Людмила Толмачева - Двое под звездным ливнем

• Название: Двое под звездным ливнем
• Автор: Людмила Толмачева
• Жанр: Современные любовные романы

Героини Людмилы Толмачевой любят и любимы. Казалось бы, вот оно – счастье! Но судьба не гладкая магистраль с указателями, а нетореная тропа, идущая подчас по краю обрыва. Не растерять в пути, сберечь любовь в своем сердце – сверхзадача, которую решают героини романов из серии «Любовь и судьба». Константин, известный автор группы «Дирижабль», вопреки обету «больше никогда не доверять женщинам», влюбляется как мальчишка. Рыжеволосая корреспондентка Клёна станет для него и счастьем, и мукой, и тайной за семью печатями. Их ждут опасные приключения и серьезные испытания, а однажды они поймут – друг без друга им не жить.

---

Реакция поэта на такое поведение была неоднозначной.

С одной стороны – вздох облегчения: авось, уйдет совсем, оставит, наконец, его в покое. С другой – где-то очень глубоко задетое самолюбие. Что он, чурка с глазами, чтобы вот так с ним обращались: захотели – вломились в дом без всякого спроса, захотели – ушли, внезапно, без извинений, не прощаясь.

Покачав головой, он собрал инструмент, придирчиво осмотрел поправленный забор и, довольный хорошо сделанной работой, неторопливо зашагал во двор. Там его вновь ожидал сюрприз.

Отсвечивая на солнце огненными бликами, медноволосая голова Резуновой склонилась над бочкой, в которую во время дождей с крыши сливалась вода. «Оранжевая девушка из газеты «Оранжевое небо», – усмехнулся про себя Костя.

– Хорошо пахнет, – подняв голову, сообщила Клена. – Дождевая?

– Она.

– Говорят, волосы после мытья такой водой как шелковые становятся…

– Не знаю. Возможно.

– А я уже затопила баню.

– Баню?! Когда… когда вы успели?

– А чего тут мудреного? Дрова готовые лежали у печки. Бересту сунула и готово. Вы не возражаете, если я ополоснусь немного, с дороги?

– Нет, отчего… Ради бога. Вода в баке есть…

– Ага, я посмотрела, прежде чем затапливать. А то бы вашему баку хана. Ха- ха- ха! Представляете, у одних я вот так затопила печь, с пустым котлом. Он и треснул. Что с меня взять? В деревне не жила. Если и ходила к друзьям в бани, то в какие-нибудь сауны с бассейнами, да и то, на всем готовом.

– В любом деле опыт не помешает.

– Ой, вы не представляете, в каких переделках пришлось побывать за четыре года журналистской работы! И этот пресловутый опыт, о котором вы упомянули, приобретался как бы сам по себе. Порой в самых неожиданных областях…

– Да? И например?

– Например, пришлось принимать роды.

– ?

– Да- да! Самые натуральные роды! Этой зимой была в одном элитном доме – беседовала с модным дизайнером. Крутежный дядя, между прочим. За пять минут набросал на ватмане целый гардероб, который, по его мнению, подходит к моему типу. Распрощалась, значит, с ним, иду по лестничной площадке к лифту, как вдруг слышу то-о-ненький голосок: «Помогите!». Голову поворачиваю, смотрю, а дверь одной из квартир приоткрыта и оттуда женская рука тянется, причем снизу, от порога. Подбегаю, а в квартире молоденькая совсем девчонка с огромным животом на полу распростерлась и в схватках корчится. В общем, пока неотложку вызывала, да пока она приехала, у нее ребеночек пошел. Ну и что мне оставалось делать? Схватила какие-то простыни в шкафу, запеленала, как смогла… Жуть!

– Живой хоть?

– Живой! Орал так, что уши заложило. И мать жива, слава богу! Она, дурочка, видите ли, мужа- коммерсанта из деловой поездки ждала. Не хотела без него рожать. Он при родах должен был присутствовать, так сказать, по заранее написанному сценарию. В точности как у подружек. Ох уж это стадное чувство! Мещанский престиж! Ой, заболталась я! Баня-то уже, наверное, готова. Я пойду.

– Идите. Вам, наверное, полотенце надо?

– Ага. У вас есть чистое?

Костя кашлянул, потупился, покраснев при этом до корней волос.

– Ой, я опять не то ляпнула. Простите меня, ладно?

– Ничего. Я сейчас.

Вскоре он вернулся с махровым полотенцем и простыней.

– Держите. А дождевой воды я пару ведер сейчас занесу. Вам хватит?

– Вполне. Еще и вам останется.

– Да я вроде не собирался мыться…

– Ну что вы! Целую баню натопили. Из- за меня одной что ли? Ха- ха- ха! Как в анекдоте, помните? Интеллигент пришел в общественную баню и говорит: «Мне билет на одно лицо». А банщица в ответ: «А задницу что, мыть не собираешься?» Ха- ха- ха!

Так, со смехом Клена скрылась в дверях небольшой, но аккуратной баньки, что притулилась одним боком к огороду, другим – к навесу, под которым располагался вполне приличный верстак, а на гвоздях висел разный инструмент.

Под этот навес и устроился Костя, чтобы покурить, а заодно привести в порядок мысли, до сих пор имевшие хаотичное, почти броуновское движение. «Удивительно, – размышлял поэт, с особой сладостью втягивая в себя сигаретный дым, – почему-то грубости, слетающие с ее языка, не отталкивают. И даже напротив! Мне хочется соответствовать ей. Быть «своим в доску». Ведь я едва сдержался, чтобы не заржать по поводу ее «банного» анекдота, корнями уходящего во времена революции.

Амбец! Полный амбец! А еще эти рифмы… Лезут и лезут, точно крысы из всех щелей. Клена – паслена; златокудрая – мудрая; руки твои нежные – реки безбрежные. Тьфу! Попсы мне только не хватало! Любовно- медовой, прянично- карамельной лирики!»

Он сплюнул и яростно раздавил недокуренную сигарету в ржавой банке из-под килек.

– А-а-а! Ой-ей-ей! Мама-а-а! Ой-ей-ей! – раздалось из бани.

С грохотом распахнулась дверь предбанника и оттуда с визгом выскочила Резунова. В чем мать родила. Ее мокрое розовое тело вызывающе блестело в лучах закатного солнца. Пряди волос, прилипшие к лицу, закрывали его наполовину. Прижав правую ладонь к бедру, девушка металась по двору и выкрикивала что-то нечленораздельное:

– Я… я… мне… ой! Я… кипятком… ой, больно! Где вода? Воды! Воды! Ой, мамочка, как больно!

Не долго думая, Костя бросился к несчастной, подхватил ее на руки и тут же опустил в бочку с дождевой водой. Клена перестала кричать. «Контрастный душ» вызвал шок. Раскрыв в немом крике рот, она часто моргала и шлепала ладонями по воде.

В этот кульминационный момент калитка в воротах открылась, пропуская во двор бывшего воина чеченской кампании, а ныне инвалида второй группы и завсегдатая писательских посиделок Дмитрия Решкина, в обиходе просто Димыча. Припадая на левую ногу, он заковылял к крыльцу, но услышал шлепки по воде, повернул голову и остолбенел.

Открывшаяся перед ним картина и впрямь стоила того, чтобы застыть изваянием посреди двора, по крайней мере, часа на два. Из старой бочки с ржавыми ободьями произрастал обнаженный торс молодой женщины, лаская взор безупречными формами. Жаль, что лицо ее немного подкачало. Вместо сладострастной улыбки, вожделенной в подобной ситуации любым нормальным мужиком, на нем запечатлелась гримаса ужаса и боли. К тому же прекрасная нимфа истерически стучала руками по воде, обдавая фонтаном брызг стоявшего поблизости Костю.

– Ильич, я, наверное, не ко времени? Дак я попозже зайду, – пролепетал Димыч и попятился к калитке.

– Нет! То есть да. Тьфу, черт! Ко времени, не ко времени… Чего ты, Димыч, тут распардонился? Не видишь, у девушки несчастье? В бане ошпарилась. Что делать-то, подскажи!

– Ошпарилась? А-а… То- то я смотрю, с лицом у нее не того… Знаю я одно бабкино средство – свежую коровью лепешку надо приложить к ожогу. Вмиг все сымет. Ей- бо!

– Навоз?! – вскрикнула Клена.

К ней вернулся голос, а заодно и способность соображать.

– Ну, навоз, а что? Потом смоете его водичкой, да и все дела. Потерпите уж ради своей красоты. Ничего. А в каком месте обожглись-то? – спросил Димыч, с видом врача-травматолога осматривая части Клениного тела.

– Вот здесь, – повернулась к нему округлым бедром Резунова.

– А может, компресс из свежей мочи сделать? – вдруг предложил Костя.

– Мочи?! – в один голос переспросили Димыч и Клена.

– Ну вы же сами говорили, что это лучшее народное средство, – напомнил Костя.

– Да ну вас! – рассердилась Клена. – Навоз, моча… Это уж какой-то… сюр! Лучше отвернитесь! Поживей! Сколько мне торчать в этой бочке? Я уже замерзла.

Костя взял в предбаннике простыню, решительно обернул ею девушку и вытащил из воды. Димыч, деликатно отвернувшись, покашливал, но глазом косил в их сторону.

3

Овальный обеденный стол, доставшийся Косте от прежних хозяев, был накрыт для вечернего чаепития. Скромное угощение: сушки, печенье, конфеты «Коровка» и вазочка черничного варенья (подарок Сметанихи) – все это уместилось в центре стола. Перед гостями стояли чашки и стаканы разной формы и вместимости, в которые хозяин то и дело подливал свежезаваренный чай.

Разговор шел о предназначении литературы. Димыч горячился, доказывая истинность своей позиции, и волком смотрел на несгибаемого оппонента, Виктора Петровича Рыжкова, бухгалтера-пенсионера, «проглотившего» за свою жизнь несколько сотен книг и на досуге, по его выражению, балующегося «литературными поделками».

В их дискуссию пыталась встрять Анна Алексеевна Перепелкина, бывший учитель- словесник, а ныне «глубокая пенсионерка». Так она острила по поводу своего возраста. Ей хотелось поговорить на тему секса в художественной литературе. Уже трижды она повторила вступительную фразу: «В наше время о сексе мы знали понаслышке», но фраза тонула во все более ожесточавшемся споре мужчин.

К слову сказать, «слышавшая о сексе понаслышке» учительница литературы умудрилась в молодости родить двоих детей. Теперь взрослое потомство обосновалось в городе и радовало мать нечастыми наездами.