Лев Виленский - Записи на таблицах. Повести и рассказы разных лет

• Название: Записи на таблицах. Повести и рассказы разных лет
• Автор: Лев Виленский
• Жанр: Русское современное

Книга рассказов и повестей на библейские темы. Часть публикуется впервые, в авторской редакции. Автор имеет свой, достаточно своеобразный взгляд на жизнь людей, о которых рассказывает Библия – и делится им с читателем.

---

– Мир вам, женщины, населяющие великий Харран! Да хранят вас боги, Суэн, Адад, Эа и властелин Энлиль! Не дадите ли вы напиться мне, страннику старому, уставшему от пути длинного. Элазар зовут меня. Из Кнаана28 идем мы в Харран, господин мой Авраам, слуга Бога Всевышнего послал меня сюда.

Ривка первая подбежала к старику, протянула ему серебряный кувшин с водой и чашу, чтобы тот напился, а пока пил старик Элазар, быстрыми руками вытащила из колодца несколько ведер воды и вылила в глиняное корыто, и верблюды Элазара, медленно ступая истертыми ногами, подошли и пили, радостно фыркая и обдавая девушку брызгами. А старик долго смотрел на нее, красивую и ладную, полную жизни и веселости, и слеза потекла по лицу его. Подошел Элазар к Ривке, вынул из складок своего дорожного одеяния два золотых кольца грубой работы, но увесистых, и спросил ее:

– Ты ли дочь Бетуэля, Ривка? Мой господин Авраам завещал мне искать тебя в Харране.

– Я Ривка, дочь Бетуэля, – потупившись, молвила девушка, – а почему ты даришь мне кольца эти? Ведь я ничего такого не сделала, чтобы дарил ты меня, чужестранец, говорящий на моем языке?

– Я пришел за тобой, – торжественно сказал Элазар, – ибо по слову Господа и хозяина своего Авраама пришел я взять тебя в жены для сына его, а тебе он дядею приходится, для Ицхака, сына Сарры и Авраама.

Тут подбежал Лаван, давно сидевший неподалеку и наблюдавший за сценой, не зная, о чем говорит этот старый чужеземец с его сестрой. Он уже недоброе подумал, сестра-то красива и собой хороша, а вдруг украдут ее караванщики? Но блеск вечернего солнца на золотых кольцах, тяжелая начинка тюков на спинах верблюдов и расшитые серебряными нитями седла их сразу же убедили Лавана, что перед ним не нищий караван разбойничающих купцов. Да и Элазар не был похож на разбойника. Но коленях стоял старик перед сестрой его и протягивал ей два золотых кольца.

– Почтеннейший, – закричал Лаван, приближаясь, – встаньте с колен, прошу вас. У нас дома вы можете поставить верблюдов в стойла, мы накормим их превосходным сеном. Да и вам самим надо бы поесть с дороги. Идемте, потолкуем, поговорим …да и пиво у нас в доме превосходное, матушка варит сама. Вы ведь не откажетесь, правда?

Проворный юноша, подумал Элазар, любезник и лжец, ведь за разбойников принял нас поначалу, а сейчас чуть ли не копыта верблюду целует. Ну и брат у Ривки, ну и брат. Впрочем, девица и вправду хороша собой, да и характер, видно, покладистый, добрый. И хозяйственная. Благодарение Всевышнему Богу, будет хозяйскому сыну жена пригожая да милая, а то исстрадался Ицхак после смерти матери, все скорбит, да плачет. Уж отец его успокоился, а сын все лицо исцарапал, да голову обрил и землей присыпал. Ну да ничего, образумится.

Караван Элазара вошел в ворота Харрана, и те затворились за ним.

Разнузданы были уже верблюды, сытно и громко жующие жвачку, сброшены с их спин тяжелые тюки, и Элазар прилег, облокотившись на локоть, у уставленной праздничной едой скатерти, расстеленной на кирпичном полу дворика. Слабое пламя масляных светильников выхватывало из темноты любопытные лица домочадцев. Лаван прилег рядом с Элазаром, предлагал ему финиковое вино, белые лепешки с маслом из оливок последнего урожая, но Элазар отказывался, ждал чего-то. Постепенно замолкли голоса, и тогда гость заговорил, медленно, задумываясь над каждым словом, и Бетуэль с Лаваном внимали ему, их лица становились все более оживленными, иногда отец незаметно похлопывал сына по спине, как бы давая ему знак одобрения.

Я – раб Авраама, – сказал Элазар, – Господь весьма благословил господина моего, и он стал великим. И Он дал ему овец и волов, и серебро и золото, и рабов и рабынь, и верблюдов и ослов. Сарра, жена господина моего, родила сына моему господину уже состарившись; и отдал он ему все, что у него. И заклял меня господин мой, сказав: «не бери жены сыну моему из дочерей Кнаанейца, в земле которых я живу. А только в дом отца моего и к семейству моему ты пойдешь и возьмешь жену сыну моему». И сказал я господину моему: «может быть, не пойдет та женщина со мною». И он сказал мне: «Господь, пред лицом которого я ходил, пошлет ангела Своего с тобою и осчастливит путь твой, и ты возьмешь жену сыну моему из моего семейства и из дома отца моего. Тогда будешь чист от клятвы моей, когда придешь к семейству моему; и если не дадут тебе, то будешь ты чист от клятвы моей». И пришел я сегодня к источнику, и сказал в сердце своем: Господи, Боже господина моего Авраама! Если Ты осчастливишь путь мой, по которому я иду, то вот, я стою у источника воды, а будет: девица, выходящая начерпать, которой я скажу: «дай мне испить немного воды из кувшина твоего», и если она скажет мне: «и ты пей, и верблюдам твоим я начерпаю», – вот жена, которую Господь определил сыну господина моего». Еще не окончил я говорить сам с собою, и вот, Ривка выходит, и кувшин ее на плече у нее, и сошла она к источнику, и зачерпнула; и я сказал ей: «напои меня». И она поспешила снять с себя кувшин свой, и сказала: «пей, верблюдов твоих я тоже напою». И я пил, и верблюдов она также напоила. И я спросил ее, и сказал: «чья ты дочь?». А она сказала: «дочь Бетуэля, сына Нахора, которого родила ему Милка». И я вдел кольцо в ноздри ее и браслеты – на руки ее.

Лаван кивком головы указал отцу на золото, тускло блестевшее на полных руках Ривки. Та слушала пришельца, приоткрыв рот от изумления, чувствуя, что день сегодняшний для нее станет днем, который она запомнит, и будет помнить до самой старости, днем, когда она поняла, точнее ощутила, что весь дом и семья ее стали чужими и малыми.

Элазар продолжал, усталый, рот его пересох, но он не просил воды. Он говорил на одном дыхании.

– И преклонился я, и поклонился Господу, и благословил Господа, Бога господина моего Авраама, который навел меня на путь истины, чтобы взять дочь родни господина моего за сына его. А теперь, если вы намерены сделать милость и верность господину моему, скажите мне; и если нет, – скажите мне, и я обращусь направо или налево.

Смиренно сложив руки на груди, ждал Элазар ответа.

– Сын, это от Господа Всевышнего знак, -прошептал Бетуэль Лавану, – и нам нельзя не согласиться.

– Уж не знаю, отец, о каком таком господе ты толкуешь, – так же шепотом прошипел Лаван, – но ты погляди-ка… один браслет на ривкиной руке стоит половины твоего стада. А когда с верблюдов разгружали тюки, там еще позвякивало да позвякивало. Ты понимаешь, какую выгодную сделку предлагает тебе этот чужестранец, который утверждает, что пришел от дяди твоего Авраама? Да кто за нашу Ривку даст такой выкуп в нашем-то городишке? Соглашайся, папа, скажи ему да! А то уйдет!

Бетуэль задумался. Он хотел бы видеть жениха, его душа плакала по дочери, которая уйдет с караваном в далекий Кнаан, и он более не увидит ее, не услышит ее грудного смеха, не посмотрит в блестящие глаза. Какая жизнь уготована ей там? Будет ли любить ее сын Авраамов? Будет ли она счастлива? Но в Харране женихи все идолопоклонники, да и сын его собственный давно уже молится идолам, а тут, можно сказать, в семью хорошую и праведную дочь отдается.

– Прости меня, Ривка, -подумал Бетуэль, а вслух добавил, – я… как отец, согласен. Да! Согласен я!

Тяжело дались ему эти слова.

А сбоку Лаван одобрительно хмыкнул и ткнул отца локтем в бок.

– И я согласен, – закричал он, – Ривка девочка хорошая, работящая, прилежная, и собой пригожая. Господин ваш Авраам доволен останется невесткой, да и сын его не в накладе будет, – а про себя подумал, – да и мы в накладе не останемся. За такой выкуп можно еще стадо баранов купить, да дом построить. И улыбнулся Элазару, жестом приглашая его отужинать.

Ривка тихонько отошла в сторону. Она гладила полной ладошкой глиняную стену дома, в котором прошло ее детство, где каждая трещинка в стене, каждый камушек, каждый клочок земли рассказывали ей свои истории. Она вспоминала, что должна отдать подруге костяной гребешок, который взяла у нее три дня назад, пустяк, вроде, но мысль о том, что ни гребешка ни подруги она не увидит больше, поразила ее сильно и остро, так, что заболела грудь, и сердце начало прыгать быстро-быстро. А потом Ривка зарыдала, в голос, закрыв лицо руками, на которых блестели золотые браслеты и кольца – дар ее будущего мужа.

Наутро десять верблюдов вышли из ворот Харрана.

Дорога, Царская дорога уходила на юго-запад, пересекая великую степь, безводную и сухую в летние месяцы, заливаемую паводками зимой, зеленую и цветущую весной. Сколько знает эта дорога, сколько могла рассказать, если бы могла говорить. Караваны бредут по ней утром и вечером, когда солнце не стоит высоко, а в полдень останавливаются в тени, у редких источников воды, в еще более редких городках, пыльных и серых, пара-тройка домов, да шатры, такие же серые как окружающий мир. У шатров возились грязные дети, и их не менее грязные матери занимались нехитрыми работами. При приближении каравана, все бросали повседневные дела и бросались вслед за мерно идущими верблюдами, ожидая подачки каравановожатых, или просто из праздного любопытства пустынных обитателей, которым редко выпадает видеть что-то более интересное, чем вечный полет ястребов в безоблачном небе.