Татьяна Норкина - Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга первая

• Название: Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга первая
• Автор: Татьяна Норкина
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9908869-7-1

Первая из пяти книг воспоминаний о Москве рубежа семидесятых-восьмидесятых годов – правдивое и ценное историческое свидетельство, основанное на прекрасной памяти автора, на письмах-документах. Экскурсы в более далёкое прошлое и в будущее, т. е. в сегодняшний день, придают повествованию своеобразную объёмность и глубину.

О нашем прошлом, таком давнем-недавнем, рассказано ярко, талантливо, с обжигающим пристрастием. Автор вспоминает, как мы жили, о чём думали, какие книги читали. Студенческая жизнь в столице, вдали от родительского дома показана правдиво, подробно, с любовью. Пять книг, а перед читателем пока первая, есть достойный панегирик пушному клеточному звероводству – утерянной, никому не нужной сегодня отрасли сельского хозяйства – а была она престижной; эта трудная работа была нужна государству и сравнительно хорошо оплачивалась.

Столпом советского звероводства судьбе угодно было назначить хрупкую женщину – Елену Дмитриевну Ильину, доктора биологических наук, профессора, и она блестяще справилась с этой задачей. Пусть вся страна сегодня читает-вспоминает, какая Елена Дмитриевна была. Сильная человечная добрая умная волевая живая строгая простая! Справедливая.

«Четвёртая группа – привилегированная», – говорили иногда про нас, но мы не гордились, со всеми группами дружили; ревниво любили свой курс и свою академию. Об этом я и решила написать.

«Я взялась описывать ту жизнь, как мы её тогда жили-проживали, и, разумеется, как думали. Я хочу сегодня попытаться понять: что мы всей страной потеряли, где неправильно свернули». (Из письма).

Книга в жанре мемуарной беллетристики – попытка преодоления разнообразных стереотипов – будет интересна абсолютно всем.

---

– Светланка! – Кричит тётя Маша Светке, которая без этого не вышла бы из своей комнаты (она младше меня на два года). – Светланка! вот тебе и «бильялька»!!

Я спрашиваю разрешение привезти и оставить ненадолго сумку с вещами. Да, конечно. Их всех в настоящий момент занимает макулатура, они озабоченно разговаривают об этом при мне, и я предлагаю привезти им уже ненужные мне тетради с записями. Они, конечно, согласны. На другой день я приезжаю к ним снова.

До конца пятого курса мне будет сниться сон: мне снова надо поступать на следующий курс, а как же я буду сдавать физику, если отдала такие хорошие конспекты… И зачем я, правда, их отдала! Там всё так понятно написано!

Светка совсем не знает, о чём говорить со мной, мнётся. No problem! Мне некогда, у меня тысяча дел. Она словно предвидит свою грустную планиду: через два года она не поступит в институт народного хозяйства. Но, однако, и замахнулась она сильно! в знаменитую, как сегодня говорят, «Плешку»! Да куда ей ещё и поступать: мама экономист, папа бухгалтер!

* * *

«Сибиряк» стартует в 8 часов вечера, это очень хорошо, на него трудно опоздать. Отматываю три тысячи триста тридцать километров в обратную сторону. На этот раз в пути три ночи. Очевидно, я только и делаю, что сплю. Два раза в день пью чай – в обед и вечером; утром, завтрак, надо думать, я все дни просыпаю. Пассажиры-соседи в первый день в тревоге за меня: я сплю на второй полке, отвернувшись к стене, сплю очень крепко и не подаю признаков жизнедеятельности. Они не смеют будить меня, но, когда я после обеда просыпаюсь, облегчённо вздыхают.

В Новосибирск поезд приходит рано, в 3 часа ночи по Москве и в 7 утра по Новосибирску, мне это очень не нравится, долго не могу заснуть, я почему-то еду по московскому времени. В будущем, сколько бы я ни ездила на «Сибиряке», едва зайдя в вагон, я сразу же перевожу часики на новосибирское время. Всё, уже 12 часов ночи, спать. Я никогда не ужинаю вечером в поезде, ведь уезжаю я всегда в день экзамена, у меня всегда заранее куплен билет; и я сплю за прежний недосып! Так что это первое моё возвращение из Москвы домой сплошь состояло из ошибок, но больше я их ни разу не повторила.

* * *

Первую я встречаю не маму, а… Валентину Васильевну на крыльце нашего клуба. Докладываю, как я сдала экзамен по химии: на 4. Спрашивали очень строго, по-настоящему, оправдываюсь я перед своей учительницей. Обсуждаем получение кислорода из бертолетовой соли, и как это я могла не уравнять?! В.В. говорит, как всегда, строгим голосом, но это относится, по счастью, не ко мне, а к тем, кто составляет билеты: «Бертолетова соль не изучается в школьной программе, вы не должны этого знать». Да я и не знала раньше, а теперь вот знаю; я много чего в Москве узнала. Валентина Васильевна вернётся в школу после перерыва в один год. А я поступила.

Я оставляю чемодан внизу у лестницы и забегаю на второй этаж к мамочке в библиотеку! Мама! Я поступила!

Прямо под окнами нашего дома всё раскопали и чинят водопровод, горы глины мешают подойти к калитке. Я встречаюсь и здороваюсь с соседями: Л.В. Борзенковой и Арсентием Пантелеймоновичем, мы с его дочерью Таней Кобец учились в одном классе. «Баба Люба» спрашивает меня злорадно и даже торжествующе (это не передать!): «Дезертировала?!» Ведь я вернулась из Москвы очень рано, ещё вовсю идут вступительные экзамены. Как вполне благовоспитанная девочка отвечаю без малейших эмоций, бесцветным голосом: «Поступила». Что называется, немая сцена. (Не люблю Гоголя, но как это по-другому назвать! где взять слова?!)

За те почти полтора месяца, что меня не было дома, накопилось много новостей: например, у нас украли мой новый синий велосипед. Вот, пожалуйста, меня не было дома, и уже начинаются непорядки! А что дальше, интересно, будет?! Перед отъездом я, как чувствовала, убрала его в дровяной сарай, подальше, с глаз долой, но какие-то болваны попросили у моих родителей велосипед покататься и потом бросили в ограде на самом виду. А солдаты, наводнившие в то лето деревню, и украли, ведь как им иначе возвращаться в часть из своих самоволок.

Затем, я замечаю, что в кладовке нет моих кукол; я играла в куклы до 7-го класса, до 8-го класса шила им одежду («одежки»), и после 8-го класса они оказались в кладовке, в коробке, никому не мешали; я их иногда задумчиво и с удовольствием и с сожалением рассматривала; одежду я им шила на настоящей швейной машинке! У самой большой куклы, из Тюмени, был даже новогодний костюм цыганки. К сожалению, я это только теперь поняла, у моих кукол не было имён, а были куклы такие: Московская, Рижская, по названию города, откуда кукла привезена.

Я спрашиваю у мамы, где мои куклы. Она очень недовольна тем, что я заметила, что кукол нет, и тем, что спросила. Постепенно выясняется, что кукол моих мама отдала соседям. У Московской куклы была даже школьная форма, с гипюровыми воротничками и с чёрным фартуком; затем, я связала ей длинное, до полу, очень модное платье из ярко-зелёных шерстяных ниток; впрочем оно ей не шло почему-то.

Но самая большая модница была Рижанка, её папа привёз мне из Юрмалы, мне приходилось накручивать её красивые короткие пепельные волосы на плойку, сделанную из старой перьевой ручки. Эту плойку я накаливала на огне спички. А у Тюменской куклы была настоящая чёрная шуба, сшитая из моей старой шубки, с длинным поясом, на концах которого были бомбошки! Кроме того, она очень любила носить серёжки: у ландышей, что стояли, очень красивые, на трюмо, я аккуратно и без спроса отрезала два верхних цветочка; совершенно незаметно. Я вам должна сказать, что была у меня, конечно, и белоярская кукла, она стоила ровно один рубль и называлась голышкой, но неодетой, конечно, никогда не была, она всегда была одета в самые лучшие одежды. У Иры была точно такая же кукла, и мы с ней то и дело менялись кукольными одежками; затем, это был самый простой, верный и прямой путь помириться, если вдруг поссорились: придти и поменяться одежками обратно. Ирина мама считала, что это плохо, если мы с Иркой поссорились, хотя друзей девчонок и мальчишек было на улице предостаточно, и была всегда довольна, если мы помирились.

Однажды мы ужинаем у них, Нина Яковлевна видит, что я с прекрасным аппетитом съела тарелку пшённой каши, предлагает мне добавки. Я съедаю вторую тарелку; Ира уже поела, вышла из-за стола и ушла, а я всё ем горячую пышную пшённую кашу. Потом говорю спасибо, и мама моей подружки проговаривает восхищённо:

– Цыпушкам сварила…

Исчезновение и кукол и велосипеда связываются для меня почему-то воедино, и я понимаю, что с этими происшествиями мне придётся молча смириться, а не высказывать родителям недовольство. Но всё же так и вижу этих девочек, Лену и Любу, восторженно примеряющих Рижанке её совершенно шикарный костюм – брюки и длинная жилетка стального цвета с белой водолазкой. Пусть играют моими куклами! Я тяжело вздыхаю. Не везёт нам, конечно с велосипедами: у первого, чёрного, Жениного, отвинтили заднее колесо (Еремеевы), а мой вот уже целиком людям понадобился.

* * *

Вечером я иду в кино. Евгений Карпович подходит ко мне и пожимает мне руку, он говорит только одно слово: «Молодец!» Зато моя одноклассница Таня Кобец, едва увидев меня, устраивает мне жестокую обструкцию:

– Мне из-за тебя дома попало!

Видя моё бесконечное удивление, она поясняет:

– Отец мне говорит: «Вон Норкина в Москве поступила, а ты в Новосибирске не могла поступить!»

Но, пардон, думаю я про себя, по виду проглотив этот упрёк, в то время как в душе я легко оправдываюсь, куда я поступила в столице нашей родины городе-герое Москве?! На зоофак!!! Подумаешь!! Почему-то я понимаю сама, без подсказки, что это ерунда. Лишь хорошо то, что мой зоофак находится в Москве, 5 лет я буду жить в Москве. А потом?! О «потом» я совсем не думаю. Таня поступала в торговый техникум, и по химии получила 2 балла. Почему-то ничего не говорю, мне кажется, я просто ленюсь: я не вижу, для чего я должна возражать и тратить силы душевные.

Таня хочет понять, она хочет справедливости, и по дороге из кино, около нашего дома прямо на тропинке чертит веточкой формулу изопрена – синтетического каучука. То, на чём её засыпали, то, что она не смогла нарисовать преподавателям.

Она настаивает, чтобы я ей быстро и без ошибок изобразила эту формулу и продемонстрировала своё безусловное владение материалом. Но… когда «вытряхивала» химию из головы, я, наверное, перестаралась и удалила много лишнего; нет, скорее всего, я просто отдыхаю; человек должен всё-таки отдыхать, и, как бы ни хотела я правильно ответить Тане, (это не экзамены, где я буду правильно отвечать, даже когда не знаю), нарисовать без ошибки формулу я не могу. Примерно так, да…, но точно я не помню. Вот здесь одного атома водорода явно не хватает, это полимер, нужны две большие скобки, не забыть поставить после скобки маленькое n, поскольку всё это повторяется энное число раз… А вот сколько связей получается между мономерами – две или одна – я что-то ни вспомнить, ни сообразить никак не могу.