Наташа Труш - Куда он денется с подводной лодки

• Название: Куда он денется с подводной лодки
• Автор: Наташа Труш
• Жанр: Русское современное

Благополучная семейная жизнь Инги Валевской рухнула в одну минуту – правда упала в ее руки как перезревший плод, и что теперь делать с ней, она не знала. Она попыталась спрятаться от всего этого на даче своей подруги и ее матушки, но и там не нашла покоя. А потом вокруг нее закружилась такая карусель чужих судеб, что о своей и подумать было некогда. Семейные тайны, хранимые десятилетиями, как правило, открываются случайно. И тут самое время подумать, что бы было, если бы этого не произошло?…

---

Стас в какой – то момент почувствовал угрызения совести, но это было секундное замешательство. К счастью, оно быстро прошло, и доктор Воронин успокоился. Зная Ингин характер и ее ангельское терпение, он понимал, что может не спешить с поиском жилья. А там… Кто его знает, как «там» все повернется? Может Инга еще одумается и вернется. Он готов к примирению. Мало ли, что у кого в жизни случается! Просто, будет впредь аккуратнее. Если уж совсем честно, и, правда, с этим мальчиком приключился «эпизод», так, баловство. Хотелось в этой жизни все попробовать, и попробовал. И если бы не Ингин внезапный прилет, то она никогда бы об этом не узнала. И жили бы, как жили.

Как, между прочим, многие живут. Стас бы многим теткам мог рассказать, в какие авантюры их мужья пускались в поисках острых ощущений. Но, отведав этих самых запретных плодов, серьезные отцы семейств, натягивали на себя свои уютные семейные одежки, на морду навешивали вывеску «Занято!», и возвращались в свои дома, где их ждали и любили. Вранье, конечно, все. И «ждали и любили» – тоже вранье. Точно так же «ждали и любили», только в других компаниях, с другими мужчинами, и не только мужчинами.

Во вранье вокруг Стаса Воронина жили все. Так ему казалось во всяком случае. И от всей той лжи, в которой кувыркались его друзья, сослуживцы, ему казалось, что и его Инга совсем не святая. А уж братик ее финский и тем паче! Знает Стас, зачем он с завидной регулярностью катается каждый месяц в Питер! Наверняка, отрывается тут после своей пресной семейной житухи в благополучной Финляндии…

Вот так он себя успокоил, да и зажил потихоньку одиноко в загородном доме тестя, из которого не спешил выезжать. Свою личную жизнь Стас Воронин от греха подальше проживал отныне в саунах и на рабочем месте. «Береженого Бог бережет!» – рассудил он, решив не рисковать лишний раз.

II

Баринов курил пятую сигарету за утро, прихлебывал из чужого, но ставшего ему родным за эту неделю, синего бокала со сколом на ручке, горячий травянистый чай, и смотрел то на чистый лист бумаги, то за окно. Лист был девственно чист. Тот, на котором Баринов в первый же день что-то написал под заголовком «Расказ», с одним «с», начинающий писатель стыдливо спрятал под стопку чистой бумаги, выбросить не решился, подумав мимолетно «а вдруг!…»

Еще через два дня, просидев безрезультатно за столом с неизменным синим бокалом в обнимку и гаснущей сигаретой в зубах, Баринов решил «забить» на прозу, и написать стихи. Да. Именно стихи. К тому же, он всегда писал на юбилеи друзьям стихотворные поздравления, и всем нравилось. Так почему бы не написать больше? Вот и получится то, во что хочется выплеснуться душе. Поэма, например.

Но и поэма как-то не рождалась. Впрочем, Баринов не истязал себя поиском рифмы, он просто «мысль думал», глядя в окно и попивая чай.

А за окном пейзаж не очень радостный: небо, завешанное серыми тучами, словно грязной ватой. Лишь кое-где между клочками проглядывает осенняя синь. Елки остроконечные на ближних подступах к топкому лесу. Редкие сизые шлейфы дыма из труб дачных домиков, в которых вот так же, как и он, приземлились на зимовку редкие отшельники. И задница соседки по участку. У Баринова было ощущение, что она как застыла на этой точке неделю назад, так и не сдвинулась ни разу с места. Совершенно унылая задница, обтянутая какой-то стремной полосатой юбкой, полуприкрытая старой курткой.

Баринов, как не напрягался, не мог представить себе хозяйку «пятой точки». Видок такой, что даже захоти чего сексуальное домыслить, так не получится.

Только раз за все время хозяйка унылой «пятой точки» обернулась на чей-то окрик от изгороди, и он увидел выбившиеся из-под платка клочковатые, видимо, к тому же седые, волосы. «Чисто баба-яга!» – подумал Баринов, и перестал обращать внимание на торчащую посреди огорода соседку.

В общем, обстановочка в дачном домике и во всей округе совсем не поэтическая. Как раз наоборот. А так хотелось хорошего настроения! И еще очень хотелось поделиться со всем миром тем, что вдруг почувствовал, обретя свободу. Ну, и выплеснуть на бумагу всю боль, что накопилась. И не только за этот прошедший год. А за все время его долгой службы на Севере, когда в окнах никакого просвета – сплошная полярная ночь, и в жизни никакой радости – лямка бурлацкая….

И вот сейчас, когда есть и время, и место, и никто душу не рвет на ленточки, и не давит, когда появилось то, чего он так ждал всю жизнь – свобода, – ушло вдохновение. Не писалось, хоть ты застрелись! Впрочем, застрелиться бы не получилось – не из чего…

Телевизор, который ему достался вместе с дачей, по словам старой его хозяйки, «говорить – говорил, но показания не давал». То есть, ящик исправно бумчал, и Баринов даже угадывал по звуку, какой канал на связи, но на экране «шел снег» и никакой «картинки».

Первую неделю Баринов это еще как-то терпел, а потом взбесился. От этих серых туч, этой унылой задницы на соседнем участке, да еще от раннего непрошенного «снега» по ящику, он того гляди захандрит, как в дальнем походе. И тогда – хана! Для того он забрался сюда?!

И отложив свой так и не начатый роман в дальний угол, Баринов взгромоздил на стол старый телевизор и стыдливо водрузил на нос новенькие очки, купленные по случаю – заметил, что читать и писать стало трудновато, и, наткнувшись на киоск с очками, методом тыка подобрал нужные. «Вот и дожил до колес на носу! – сказал он сам себе, полюбовавшись на себя в зеркало. – Башка давно седая, а теперь еще и очочки…»

Когда сквозь телевизионный «снег» на мутном экране проступили силуэты людей, Баринов удовлетворенно потер руки. Потом оделся потеплее и полез на крышу – поправить антенну.

Вечер этого дня у него получился домашним, под бумчащий телевизор. И был он таким тихим и умиротворенным, что Баринов, наконец, ощутил покой в душе. От протопленной печи тянуло жаром, за железной заслонкой в чугунке дозревала душистая картошка – «картопля», как говорила его деревенская бабка. Этого второго «хлеба» Баринову досталось целое поле от прежней хозяйки. У той не было ни сил, ни времени, ни желания выкапывать ее. Тем более, что увезти в город картошку было не на чем. И хозяйка фазенды, набросив к цене дачного домика лишних пять сотен рублей, оставила Баринову картошку, которую он немедленно выкопал, пока ее не вымочило дождем.

Спроси, зачем он купил эту дачу, он и ответить толком бы не смог. «Взбрело», – так сказала бы за него его покойная бабка. А он чувствовал, что просто надо ему уединиться где-то, в обнимку с природой побыть, чтоб не мешал никто, не лез с нравоучениями, не обзывал, наконец, «неудачником», и того хуже – «бездельником». Ну, и до кучи – «кобелем». Хотя, в последнем Баринов ничего страшного не усматривал. Ну, кобель! Это, между прочим, тоже кое-что говорит о мужике. Но это так, шуточки. На самом-то деле, хотелось обдумать все, что с ним произошло.

Служба, которая была смыслом всей его жизни, закончилась так внезапно, что он не успел даже осознать, как это произошло, что он вдруг в один момент стал сухопутным гражданином со всеми вытекающими – «неудачником» и «бездельником». И не в счет, что до этого много лет был добытчиком, кормильцем и главным поставщиком материальных благ в семью.

Даже собственные дети на него последние полгода смотрели как на пустое место.

Рассказать это кому-то – поймут ли? Только друзья по службе. Так они далеко на Севере остались.

Письмо бы написать, да пока письмо найдет адресата, много воды утечет. А почему-то жутко хотелось доверить все бумаге. Ну, просто зуд какой-то одолел писательский. Это при том, что писать он, даже сочинения, никогда не умел. Но почему-то решил, что непременно осядет на даче на всю зиму и… Как там у любимых бардов братьев Мищуков: «Погляжу на морозный туман, и засяду за длинный роман…»

Так в его жизнь вошли эта дача, картошка, осень, последние проблески холодного солнца, дым из трубы, вымокающие на болоте грибы…

И еще эта задница в окне. Целую неделю – одна и та же задница. «Она хоть ест?» – подумал Баринов про себя, в очередной раз критически посмотрев на тетку, чуть не носом зарывшуюся в полосу.

Она как будто услышала его, выпрямилась, воткнула в землю какую-то крошечную, не серьезную какую-то лопатку, подняла ведро и пошла в дом. «Видать, тоже картошку копает», – со знанием дела подумал Баринов. Издалека ему не очень-то было видно, что там за урожай у соседки.

* * *

Илья Александрович Баринов, разменяв пятый десяток, пытался начать свою жизнь заново. Вот он, реальный «сороковник». Кто говорит, средний возраст, с его обязательным кризисом, а если пристально посмотреть, то далеко-о-о за середину, так как по статистике, российские мужики в 63 отправляются в мир иной. Это, если еще ничем страшным не болеют.