Наталья Нечаева - Последний июль декабря

• Название: Последний июль декабря
• Автор: Наталья Нечаева
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-386-08404-2

Роман «Последний июль декабря» построен на легендах и былях Петербурга. Противостояние темных и светлых сил, добра и зла, духов света и тьмы, населяющих петербургские земли с незапамятных времен.

Мосты и реки, каналы и канавки, мостки. Дома, проулки. Люди. И люди-призраки. Сфинксы, грифоны, сущности… Санкт-Петербург, как роман. Эхо прошедшей Империи. Мифология Санкт-Петербурга…

---

– Не смей род позорить! Ты один способен фамильное дело продолжить.

Сон или глюк? Не понял. Глаз приоткрою – стоит. Бумаги какие-то достал. Старые, пожелтели уже.

– Под слоями штукатурки моя лепнина осталась. Осторожно счищай, лучше в одиночку. Один блок из чистого золота. Знал я, что потомки состояние промотают и бедствовать будут.

Спрашиваю: ты кто, мужик? Он меня глазами сверлит: не узнаешь? Шляпу свою дурацкую снял. Пот вытер. И бумажку мне под нос:

– Наш фамильный герб.

На рисунке вроде щит. Как рыцарский. Скошенный, на четыре треугольника поделен, типа Андреевского флага. В верхнем треугольнике на голубом поле корона золотая, внизу так же на голубом, – шестиконечная звезда золотом. Боковые треугольники – серебряные. В них по центру – красные зигзаги, как молнии.

Рисую как запомнил.

Фамильный герб. У нас с ним. Ага. Тут дошло: не сон и не глюк – псих.

Он надулся, аж покраснел:

– Помни, оболтус, кто ты есть и соответствуй.

Хотел послать подальше, язык не шевелится! Точно как во сне. Хотел встать – никак. И в глазах пелена. Проморгался – рядом никого. Ни-ко-го! На всем спуске!

Славка ржет: ищи герб в Интернете, вдруг ты чей-нибудь забытый потомок, наследство получишь!

Вечером стрелканулся с Юлькой, с которой вчера познакомился. Ниче такая мартышка, забавная. Дура дурой. Крутой наивняк! Хотел поцеловать, оттолкнула, разревелась. Убежала. Догнал. Зачем, сам не знаю. Что-то в ней есть.

Тайна Цверга

Значит, так они познакомились…

– Дека, ты видел?

– Конечно, – проворчал из-за закрытой двери недовольный дребезжащий голос. – Не сейчас, давно.

– Ты подсматривал за Юлей?

– Конечно, – возмущенно прокашляли в ответ. – Хочешь ввести в дом неизвестно кого, открыть мою тайну, а я должен потакать маразму?

– Прекрати грубить! – прикрикнула женщина. – Юля – моя внучка и тебе прекрасно известно ее предназначение.

– Потому и контролировал, – проскрипел тот же голос. – Льда принеси, дышать нечем.

– Совсем плохо? – забеспокоилась женщина. – Чего молчал?

– Чего-чего, ты как свое сокровище увидишь, так становишься глухой, слепой и тупой. Еще бы пара минут – и все.

– Что – все?

– Ушел бы к братьям.

– Ну что ты! – женщина явно занервничала. – Успокойся!

Открыла морозильную камеру, занимавшую чуть ли не полкухни, как те, что в магазинах забиты морожеными полуфабрикатами, извлекла несколько покрытых шерстяным инеем булыжников, ссыпала в полиэтиленовое брюхо стеганого мешка крупно искрошенный лед, сгребла все это в медный таз, накрыла куском ватного одеяла.

* * *

Маленькая комната квартиры напоминала подземелье. Плотно зашторенное черным сукном окно едва прорисовывалось по периметру крохотными тусклыми звездочками, обозначавшими местоположение частых гвоздиков, намертво пришпиливших ткань. Непосредственно под окном почти встык друг другу раззявили облупленные пасти еще две морозильные камеры, натужно гнавшие в помещение влажный холод. По всему полу в жестяных банных шайках, обложенных слезящимися булыжниками, вздыхала коричневая вода. Раскормленные черные змеи поливочных шлангов обвивали несколько аккуратных пирамидок из разновеликих камней и щебенки.

Усталая испарина на влажном темном кафеле стен, блестки воды в щербинках шершавой тротуарной плитки пола.

У морозилок, где парные опахала холода опадали вниз пуховым водопадом, темнела выложенная из камней ниша. В ее углублении, напоминающем примитивную садовую клумбу, на плотно набитом кожаном матрасе лежал крохотный человечек.

По размеру конечностей, тела и головы его вполне можно было принять за годовалого ребенка, если б не страшные скрюченные артритом пальцы с черными ногтями, седые космы на черепе и невероятно морщинистое уродливое лицо с громадным носом под низко надвинутым на глаза лбом. Отдельно сбоку обглоданным до костей чилижным веником скучала ржаво-седая борода.

– Почему ты опять отключил кондиционер? – строго спросила женщина.

– По кочану, – злобно отозвался карлик. – Чуть не задохнулся.

И то правда: под окнами с самого утра скрежетал странный однорукий механизм, движок которого, жадно поглощающий солярку, заплевал двор-колодец серо-синим вонючим дымом. Хорошо, в квартире стеклопакеты.

Соседи требовали прекратить безобразие, пытались вызвать санэпиднадзор, пожарных, милицию. Механизм не отключили, дыма прибавилось, никто из вышеозначенных на вызов не откликнулся. Значит, имеет место очередной щедрый подарок жильцам Дома Трезини от хозяев будущего отеля.

– Потерпи, милый, вечер, скоро жара спадет… – женщина поставила рядом с карликом мешок со льдом, открыла, направив ток морозного пара на лохматую голову. Угнездила под седые космы обернутые тряпицами заиндевелые камни.

Человечек лишь тяжело вздохнул.

– Неужели мою внучку так интересует секс? – она рассуждала вслух, вовсе и не надеясь на беседу или даже реакцию старичка.

– Старая дура, – неожиданно заносчиво отозвался тот. – Совсем выжила из ума? Не понимаешь? Ее интересую я!

– Ты?! – хозяйка остолбенела, пропустив мимо ушей явное оскорбление.

– Ну… И ты немножко тоже, – неохотно выдавил карлик. – Но только как приложение ко мне.

– Хочешь сказать, в саду она искала тебя?

– Конечно! Там же собаки. Много.

– Дека, милый, – женщина счастливо засмеялась и ласково потрепала гнома по морщинистой щеке, – не представляешь, как порадовал! Она ищет тебя? То есть нас? Все получается! Понимаешь? – она встала и по-молодому упруго заходила по комнате, грациозно переступая через шланги и камни. – А этот мальчик… Несмышленыш… Решил, что она такая, как все! Моя внучка – такая, как все. Надо же додуматься… Дурачок!

– Дурачок, – кивнул карлик. – Тогда она искала нас, а теперь его, – он погрустнел, – мы ей совсем не нужны.

– Откуда ты знаешь? – возмутилась женщина.

– От верблюда, – ворчливо уведомил старичок. – Она его любит, тебе неясно?

– Любит? Почем тебе знать? Ты – цверг. Ты никогда не любил. Разве ты можешь понять человека? Тем более – ее?

– Сама – цверг, – отмахнулся карлик. – Альдога недоделанная. За свои века я сам почти человеком стал. Даже плакать могу. С волками жить по-волчьи выть. Хотя с волками – лучше. Спокойнее. У них прагматическое воспроизводство и никакой любви.

– Ты не можешь стать человеком, у тебя нет души, – поддразнивая, произнесла хозяйка, обрадованная неожиданной бодростью умирающего пару минут назад старичка.

– Есть, – обиженно насупился карлик. – Докажу.

– Кому?

– Себе. Тебе – бестолку, не оценишь. Все бабы – дуры.

– Точно очеловечился! – засмеялась женщина. – Цитируешь классику.

– Долей в тазы воды и купи, наконец, нормальную штору, сто лет обещаешь, в этой скоро будет дырка. Не видишь? – он ткнул скрюченным пальцем в больший, чем прочие, лучик света, пробивающийся сквозь ткань.

– Нечего было царапать окно когтями.

– Нечего было превращать меня в собаку!

Перепалка была привычной. Ни злости, ни раздражения. Так, словесный пинг-понг.

* * *

Женщина включила насос, выкачала из тазов теплую воду, набрала холодную. Отнесла в морозилку нагревшиеся верхние крупные камни. Суетясь и переругиваясь с гномом, внимательно наблюдала за его реакцией и состоянием.

Здоровье старичка в это лето дало откровенный сбой. Он хирел не по дням, а по часам, тускнел глазами, слабел конечностями. Сколько живут цверги? Помнилось: долго, очень долго, но не вечно, и крайне не хотелось, чтоб земное существование Деки окончилось прежде, чем ее. За годы совместной жизни они свыклись друг с другом как родственники, и их ежедневные переругивания были способом разнообразить наскучившее до оскомины бесконечное бытие.

Конечно, говоря, что у цвергов нет души, она специально подначивала Деку. Хотя изначально, понятно, никакой души у него не было. Откуда ей взяться у одного из болотных духов, что правили тут много тысяч лет назад?

Тогда все было другим. И такой реки – Нева – не существовало. И Дека был вовсе не Декой, а одной из миллионов непонятных сущностей, населяющих Литориновое море. Что тогда произошло? Кто так напугал море, что оно съежилось, как испаряющаяся на солнце лужа, и спешно сбежало, оставив вместо себя топи да болота? Почему не прихватило с собой верных цвергов? Случайно, не успев, или нарочно, надеясь когда-нибудь вернуться?

– Наводнения – наших рук дело! – частенько хвастался Дека. – Несколько раз нам почти удалось вернуть море.

Она считала это пустой болтовней выживающего из ума карлика. Хотя иногда промельком вспыхивало в голове собственное прошлое, далекое-дальнее, еще дочеловеческое, когда и она существовала совершенно в ином качестве – бесполого светлого альдога, вечного противника темных цвергов. Правда, эти промельки-воспоминания проносились столь стремительно, что наверняка не сказать, твоя это память или чужая…