Александр Черенов - Преступление из наказания. Прошлое переплетается с настоящим…

• Название: Преступление из наказания. Прошлое переплетается с настоящим…
• Автор: Александр Черенов
• Жанр: Русское современное

Следователь расследует преступление… которое сам же и совершил. Параллельно ведётся расследование двух дел: в прошлом и настоящем. Главный герой в каждом из времён поучаствовал в обоих. Мотив – русский: «из наказания»: «Не судите, да не судимы будете». В этой повести мертвецов немного. Автор не ставил перед собой цели развлекать читателя мясом и кровью. На примере отдельных жертв автор хотел показать лицо новой реальности, где основой бытия становится успех любой ценой…

---

– Ну, вы и надышали! – поморщился я. – Что, пришлось «переработать»?

– Представь себе! – шумно выдохнул подполковник, опуская закатанные рукава неформенной рубахи. – Ну, совершенно некондиционный товарищ! Помнишь, как Бендер говорил Корейко: «… Вы произошли не от обезьяны, как все граждане, а от коровы. Вы соображаете очень туго, как парнокопытное млекопитающее». Так и этот!

Подполковник раздражённо кивнул головой на всхлипывающего сынка.

– Мы ему – улику за уликой, а он – нам: «Я – не я, и лошадь не моя!». Пришлось стимулировать.

Я усмехнулся.

– А «чапаевские носки» ты ему давал понюхать?

– «Что я: изверг?!» – моментально включился подполковник. Остальные мастера оздоровительных процедур отмолчались: они не были знакомы с «бородатым» анекдотом советской поры. Но, судя по ухмылкам на лицах, намёк поняли все.

– Мы объяснили товарищу, чем его упрямство грозит его же заднице, – ухмыльнулся замначУУР, также никогда не уклонявшийся от «трудовой вахты».

– И?

– Подвижки незначительные, так что мы держимся из последних сил.

Отвечая мне, майор смотрел «почему-то» на подследственного. От этих словах «начюстовский отпрыск» вздрогнул: понял, что из «высокопоставленного» может оказаться «просто поставленным» и даже «низко опущенным».

По причине столь незначительного прогресса в вопросе достижения консенсуса мне оставалось лишь вздохнуть, снять пиджак и закатать рукава сорочки.

– Ну, что ж: приступим.

Сынок втянул голову в плечи: вероятно, он решил, что я прибыл на подмогу уставшим товарищам – вместе со своими «отдохнувшими» кулаками и ботинками.

– Итак, что показал наш главный фигурант?

«Мальчонка» ещё раз вздрогнул: всё же, он был неглуп, этот папенькин сынок. Во всяком случае, понять значение слов «главный фигурант» мозгов у него хватило.

Подполковник устало навис над подследственным, словно подготавливая его к работе «артиллерийским наступлением» «огнедышащим» глаз.

– Обвиняемый…

НачУУР тоже неспроста «повысил процессуальный статус» папенькиного сынка: тот отреагировал моментально – очередной партией рухнувших вниз слезинок.

– … признал…

И это «звучало» и било – по ушам, мозгам и поджилкам: не «показал», а именно «признал»!

– … что в день убийства действительно «выяснял отношения» с отцом. Выяснять начал ещё днём, уже будучи «хорошо подогретым». Затем выяснение было перенесено на улицу. Точнее, лишь сынок «выяснял» их там: папенька оставались в кабинете. Сынок поматерил отца, пригрозил ему смертоубийством… Пригрозил?

Палыч нырнул в зарёванные глаза подследственного – и тот заревел ещё сильнее:

– Я же не по-настоящему! Я…

– Пригрозил, мать твою?

Сжимая медвежьей лапищей хрупкое плечо сынка, подполковник забрался октавой повыше. При таких обстоятельствах подследственному не оставалось ничего другого, как покорно кивнуть головой.

– Давно бы так! – ослабил хватку Палыч. – Идём далее.

Не будучи приглашён на вечеринку для избранных, обвиняемый…

Подполковник упорно гнул – как свою линию, так и сынка.

– … избрал и пригласил себя сам. Охранник не посмел «дезавуировать самопровозглашение» отпрыска самих начальника областной юстиции – и обвиняемый получил законную возможность разобраться с папенькой «по полной». Дождавшись, пока отцу «приспичит», сынок последовал за ним в туалет. Кстати, первоначально обвиняемый решительно отрицал своё присутствие в туалете. Но, будучи изобличён свидетельскими показаниями и вещественными доказательствами, обнаруженными на месте преступления…

В этот момент я не удержался – и покосился на короткий резиновый шланг с явными следами участия в изобличении, как минимум, наравне с остальными доказательствами.

– … обвиняемый признался в посещении туалета.

Палыч ухмыльнулся и переключил на меня взгляд, которым он только что насквозь просверливал трепещущего отпрыска.

– И вот тут, друг Петрович, начинается самое любопытное. Оказывается…

Подполковник воздел указательный палец.

– … сынок задержались в дороге – и папенька успели закрыться в кабинке. Как показал обвиняемый, когда он окликнул папеньку, тот «послал» его. Тогда он попытался открыть дверь, но не смог. От излишнего усердия – и лишнего же количества потреблённого алкоголя – он потерял равновесие, упал, и ударился головой о пол. Очнулся, поматерил отца, после чего ушёл, а больше он ничего и не помнит.

Найдя во мне искомое сочувствие, Палыч тут же вернулся к работе: угрожающе навис над сынком.

– «Потерял равновесие», говоришь… Нет, парень: ты не равновесие потерял – ты потерял совесть. Ты за кого нас принимаешь? Долго ты ещё будешь измываться над нами? Долго ты ещё будешь врать мне в глаза?! Или мне, всё же, пригласить «группу товарищей»? Так они уже здесь – в соседнем кабинете! Позвать? Хочешь «немножко мужской дружбы»?

– Не надо! – всхлипнул «мальчонка». – Я всё скажу.

– Слушается версия номер три.

Почти жестом конферансье начУУР «пригласил автора к микрофону». Сынок уронил голову ещё ниже.

– Я был там…

– Где «там»?

Это был всё ещё текст подполковника: я не мешал товарищу.

Он сейчас был в своей стихии, а мне чужого не надо: ни чужих грехов, ни чужих лавров.

– В туалете… в кабинке, то есть…

– Выломал, таки?

Сынок затряс головой – мелко-мелко.

– Папенька открыли?! – ухмыльнулся подполковник.

– Сама…

– … по себе? – развернул ухмылку Палыч.

«Мальчонка» немедленно обложился руками.

– Честное слово, товарищ… гражданин начальник: когда я очнулся, дверь уже была открыта. Ну, то есть, приоткрыта. Я поднялся, заглянул туда… ну, на всякий случай – и увидел, ну…

– То, что увидел?

– Да…

Палыч «сочувственно» покачал головой.

– Значит, ты – ни сном, ни духом?

– Вот, ей…

Завершить клятвоприношение сынок не успел: помешал шланг.

– Долго ещё ты, сволочь, будешь глумиться надо мной? – принялся от души охаживать его подполковник. Настолько от души, что мне это пришлось не по душе. Ведь это наверняка «приходилось по душе» подследственного. По душе и материальной оболочке. Нарушение «условий договора» было налицо… и на лице «объекта», и я просто вынужден был укорить друга.

– Па-а-лыч!.. Я, конечно, признаю факт глумления… и всё такое… Но не при мне же! Ну, какие же мы после этого интеллигенты?!

– Извини, Петрович…

Подполковник отбросил назад мокрую прядь с лица – и отступил на шаг.

– Ну, сам видишь: этот тип просто толкает… себя в объятия активных педерастов!

Информация «открытым текстом» «возымела», пусть всего лишь в очередной раз. Глаза сынка перестали слезоточить и округлились от ужаса.

– Извините, виноват… То есть… не виноват… Но…

в общем… Да, я схватил пару раз отца за грудки…

– И больше ничего? – угрожающе сократил дистанцию подполковник. Сынок вздрогнул.

– Ну-у… Ну, может, стукнул один раз… или два… в порядке самозащиты.

– Соображает! – хмыкнул Палыч, разворачиваясь ко мне. – Но очень туго. Как та корова. Только, если, ты корова…

Разворот ко мне так и не состоялся: Палыч немедленно выполнил обратный маневр.

– … то и «доись», сука, подобно корове, а не подобно кобылице: по кружке за раз! «Один раз он стукнул»! «В порядке самозащиты»! Чем защищался?! Кастетом?!

Сынок побледнел.

– Ка-ка…

– Кака ты, это верно! – «помог» «опер». Затем он открыл сейф, и бросил на устилавшие стол бумаги кастет. Хороший был кастет – почти эсэсовский, на четыре пальца, с ударными шипами с обеих сторон. «Вещь!» – как отметил бы даже не специалист. – Узнаёшь? Вижу, узнаёшь!

Сынок мотал головой, но больше от ужаса, чем в порядке отрицания. Тем временем, Палыч извлёк из папки какую-то бумажку, и помахал ею в воздухе.

– Заключение экспертизы, приятель! Даже два заключения! Первое: на кастете обнаружена кровь, и эта кровь твоего папеньки. Второе: на кастете обнаружены волоски, и это волоски с головы твоего папеньки! Ну, и третье: здесь же, на кастете, обнаружен отпечаток большого пальца правой руки.

Подполковник выдержал эффектную паузу.

– Твоего пальца и твоей руки!

Это уже было слишком и я отвернулся к окну. Первые два «письменных заключения», пусть и ещё отсутствующие в природе, не вызывали во мне протеста. Но «отпечаток с кастета»?! Я не мешал Палычу импровизировать, но только соло: это ведь мне потом следовало знакомить сынка и его адвоката с актами экспертиз. И я не хотел «попадать»: если для «опера» дело заканчивалось отметкой в ОРД «раскрыто», то для нас, следаков, оно не всегда заканчивалось даже в суде.

«Ознакомившись с заключением», сынок ещё раз «покрылся мелом».

– Признаёшь?

Палыч буквально упёрся носом в нос «обвиняемого», и обдал того не только жарким дыханием, но и недвусмысленными желаниями. Это было тем более вероятно, что «шланг» всё ещё находился в пределах досягаемости руки подполковника. Сынок долго сопел. Что самое удивительное, на этот раз Палыч не торопил его с ответом. Наконец, «мальчонка» отпрянул назад, а Палыч даже не стал преследовать его: