Петр Алешкин - Трясина Ульт-Ягуна. Роман

• Название: Трясина Ульт-Ягуна. Роман
• Автор: Петр Алешкин
• Жанр: Современные любовные романы

В произведениях Петра Алешкина всегда острые ситуации, конфликты с неожиданными поворотами, поэтому критики считают, что он привнес в русскую литературу новый прием – поток действия. В романе «Трясина Ульт-Ягуна» автор показал, как неумолимая судьба свела в тайге несколько человек с неустроенной жизнью. За плечами у каждого своя незаконченная любовная история, которые завершаются в тайге у одних трагически, у других – счастливо.

---

Трясина Ульт-Ягуна Роман Петр Алешкин

© Петр Алешкин, 2016

ISBN 978-5-4483-3396-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Таежный десант

Советская литература была богата художественными произведениями о тайге и о людях, работающих, живущих в ней, преобразовывающих природу и вообще о героях трудовых буден. Особняком стояли авторы, которых сибирская земля породила: В. Распутин, В. Астафьев, Г. Марков, к примеру, а также те, кто жил и работал в ней профессионально, хотя и произрос на другой земле: профессиональный охотовед и замечательный русский стилист А. Скалон, все тот же В. Ломов.

А имена тех, кто бывал в Сибири в так называемых творческих командировках от творческих Союзов и прочих общественных организаций, где писатели наши не вылезали из-за пиршественных столов и потому не были в состоянии оглянуться на окружающий их мир из-за пьянок, чередующихся с похмельными синдромами, отписывались томами лжи и духовной проказы, можно перечислять до бесконечности.

Пожалуй, единственное из произведений, подобных псевдолитераторов, которое осталась в моей памяти, был очерк А. Битова о его поездке в творческую командировку на Камчатку. Поглядел нынешний мэтр тридцать лет тому назад полутрезвым оком в дымящуюся дыру Ключевской сопки, позавидовал спящему рядом с ним не протрезвевшему поэту Г. Горбовскому – и все впечатления.

Сам я, побывав на Сахалине в творческих командировках дважды, писать об этом острове отказался. Ибо не понял я сущности островитян, не разобрался в их проблемах за пару месяцев занятий невесть чем – и писать об островитянах, которых искренне полюбил, посчитал бестактностью и бесстыдством. А о Сибири писал только взглядом человека из экспедиций: лесоустроительной, геофизической, геодезической.

И вот передо мной – книга человека, рожденного в селе Масловка Тамбовской области, затем – работяги в Сибири и, наконец, многолетнего жителя Москвы. Название у книги намеренно некоммерческое «Трясина Ульт-Ягуна». И сюжет, что называется, «жизненный», без замысловатых выкрутасов, рождаемых высосанной из пальца фантазией авторов. Читаешь – и с первых строк романа видишь мир настоящей тайги, людей, которые собрались обустраивать дикую глухомань. И все это и живет, и дышит, и даже пахнет со страниц книги:

«Вертолет летел над осенней тайгой. Изредка он вздрагивал и мелко трясся словно лошадь, которая подрагивает кожей. Отгоняя занудливых мух… Он прислушивался к неровному гулу мотора и дребезжанью какой-то железяки в углу за наваленными в кучу мешками, лопатами, топорами, и ему казалось, что вертолет не выдержит тряски и развалится. Резко пахло бензином. Это еще больше увеличивало тревогу…».

Мир не выдуманный, легко узнаваемый, настолько реальный, что порой забываешь, что сидишь в европейском столичном городе на диване, читаешь при свете ночника роман – ибо руки, ноги сами так и просятся в работу, так и хочется проявить богатырскую удаль, показать свое умение валить сосны, копать и обустраивать землянки, строить дома. Ибо едва ли не с первых строк романа «Трясина Ульт-Ягуна» погружаешься не только в существо человеческих проблем, волнующих героев книги, но и принимаешь естественный порядок вещей, уклад жизни крохотного строительного отряда, высадившегося в дикой тайге с заданием заложить там… новый город.

Да, да именно так. Словно новоявленные Петры Первые на новой Неве решили несколько человек создать новый Санкт-Петербург на реке Ульт-Ягунке. Да так создать, что веришь, что воспетое Пушкиным действие для ребят с опухшими от перепоя лицами и мозолистыми руками – дело обычное. Просто работа у них такая – возводить новые города. В глуши, среди болот и комаров, с вертолетной лишь связью с внешним миром, даже без рации. И вместе.

Последний факт – самый важный. Это императору Петру достаточно было ткнуть пальцем в болото и заявить, что здесь русскому народу «суждено в Европу прорубить окно» – и, гробя тысячи жизней, возник ныне ветшающий и полный крыс, давно уже не престольный град Петров. Для шести мужчин и одной женщины задача, поставленная перед ними Москвой, не выполнима теми мерами, какие были под рукой у царя Петра или у немецких рыцарей, велящих построить им замки на холмах, чтобы потом вокруг них прижились бывшие невольники-строители.

Герои П. Алешкина – десант. То есть группа людей, объединенных единой целью, имеющих каждый свои обязанности, находящихся в этой глуши добровольно, потому знающих одно самое главное для всякого полевика правило: надо жить и работать по принципу «один – за всех, все – за одного». Иначе – не выжить, иначе – с заданием не справиться, иначе – не десант это, а так – чума болотная.

Здесь северный и сибирский счета соединяются. Автор этих строк проработал двенадцать сезонов в экспедициях в глухомани Сибири, Дальнего Востока и Средней Азии, потому утверждаю ответственно: далеко не каждому дано быть настоящим мужчиной и в постоянном окружении одних и тех же лиц, там невозможно скрыть никому своей истинной сущности. Вольно или невольно, но с течением времени в каждом таком коллективе, какой описан в романе П. Алешкина, возникает конфликт, в основе которого лежит глубоко спрятанная от окружающих, но продолжающая жить в глубине каждого ложь. Или недосказанность, что, по большому счету, одно и то же.

А жить приходится в таежном десанте именно по большому счету. Петр Алешкин, сам проработавший несколько лет в подобных десантах, умелый плотник и настоящий русский мужик, знает это не по историйкам, выуженных их журналов и газет, а памятью натруженных мускулов и пережитых страхов, изношенным сердцем своим, наконец, и трудными воспоминаниями. Я не знаю, какие детали в этой книге являются слепком с его судьбы, даже догадываться не хочу.

Для меня главный герой романа Андрей Анохин – брат того самого Дмитрия Анохина, который стал героем романа П. Алешкина «Беглецы», внук того самого Егора Анохина, основателя рода, о судьбе которого написан первый роман серии «Русская трагедия». И друг-недруг его Михаил Чиркунов – прямой потомок того старика Чиркунова, которого в девяностолетнем возрасте убил за столом восьмидесятивосьмиилетний Егор Анохин.

Конфликт, рожденный в 1920 году, оказался вовсе не разрешенным смертью двух стариков семьдесят лет спустя. Он только внешне перегорел, как таежный мох в высохшем в жаркое лето болоте, а в глубине конфликт тлеет, ждет повода, чтобы взвиться вверх мощным пламенем, уничтожить все, что попадется ему на пути. То есть ненависть, как таковая, у П. Алешкина в «Русской трагедии» есть понятие метафизическое и одновременно настолько материальное, что именно она движет поступками людей.

Ложь и неосознанная ненависть – две дурные составляющие всякого человека, которые заставляют их поступать совсем иначе, нежели советует делать нам разум. Животная сущность бывшего поэта и бывшего любимца всей Масловки Михаила Чиркунова много сильнее его красивой и благородной наружности. Перед нами – словно слепок с бывшего писателя А. Битова, таскающегося ныне с неизменной пивной банкой в руке (не знаю уж, что там налито внутрь) по всякого рода тусовкам и салонам, литератора давно уже забытого в России, чуждого народам этой страны, поддерживающего мнение о себе, как о прозаике будто бы русском, только путем регулярного вливания в себя алкоголя. Чиркунов пьет не во Франкфурте и не в Париже, как его московский коллега, а лишь возле деревянной чайной в занюханном сибирском поселке, но… что это меняет? Сущность-то у них одна. Спившийся несостоявшийся гений – это не только личная трагедия художника, это – вполне законченный преступник, который порой может и не реализоваться в этом качестве, но, по сути, им остается до конца своих – после потери лица – дней.

По сути, история, рассказанная П. Алешкиным в романе «Трясина Ульт-Ягуна», есть повествование не случившейся дружбы наследников двух взаимоненавидящих родов, в результате которой потомок убитого Егором Анохиным Чиркунова убивает потомка Егора Анохина – Андрея. И этим как бы закрывается очередной круг дантевского Ада за тысячи верст от села Масловка, делает «Русскую трагедию» настоящим эпосом. При этом писатель очень четко понимает цель и задачи этого уникального жанра литературы, следует по пути, проложенном Гомером: П. Алешкин расширяет рамки повествования о дружбе-нелюбви, о диалектическом противоречии двух главных персонажей романа, обогащая мир, в котором они живут, жизнеописаниями судеб героев второго плана.

Перебивки основного сюжета воспоминаниями персонажей второго ряда о случаях в их жизнях на Большой земле, перевернувших их судьбы и вынудивших когда-то нынешних десантников бежать на край света, понимая при этом, что от самих себя не убежишь, служат, по сути, «мясом» романа, одетом на «костяк» Анохин-Чиркунов. Каждый эпизод, живущий в памяти героев, очень органично связан с основным сюжетом и друг с другом. Связи эти порой ассоциативные, порой прямые, но всегда оказываются необходимыми в контексте романа и всего эпоса, никогда не выглядят искусственно включенными в ткань повествования. Отступления от основного сюжета воспринимаются читателем, как углубление основной темы романа, как более цельное раскрытие проблемы взаимоотношений мужчины и женщины, их прав и взаимных обязанностей, их духовной и социальной значимости в окружающем мире. За исключением Звягина, отца и сына Ломакиных, все остальные персонажи второго плана – люди, претерпевшие семейные и личные трагедии, в основе которых лежит обманутая любовь.