Дмитрий Бавильский - Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

• Название: Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера
• Автор: Дмитрий Бавильский
• Жанр: Публицистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-386-08980-1

Описывая одни и те же достопримечательности, каждый наблюдатель совершает путешествие вглубь себя, а сама Венеция, с ее каналами, мостами, церквями и дворцами, оказывается лишь ключом к самому себе. Мне нравится автор-герой этой книги, который говорит: «В пространстве всеобщей памяти я нашел собственный коридор…» Проходя вслед за автором, шаг за шагом, поворот за поворотом, минуя пейзажи, рассматривая детали интерьеров, погружаешься в историю культуры, и это путешествие хотя и не заменяет личного пребывания в уникальном городе, но открывает огромную культурную перспективу, которую так трудно рассмотреть торопливому туристу, осматривающему Венецию в трехдневный срок.

---

Никто никого не слышит, все заняты собой и своими делами. «Правильно» и душеполезно посмотреть все завалы этого великолепия нельзя. Рассмотреть – тем более. Понять, вникнуть ни во что уже невозможно; наш удел – расставление торопливых галочек умозрительным кивком головы.

«Храм святых Иоанна и Павла, венециянское campo-santo, производит впечатление, которое долго не забывается. Благородная простота этого готического здания, сложенного из алых кирпичей, изящные скульптурные орнаменты из белого мрамора, возвышающие красоту фасада, не обременяя его, – все это запечатлено с необыкновенным вкусом. Даже огромная сквозная розетта, которою увенчан стрельчатый свод портала, не кажется затейливою. Трезвость воображения, воздержание от вычурности – качество редкое в готической архитектуре.

Я прихожу сюда читать Данта и Уго Фоскало. Это музей гробниц. Солнечные лучи, проникая сквозь стекла, покрытые старинной живописью, падают радужными оттенками на все эти барельефы и статуэтки, на саркофаги и урны. Здесь, под тенью вековых сводов, освежаемых ветерком лагуны, покоятся все дожи, все воины, защитники Венеции. По выходе из храма на площади вы увидите мраморного всадника на изящном пьедестале: это Коллеони, знаменитый венециянский генерал. Он первый из венециян начал употреблять в дело пушки, в те времена, когда порох почитался страшным зельем магии».

Из «Италия в 1847 году» Владимира Яковлева

«Памятник Коллеони поражает воображение, особенно когда видишь его впервые. Я наткнулся на него как-то утром, после того как осмотрел могилы более сорока дожей в церкви Святых Джованни и Паоло, которую венецианцы называют церковью Святого Дзаниполо. И вот передо мной он – великий кондотьер, на великолепном жеребце, на краю узкого и грациозного каменного пьедестала. Выглядит он необычайно грозно, словно только что покорил Азию, а не заключил множество сделок и джентльменских соглашений, в результате которых сколотил себе баснословное состояние…

Думаю, что старого солдата настолько замучила зависть при мысли о конной статуе Гаттамелате возле базилики Святого Антония в Падуе, что он утратил связь с реальностью. Венеция конечно же денежки его прикарманила, а статую поставила в неприметном месте за церковью Святого Дзаниполо. Когда-то она была позолочена. Думаю, что неясный блеск, такой же, как на статуе Марка Аврелия в Риме, не может быть ошибкой. Это одно из тех великих произведений искусства, что погубило своего создателя. Скульптор Верроккьо простудился, когда отливал статую, и осложнение привело к смерти…

…Так Гаттамелата в Падуе и Коллеони в Венеции стали первыми двумя бронзовыми всадниками современного мира, а потому напрашивается сравнение. Оба они производят такое мощное впечатление, что почти невозможно отдать кому-либо из них предпочтение».

Из «От Милана до Рима. Прогулки по Северной Италии» Генри В. Мортона

«Дзаниполо, церковь и площадь столь же прекрасны, сколь и знамениты, и всем, кто в Венецию приезжает в первый раз и на один день, я советую Дзаниполо посетить в первую очередь, сразу после Сан-Марко и Фрари. Церковь – венецианский пантеон, где похоронено наибольшее количество дожей, так что одни надгробия составляют великолепный Музей городской скульптуры, как теперь называется некрополь при Александро-Невской лавре в моем родном городе. Русские путеводители называют Дзаниполо собором, что неправильно – церковь имеет лишь статус младшей базилики. Рядом с церковью, готической и строгой, стоит здание Скуола Гранде ди Сан-Марко, Scuola Grande di San Marco, чей разукрашенный фасад – творение лучших архитекторов Венеции XV века, и над ним поработали и Ломбардо, и Кодусси, и даже семейство Бон, создавшие chef-d’oeuvre, „главную работу“, венецианского кватроченто. К тому же на площади стоит памятник Бартоломео Коллеони работы флорентинца Андреа дель Верроккьо, относящийся к самым известным в мире медным всадникам, коих я насчитываю четыре: Марка Аврелия в Риме, Гаттамелату в Падуе, данного и собственно Медного всадника, стоящего у меня на Сенатской площади, в недалеком прошлом прозываемой (detta) Декабристов».

Из «Только Венеция» Аркадия Ипполитова

Сан-Джованни Кризостомо (San Giovanni Grisostomo) – 1

Проснувшись, побежал вчерашним ночным путем к Санти-Джованни-э-Паоло, чтобы сравнить впечатления ночные и утренние. И вроде бы шел теми же улицами, как и вчера, однако один неловкий промах – и ты оказываешься в совершенно ином месте, на кампо возле терракотовой Сан-Джованни Кризостомо (Иоанна Златоуста), вписанной в ее, площади, угол.

Ничем как бы не выделяется, продолжает линию двумя фасадами, боковым, через который я зашел, попав на службу, и «центральным».

Священник читал проповедь, все скамьи были заняты. Ходить в такой ситуации по своим естественным эстетическим надобностям казалось неловким, и я лишь мазанул взглядом по стенам и сводам, слегка подсвеченным непропорционально вытянутыми светильниками.

Церковь эта немного похожа на Формозу и как бы передает ей эстафету эстетического нагнетания впечатлений. Тем более что и ту и другую делал Кодусси; более того, это последняя его церковь, достраивавшаяся после его смерти сыном – идеальное место хранения для условно последней картины Джованни Беллини «Святой Иероним со святыми Христофором и Августином», являющейся, как мне объяснили в соцсетях, «развернутым неоплатоническим трактатом». Иероним отвечает за созерцание, и поэтому он помещен выше двух других святых, отвечающих за «активную молитву» и «мыслящую теологию».

Те же, что и в Формоза, по бокам тут идут «флорентийские» арочные пространства, разделенные на капеллы. Такие же серые, пустопорожние, пористые стены. Лишь у алтаря они как бы сгущаются в нечто сверхплотное, сплошь завешанные картинами – живописным циклом Себастьяно дель Пьомбо, учившегося все у того же Джованни Беллини, сблизившегося в Риме с Рафаэлем и много взявшего у Джорджоне и раннего Тициана (до позднего Пьомбо попросту не дожил, за подробностями – к Вазари).

Шпалерная развеска центрального нефа, с двух сторон как бы придавленная пустыми боковыми капеллами, в которых нет ничего, кроме скульптур, будто нарочно забирающих все внимание на себя, отвлечет от двух главных жемчужин интерьера, укорененных в боковые капеллы недалеко от входа.

Во-первых, это украшающий чью-то гробницу барельеф из обугленного мрамора «Коронование Девы Марии» работы Пьетро Ломбардо, архитектора не только гробницы Данте в Равенне, но и моей любимой Санта-Мария деи Мираколи. Барельеф разделен на две равные части: многофигурную толпу внизу, весьма похожую на древнеримские ритмически организованные фризы, и Дух Святой вместе с двумя ангелочками по краям от него – наверху.

Во-вторых, ну да – неоплатонический трактат Беллини.

Церковь последних дел. Сан-Джованни Кризостомо (San Giovanni Grisostomo) – 2

После большой прогулки по густозаселенным туртропам (на них сегодня особенно людно: пятница, +17 °C, солнце) вновь я посетил Сан-Джованни Кризостомо, чтобы, когда месса закончилась, уже более пристально посмотреть на «последнюю работу» Джованни Беллини.

Вернулся, посмотрел. Беллини вертикален и отчаянно бликует. Картина, погруженная в немоту, словно бы постепенно испаряется: низ ее особенно темен и тяжел, зато верхний полукруг отчаянно голубеет рассветным светом.

Святой Иероним, сидя на красивом холме, едва ли не демонстративно отворачивается от своих соседей на авансцене. Он смотрит на тонкое деревце, точнее, в толстенный раскрытый на середине фолиант, расположенный на искривленном стволе.

Впрочем, все три персонажа тут взяты художником «на особицу», Христофор и Августин разворачивают лица в сторону церковного интерьера, смотрят по сторонам, за рамки картины, точно с тем, что происходит внутри картины, они давно разобрались и в ней им все понятно.

«One of the most important in Venice. It is early Renaissance, containing some good sculpture, but chiefly notable as containing a noble Sebastian del Piombo, and a John Bellini, which a few years hence, unless it be «restored», will be esteemed one of the most precious pictures in Italy, and among the most perfect in the world. John Bellini is the only artist who appears to me to have united, in equal and magnificent measures, justness of drawing, nobleness of colouring, and perfect manliness of treatment, with the purest religious feeling. He did, as far as it is possible to do it, instinctively and unaffectedly, what the Caracci only pretended to do. Titian colours better, but has not his piety. Leonardo draws better, but has not his colour. Angelico is more heavenly, but has not his manliness, far less his powers or art».

Из Джона Рёскина

Санта-Мария деи Мираколи (Santa Maria dei Miracoli)

Выпив американо на площади у Санти-Джованни-э-Паоло в тени монумента Коллеони, поскакал через мост на соседнее кампо – к Санта-Мария деи Мираколи, крохотной, похожей на мраморную шкатулку церкви. Построена она, домовая церковь Амади, богатого и знатного семейства, как реликварий одной небольшой святыни – «Мадонны с младенцем» Николо ди Пьетро, обладающей сверхъестественной силой.