Николай Энгельгардт - Окровавленный трон

• Название: Окровавленный трон
• Автор: Николай Энгельгардт
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5385-4

Действие романа происходит в конце XVIII века во времена правления Павла Первого. Привычный образ императора – тупого солдафона и полоумного деспота, помешанного на муштре и смотрах, подозрительного и кровожадного, – рушится с первых же страниц книги. С одной стороны, это мечтатель, нежный и любящий муж и отец. С другой – неуравновешенный, деспотичный человек, власти которого нет границ, приступы ярости и гнева его непредсказуемы. Придворные интриги, искренняя любовь и холодный расчет, заговор против императора Павла и его гибель – вот о чем увлекательно рассказывает книга известного историка, писателя и публициста Николая Александровича Энгельгардта (1867–1942).

Другое название книги: «Павел Первый»

---

Мужчины кусали насмешливо губы и опускали глаза при этих словах куртизанки.

– Но что же долго нет нашей божественной Юлии, князь? – спросила актриса у Лопухина.

Прежде чем старый князь успел ответить, в покой вошла госпожа Госконь в сопровождении своего карлика.

VII ЗОЛОТОЙ ОСЕЛ

Легкий крик удивления и восторга мужчин встретил любовницу старого князя. Все сознались, что истинной Афродитой или соблазненной и соблазняющей праматерью золотокудрой Евой должно назвать Юлию. Хитон, прорезанный с боков, воздушной радужной ткани струился по ее плечам, то скрывая, то выдавая все изгибы и формы тела, как отражающая пурпур зари морская волна. Ножки ее охватывали сплетенные из тисненных ремешков, усыпанные изумрудами, рубинами и яхонтами, ажурные, сквозные, хитроузорные парфянские сапожки. Драгоценный эшарп мягким ослабленным кольцом охватывал ее бедра и скреплен был аграфом из крупных бриллиантов. Но взоры всех приковывало к себе жемчужное ожерелье красавицы, покоившееся на ее груди. Огромные зерна перлов положительно не уступали солитерам Шевалье. Облачко завистливой досады омрачило на мгновение чело куртизанки, но вслед за тем она рассмеялась и, поднявшись навстречу Юлии, заключила ее в объятия и звонко поцеловала.

– Откуда это у тебя? Какая прелесть! Сам бог морей Нептун не мог бы сыскать лучших перлов в пучине морской! – сказала актриса.

– Изумительно! Прелестно! Восхитительно! – слышались изъявления восторга мужчин.

– Это подарок не бога морей, но… – красавица указала на сиявшего гордостью Лопухина, – вот его!

– Виват, князь! Виват! Виват! – закричали все, рукоплеща. – Ему быть сегодня золотым ослом, ему! Он вполне этого достоин!

Князь низко поклонился.

В ту же минуту курчавый фригийский пастушок Сюзет выбежала из комнаты и сейчас же возвратилась, неся вызолоченную маску ослиной головы с большими ушами и при общих знаках одобрения надела ее на голову Лопухина. Золотой осел важно кивнул, причем уши пришли в движение, и сказал:

– Поклоняюсь тебе, Афродита бессмертная, из пены рожденная, властительница утех любви чистейших, зажигающая сим огнем чистейшие неги сердца земнородных смертных!

Он опустился на колени перед Юлией, простер руки и положил ослиную голову на ковер.

Юлия поставила свою сверкающую ножку на покорную спину золотого осла.

– Поклоняемся тебе, Афродита бессмертная! – хором воскликнули все мужчины и упали на колени.

Сюзет поднесла Афродите на золотой тарелочке румяное яблоко. Афродита закусила его и сказала:

– Верные служители златой Афродиты! Вкусите сей сладкий плод тайного древа, дар мудрого змия, и познайте пламень чистейшей Любви!

Служители Афродиты поднялись, кроме золотого осла, все лежавшего под стопой богини, и она каждому дала откусить от яблока.

Затем она сняла ногу со спины поверженного, и, поднявшись, золотой осел вновь возгласил:

– Поклоняюсь тебе, Изида бессмертная, из бездны рожденная, властительница истины, светом коей озаряешь умы верных поклонников земнородных смертных!

И вновь повергся, простирая руки, уже перед черноокой Шевалье.

– Поклоняемся тебе, Изида бессмертная! – хором воскликнули все мужчины и упали на колени

Изида поставила ногу на спину золотого осла, фригийский пастух поднес ей ручную кадильницу, из которой шел ароматический дым.

– Верные служители тайнохранительной Изиды! Примите дыхание великой Истины, дар мудрейшего змия, и познайте разрешение оков ума вашего.

И она подула дымом на всех поднявшихся с колен служителей своих. Золотой осел вновь восстал из-под стопы второй богини и вновь возгласил, обращаясь к Жеребцовой:

– Поклоняюсь тебе, Великая Матерь, источник жизни, питающая от сосцов своих всех земнородных вином чистейшим свободы! Освободи нас, Великая Матерь, освободи нас!

Золотой осел в третий раз повергся долу, простирая руки. Жеребцова поставила на его спину полную свою ногу.

– Поклоняемся тебе, Великая Матерь! Освободи нас, Великая Матерь, освободи нас! – воскликнули, падая на колени, служители.

Поднесена была ей золотая чаша с вином, и Великая Матерь сказала:

– Вкусите вина бессмертной Свободы и примите силы на брань! Сокрушите оковы народов, цепи рабства разорвите, повергните тиранов с престолов их и преторгните дыхание притеснителей!

И Великая Матерь, отпив из чаши, поила по очереди всех служителей своих.

– Розы! Розы! Розы! – вдруг, взявшись за руки, сказали три богини.

– Розы алые Любви чистейшие! – сказала Афродита.

– Розы белые Истины чистейшие! – сказала Изида.

– Розы черные Свободы чистейшие! – сказала Великая Матерь.

И фригийский пастушок подал три венка из роз алых, белых и черных. Едва богини коснулись этими венками ушастой головы золотого осла, как он сбросил с себя маску и, возвратив себе человеческий образ, швырнул ее на пол и раздавил каблуком.

Вслед за тем мистерия окончилась. Богини подхватили возрожденного, освобожденного и просвещенного нового человека под руки и повели его ужинать. Стол сверкал хрусталем, золотой и серебряной посудой, отягченный плодами, напитками и тончайшими яствами, и весь пол был усыпан белыми, алыми и черными розами… И обычный petit soupe fin, с обильным возлиянием, вольными речами и свободным обхождением длился за полночь.

VIII DIEU DU SILENCE

Отец «маленького» Саши Рибопьера, мудрый «Dieu du Silence», удалясь от двора в новое царствование, занимался воспитанием трех дочерей своих; искусно направлял он и сына, охраняя его судьбу от подводных камней и мелей, столь многочисленных в изменчивом фарватере двора и света. Переписка с женевскими друзьями и занятия наукой в богатом книгохранилище дома на Моховой замечательной архитектуры, который был им куплен у герцога Вюртембергского, занимали его досуги. Близкий к великому князю Александру Павловичу, он теперь укрепил особенно положение свое, когда графиня Скавронская, приходившаяся теткой Саше, вновь приобрела чрезвычайное расположение государя и готовилась к бракосочетанию с «бальи» ордена Иоанна Иерусалимского графом Литтой.

Иногда в книгохранилище, большие окна которого выходили в расположенный за домом изящный сад, собиралось небольшое избранное общество друзей хозяина.

Саша намеревался ехать к Долгоруковым, от которых получил записку, извещавшую, что княжна Анна, в нетерпении исполнить приказание его величества всегда танцевать вальс с Рибопьером, ждет его. Он зашел к отцу в библиотеку, по обыкновению, чтобы сообщить, где проведет вечер, и застал гостей.

Тут находился барон Николаи, библиотекарь государя и его преподаватель логики, славившийся погребом тончайших вин, который он составил за тридцатилетнее пребывание при российском дворе, собирая те приходившиеся на его долю бутылки, которые на четыре дня приносили в каждую из комнат, занятую особами свиты. А приносили каждому по две бутылки всех существующих сортов столового вина, по две – всевозможных ликеров, что в общей сложности составляло до 60 бутылок, не считая различных сортов английского пива, меда, минеральных вод и т. д. Коллекционируя все этo, барон Николаи создал богатейший погреб в империи, сам не принимая внутрь ничего, кроме кофе и жиденького пива.

Кроме Николаи, в приюте мудрого «Dieu du Silence» находились: Граф Федор Головкин, граф Шуазель, Лев Александрович Нарышкин, живописец, поэт и музыкант Тончи, граф Юлий Помпеевич Литта, граф Строганов. Граф Федор Головкин рассказывал события семейной хроники своей фамилии. Судьба Головкиных в самом деле была замечательна. Через Наталью Кирилловну Нарышкину, мать Петра I, Головкины имели с царем общего предка. Гаврила Головкин, граф Святой Римской империи, а в 1709 году первый русский граф, великий канцлер Петра Великого, держал на стене громадный белокурый парик, привезенный из чужих краев, который он, «по бедности», никогда не надевал; высокий, худой, бедно одетый в старый кафтан цвета соли с перцем, скупой сам, а жена еще скупее, он отправлял старые обычаи немецких кабаков, введенные царем-преобразователем на свои всешутейшие и всепьянейшие соборы.

– Можете ли поверить, messieurs, – рассказывал улыбающимся слушателям граф Федор, – что две всепьяные игуменьи брали большое золотое блюдо, на которое великий канцлер – как бы вам это объяснить? – posait les attributs necessaires и шел так вокруг стола при пении соответственных гимнов и орошая бога садов Приапа хмельным, густым и сладким медом!

Все улыбнулись.

– Кажется, у канцлера было три сына? – спросил граф Литта.

– Три. Алексей Гаврилович, Александр Гаврилович и Михаил Гаврилович, – отвечал граф Федор. И он стал рассказывать о трагической судьбе Михаила Головкина. Он был женат на дочери князя-кесаря Ромодановского Екатерине Ивановне, матерью же ее была Салтыкова, сестра Салтыковой – жены Ивана Алексеевича, отца императрицы Анны. При свержении младенца-императора Иоанна Антоновича 26 ноября 1741 года Елизаветой, Головкин с женой был отправлен в Сибирь, где и умер. Тело его сибирские инородцы искусно набальзамировали и засушили, и жена хранила его в хижине много лет. Екатерина Вторая, взойдя на престол, возвратила из ссылки Головкину, и она привезла с собой труп супруга, который и предала честному погребению в родной земле. Она жила до девяноста лет, поселясь в старом дворце кесаря, отца своего, слепой старухой. И когда ее спрашивали, по какому случаю она ослепла, она отвечала: «Я плакала в течение трех лет!»