Валентин Зверовщиков - Корова Стеллера, или Проверка правописания по-французски

• Название: Корова Стеллера, или Проверка правописания по-французски
• Автор: Валентин Зверовщиков
• Жанр: Шпионский детектив

В центре романа расследование серии загадочных убийств на границе Российской империи. Штабс-капитан Клочков, поручик по особым поручениям губернатора, выходит на след профессионального японского разведчика Миядзаки, связанного с коррупционным купеческим кругом Камчатки. Параллельно с расследованием по приказу губернатора, Клочков похищает гастролировавшую в Приморье французскую певицу Рашель Бутон для празднования именин государыни. Мир катится в тартарары, и революция неузнаваемо поменяла судьбы всех участников этой истории.

---

На катере воцарилось глубокое молчание, прерванное губернатором.

– Вот очередной пример нашего безрассудного и расточительного к природе отношения. Так же и Камчатку жестокосердно рвут.

– Кто рвёт? Почему рвет? – озадаченно спросил Родунген, протирая пенсне.

– Кто, кто… Да кто ни попадя!.. А то вы не знаете, Василий Осипович? – с досадой проговорил Николай Владимирович и пошел в нижнее помещение. Остановился на нижней ступеньке, поднял лицо и все-таки сказал, хлестнув перчаткой по поручню. – Враги отечества рвут!

На палубе воцарилась тишина. Все поняли, кого имел в виду губернатор, но промолчали. Мотор негромко фыркал где-то внизу под кормой. Уже приближалась городская пристань на сваях, все пассажиры сосредоточились на правом борту для высадки, когда Королевич вдруг сказал:

– Между прочим, во Владивосток через две недели приезжает известная французская певичка Рашель…Рашель…как её?

– Бутон?! – изменилась в лице Софья Михайловна. – Сама Бутон?

– Собственной персоной. Гастролировала в Харбине, милостивые государи, в Хабаровске, нынче во Владивостоке и обратно ай-люлю! – в Америку, а оттель в Парижик!

– Как в Америку? – растерянно сказала губернаторша. – А к нам?

– Рылом не вышли, да-с, – брякнул Королевич, сразу спохватился и поправился. – То есть, я не про вас, Софья Михайловна.

Извинение вышло еще хуже. Багиров рядом радостно осклабился.

– Я в том смысле, что гонорар больно высок. Парижская штучка!

Шумилин первый ступил на трап, подал Софье Михайловне руку и весело сказал:

– Зато у них, лягушатников, киты на берег не выбрасываются – в Париже!

– Очень остроумно и гумно, – опять процедил бывший инженер.

Кто-то прыснул от смеха, громче всех вдогонку Елена Петровна.

В стоячем шкапе на пристани раздавался мощный храп казака Понтрягина, охранявшего таким образом Камчатку от вражеского нападения.

* * *

По возвращении в дом Павел Михайлович пришел в изумление. Даже усы его, всегда тщательно расчесанные, встали дыбом.

Все вещи в комнате валялись разбросанные повсюду, ящички в комоде выдвинуты, книги, бумаги сброшены со стола, даже киот висел на одном гвозде, сорванный со своего места.

– Да что же это такое у нас творится?! – возопил денщик Белугин. Пятидесятилетний казак, родом из Усть-Камчатска, он сызмальства такого не видел, чтобы кто в чужом дому такое безобразие вытворял.

– Ничего не трогай, дай посмотреть, – Клочков осторожно, стараясь не наступать на вещи, начал осмотр комнаты в поисках хоть каких-нибудь следов.

– И провод у телефонного аппарата разрезан, – исследовав кисточку обреза, добавил Кузьмич. – Ишь, как подчистую обрезан. Или бритвой аль пареньским ножом.

В окно снаружи нетерпеливой рукой постучали. Ротмистр раскрыл раму, внизу стоял Михельсон, пенсне висело на нитке, галстук съехал на сторону, в глазах испуг. Клочков сразу всё понял.

– Что случилось, Семен Фридрихович? Что-нибудь в канцелярии?

Михельсон только мотнул головой и опасливо огляделся по сторонам.

– Вы успокойтесь!

Михельсон выдохнул и сосредоточился.

– Я вошел, Павел Михайлович, а там – мать честная! Всё перебуторено! Как Мамай прошел! И телефон, анафема, из стены вырван!

Стараясь не привлекать внимание горожан, вышли из дома.

– А ты, Кузьмич, не за нами иди, а к покойному Ивану Генриховичу следуй. Думаю, что и там то же самое увидишь. Но ничего не трожь, а то знаю тебя! И оттуда прямиком в канцелярию. Мы там будем ждать.

– Ваше благородь, обижаете, в такую минуту… Да я ни в жисть! – и пропал за углом.

В канцелярии царил полный разгром. Даже обои сорваны в одном месте.

– Что же они искали, злодеи, а, Павел Михайлович?

Сейф тем не менее преступники открыть не сумели. Трясущимися руками старший делопроизводитель, закрыв телом скважину, набрал код, дверь со скрипом отворилась, обнаружив за собой аккуратно сложенную дохлую стопочку документов.

Семен Фридрихович с облегчением выдохнул и закачал головой с одного плеча на другой, как китайский фарфоровый болванчик.

– А ведь неспроста Иван Генрихович приказал долго жить. Ой, боюсь, боюсь, боюсь, Павел Михайлович, как бы эти сюжеты не имели родственных пересечений.

– Бояться нам ни к чему, если мы честно трудимся на благо царя и отечества, а вот опасаться надо. Только вы уж, Семен Фридрихович, чтоб никому! Чтоб ни одна мышь!..

В канцелярию зашел Кузьмич. Клочков и спрашивать его не стал, и так всё по нему увидел.

Кузьмич сел на венский стул в углу канцелярии и свесил голову.

– Это что ж такое деется, ваше благородия, никогда такого заводу не творилось… И кто, и кому енто нужно?

– Не твоего ума дело.

– Так точно, не моего-с, – согласился денщик. – Тут учёность нужна, откуда ж нам тут серым учёности набрать?

– И помолчи немного, Денис, а то жужжишь как овод, – сказал раздраженно Семен Фридрихович.

– Это верно, да, – покачал головой Белугин. – Подумать надо, да. Крепко подумать, вашество.

– Ты тут поспрашивал бы вокруг, не видал ли кто чего? – осматривая разбросанные бумаги, сказал Клочков.

– Знамо дело, поспрашаю, токмо без толку, потому все побежали еще заутре кита глядеть.

– А то через час на доклад к губернатору идти, чего говорить?

Павел Михайлович вдруг встрепенулся, будто потерял чего, и захлопал себя по карманам. Вслед за ним встревожились и Михельсон с Кузьмичем.

– Что произошло, Павел Михайлович? Потеряли что? – вытянув шею, спросил напуганный Михельсон.

Ротмистр кинулся к портфелю из плотной крокодиловой кожи. который всегда носил с собой, и, раскрыв его, засунул кисть руки в потайное отделение, потом в другое покрупнее, потом обратно в потайное. Затем перевернул портфель вверх тормашками и вывернул всё, что там находилось, на пустую столешницу. Михельсон и Кузьмич сделали шаг к столу в желании помочь. Ротмистр исказился в лице и, вытащив из кобуры наган, заорал:

– Стоять на месте, застрелю!

Белый как мел Михельсон схватился за сердце и, захлопав глазами, заскороговорил:

– Что же вы нас так пугаете, милостивый государь? Так ведь и родимчик может хватить, у меня сейчас сердце остановится.

– Где?! – заорал Клочков и поднял на Михельсона мутные страшные глаза.

– Что где, Павел Михайлович? Побойтесь бога, объяснитесь, наконец! – вскричал бледный старший делопроизводитель.

– Где?! – заорал еще сильнее Клочков, обратясь к денщику, стоящему навытяжку по стойке «смирно».

– Не могу знать! Не могу знать!

Клочков потеряв дар осмысленной речи, ткнул пальцем в портфель и снова заорал.

– Это там!.. Там!

– Да что там, Павел Михайлович? Объяснитесь, может, мы вам поможем чем-нибудь? – взял себя в руки Михельсон.

– Где?! – снова заорал чиновник по особым поручениям.

– Воды! – скомандовал Семен Фридрихович. – Дайте ему воды!

Кузьмич кинулся к бочке в коридоре, зачерпнул полную кружку, бегом вернулся в кабинет и окатил своего непосредственного начальника прямо в лицо. Тот отпрянул от неожиданности, лицо от ярости налилось кровью, но угроза апоплексического удара, очевидно, прошла. Глаза ротмистра вернули осмысленное выражение, он сел на вовремя подставленный стул и глубоко выдохнул. Михельсон в ожидании объяснений сел рядом.

Так молчали с минуту. Потом Клочков сказал.

– Сбондили.

– Очень хорошо, – погладил его по коленке Семен Фридрихович. – А что именно злодеи похитили?

– А вот именно то, что искали у меня, у вас и у Ивана Генриховича, чтоб ему, едрит педрит навыворот, тридцать три раза через одно место!

И снова, выпучив глаза на собеседников, заорал на весь дом:

– Где?!!!

Михельсон и Кузьмич бросились из канцелярии вон.

* * *

– А ты слышал ли, душа моя, Николай Владимирович, что во Владивосток приезжает Рашель Бутон? – спросила Софья Николаевна мужа за вечерним чаем.

Горничная укладывала детей спать – Сашу и Мишеньку, двоих старших девочек отправили на лето к дедушке в Саратовскую губернию. Остальные дети уже жили, почитай, самостоятельной жизнью.

У родителей оставалось полчаса до ежевечернего доклада. Николай Владимирович имел привычку работать до поздней ночи, и подчиненные знали, что и в полночь к нему могут прийти, если по неотложному делу.

– Можешь ты пообещать мне сделать, если я попрошу? В конце концов, не так уж много я у тебя просила.

Николай Владимирович догадывался, куда клонит жена, но не хотел заниматься тем, в чем выглядел некомпетентным.

– Можешь ради меня сделать одно дело? – настаивала супруга и, после недолгого молчания мужа, поставила вопрос жестче: – Можешь вообще что-то сделать ради меня?

– Ты, мне кажется, матушка, что-то хочешь сказать, но никак не можешь сформулировать, поэтому я не могу тебе ответить на неделикатно поставленный вопрос. В чем именно я должен тебе помочь?

Но и Софья Михайловна сдаваться не хотела, и прежде чем сформулировать вопрос, желала получить достаточные гарантии для положительного ответа.