я давно на былое гляжу сквозь москитную сеть).

Гу-гу-гурья башка! Торгаши меня вновь обманули! За меня отомсти, пребывай при своем короле. Как твоё «ничего»? Как погода в Ба-ба-барнауле? Впрочем, может быть, в Томске, а может, и в Йошкар-Оле.

«Гордись убежищем, чалдон…»

А.П.

Гордись убежищем, чалдон,
белёной печью, чистым полом!..
Я знаю: самый лучший дом —
дом, обнесённый частоколом.

Я к неприкаянным не строг,
пусть ищут вольное становье!
Мой дом – не капище, не стог,
но ощерённое гнездовье.

Кому – шурфы, а мне – графин.
Во мне – бескрайность и приволье…

Там всякий, кто не серафим,
падет на вздыбленные колья.

Город Желтого Жиголо

В. Артемову

Эту ночь не купить за трешку.
Сей бульон – не перловый суп.
Это как распилить матрешку —
на последней сломаешь зуб.

Ефросинья да Евпраксия:
в каждой плавающий узор.
Что, Артем, для тебя Россия,
если вымести хлам и сор?

Если пыхнув знакомой трубкой,
ад воздавши, смолу – в янтарь.
Если видеть под каждой юбкой
и аквариум и букварь.

…Аты-баты!
Был город зыбок.
Раскачавшись на каблуках,
два бродяги кормили рыбок.
Рыбки плавали в облаках.

«Да…»

Да,
я заблудился бы
в мире,
когда бы
не свет этих ярких
зовущих огней.
Бывают такие
красивые бабы,
что тихо вздохнешь
и найдешь пострашней.
И станешь богаче,
значительней, выше,
добьешься всего
и поспеешь на суд,
где серые волки
и серые мыши
последнюю корку
подкорки
грызут.

Два мотива

Валентину Устинову

1

Мы тем и будем знамениты, что пастухи вселенских смут, семиты и антисемиты, нас не оценят, не поймут. Мы не задушим их в объятьях, не станем бить из-за угла – в метафизических понятьях продолжим спор добра и зла. Прикроем русское пространство, на плечи взвалим облака. Есть два мотива мессианства – «гоп-стоп» и «песня ямщика».

Есть мы с тобой, что неучтиво над звездной бездной осеклись, провидя век, где два мотива слились, смешались и сплелись. Сошлись, как сходятся в проулке, тиран и жертва, бог и черт, градоначальники и урки, и с казнокрадом – звездочет. Провидец с фигою в кармане и переделкинская фря – они в итоге пониманья и Февраля и Октября.

А нам по нраву жизнь июля и августа, и сентября, где муравейники и ульи, и подмосковная заря. Где с золотой каёмкой блюдца, с кофейным контуром веков – не зодиаки властолюбцев и гороскопы дураков. В нас суть грядущего другая. Совсем иной водораздел.

Бродяга, грусть превозмогая, из-за Байкала углядел – как бронзовеют от заката, в хитросплетениях молвы, два вахлака, два азиата на берегу реки-Москвы.

2

Оставив эго в первом встречном, не убоявшись тупика, давай подумаем о вечном – построим замок из песка. (Не третий Рим и не Афины, и – не дай Боже! – Голливуд.) Тогда разумные дельфины нас, неразумных, призовут в глубь мирового океана за вулканический ожог, где грозный рык Левиафана глух, как пастушечий рожок.

Туда, откуда взгляд не кинешь в ветхозаветные края, на Атлантиду и на Китеж – сквозь суть догадки бытия. Где киль Летучего Голландца распашет хлябь над головой. Где черепаший хрупок панцирь, совсем как опыт мировой. Где метеорами слепыми завьюжит космос, глух и пуст, когда под слоем звездной пыли Господен Перст означит путь. Путь от Ковчега до борделя апостолов и зазывал. И нас на берег Коктебеля забросит тридевятый вал.

Очнемся – поздно или рано? Богов вселенная родит: в объятьях Максимилиана и обгорелых Афродит. Покаты плечи. Смутны речи. Штормит полуденный стакан. Земные страхи вечность лечит. А это значит – Океан.

«Дед Никанор не сразу умер…»

В. Г. Распутину

Дед Никанор не сразу умер…
Сдавая внуку хлам и лом,
недоумил и надоумил
ходить по кладбищу с веслом.

Мол, нерозумный дважды платит,
когда уходит в донный ил.
«А вдруг кому весла не хватит
на сотню дедовских могил?»

Дед Никанор не канул в тину,
прилег с родными заодно.
Потом построили плотину,
и кладбище ушло на дно.

Те старики уже далече…
Но сквозь ледовое стекло
все ищут правды, теплят свечи.
А внук им подает весло

«Добуду…»

Добуду,
поскребши русского,
Тунгусский метеорит…
Похрустывает
прокрустово
а кесарево – искрит.
Огонь,
оснежённый нежностью
вокруг наломает дров,
взорвавшись
над неизбежностью
прозренья иных миров.

«Дорогу через ров осилит отрок…»

Дорогу через ров осилит отрок
под птичий взмах и под земной замах.
Песочные часы воздвигнут остров,
где можно жить в ушедших временах.

В небесной колбе кротко, ненастырно
всклубится Тот, кто заново иском.
В низинной колбе – знойная пустыня,
сухое небо, смытое песком.

Часы-весы в песок стирают камни,
пересыпая каинов в веках,
где в чашах двух – двух бездн перетеканье
трепещет на вселенских сквозняках

Дурачки

Младший был дурачок.
Средний был дурачок.
Старший был дурачок.
Но об этом молчок.

Я и сам дурачок.
Рыболовный крючок
обломил, зацепившись за слово.
Оседлал поплавок,
возрыдал, аки волк.
Жалко мне червяка дождевого…

Глядь – кругом поплавки.
Все мы – дурьи башки.
Не река – разливанное море.
Далеко в синеве,
по микитки в траве
гром-телега стоит на угоре.

Сколько спиц в колесе?
Сколько плевел в овсе?
Сколько судеб скатилось к обрыву?
Не клубись, мелюзга!
С колокольцем дуга,
запрягай Серебристую Рыбу.

Ведь телегу тянуть —
не эпоху лягнуть!..
(Ба, кобылка давно околела!)
Эх, была-не была!
Цел червяк и голавль…
Кто ж удилище – через колено?!.

«Застучит по асфальту подкова…»

Застучит по асфальту подкова,
Замигают во тьме огоньки.

В ста дворах деревеньки Буньково

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.