Фатима Мернисси - Рожденная в гареме. Любовь, мечты… и неприкрытая правда

• Название: Рожденная в гареме. Любовь, мечты… и неприкрытая правда
• Автор: Фатима Мернисси
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-227-07128-6

Искренние воспоминания автора о годах, проведенных в марокканском гареме во второй половине XX века. Волшебно свивая слова, Ф. Мернисси красноречиво, с остроумием и изяществом воссоздает особый мир двух гаремов – городского, где женщинам запрещалось без разрешения выходить из дома, и сельского, столь же традиционного, но гораздо более открытого. Населенный чудесными, мудрыми и забавными обитательницами, этот мир действует на читателя как сказки «Тысячи и одной ночи», давая пищу его уму и воображению.

---

Когда Ясмина назвала утку Лалла Тор, таким образом она внесла вклад в создание нового прекрасного Марокко, Марокко, в которое собиралась вступить я, ее маленькая внучка. «Марокко быстро меняется, детка, – часто говорила она мне, – и так будет и дальше». Это предсказание внушало мне радость. Я буду расти в чудесном королевстве, где у женщин есть права, в том числе каждый день обниматься со своими мужьями. Но хотя Ясмина и сетовала, что ей приходится ждать мужа по восемь ночей, она добавила, что ей грех жаловаться, потому что женам Гаруна аль-Рашида, багдадского халифа из династии Аббасидов, приходилось ждать по девятьсот девяносто девять ночей, ведь у него была тысяча джарий, то есть наложниц-рабынь. «Ждать восемь ночей все-таки не то, что ждать девятьсот девяносто девять, – сказала она. – Это же почти три года! Так что жизнь стала лучше. Скоро у нас у всех будет только один муж и одна жена[8]. Пойдем кормить птиц. У нас еще будет время поболтать о гаремах». И потом мы бежали в ее сад кормить птиц.

Глава 5. Хама и Гарун аль-Рашид

Что такое гарем? – на этот вопрос взрослые не спешили давать ответ. Но при этом они вечно твердили нам, детям, чтобы мы употребляли слова в их точном значении. Каждое слово, повторяли они, имеет четкий смысл, и надо использовать его именно в этом смысле и ни в каком другом. Но если бы я могла выбирать, я бы придумала разные слова для Ясмининого и нашего гарема, ведь они были такие разные. Ясминин гарем представлял собой открытую ферму без высоких стен. А наш в Фесе был словно крепость. Ясмина и другие жены скакали на лошадях, плавали в речке, ловили рыбу и готовили ее на костре. А мама не могла даже выйти за ворота, не испросив множества разрешений, и даже тогда ей позволялось только посетить святилище Мулая Идрисса (святого покровителя Феса), или сходить в гости к брату, который жил на той же улице, что и мы, или побывать в мечети на религиозном празднике. И при этом маму обязательно должны были сопровождать другие женщины и один из моих молодых двоюродных братьев. Так что мне казалось нелогичным называть одним и тем же словом две совершенно разных ситуации – бабушкину и мамину.

Но всякий раз, как я пыталась разузнать побольше о слове «гарем», дело кончалось горькими спорами. Стоило только произнести это слово, как тут же в ответ летели неприятные выражения. Мы с Самиром обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что если слова вообще могут быть опасны, то «гарем» опасно в особенности. Если кто-нибудь хотел начать во дворе перепалку, ей нужно было только приготовить чай, пригласить нескольких женщин, бросить им слово «гарем» и подождать с полчаса. К тому времени сдержанные, элегантные дамы в искусно расшитых шелковых кафтанах и украшенных жемчугом туфлях превращались в визгливых ведьм. Поэтому мы с Самиром решили, что наше детское дело – защищать взрослых. Мы будем употреблять слово «гарем» очень благоразумно, молча наблюдать и собирать информацию.

Взрослые из одного лагеря утверждали, что гарем – это хорошо, а из другого – что это плохо. Бабушка лалла Мани и мама Хамы лалла Радия принадлежали к первому лагерю; мама, сама Хама и тетя Хабиба – ко второму. Бабушка лалла Мани часто провоцировала спор, когда заявляла, что, если бы женщин не отделяли от мужчин, общество замерло бы и никто больше не делал бы никакой работы. «Если бы женщины могли бегать по улицам, куда вздумается, – говорила она, – мужчины перестали бы работать, потому что захотели бы развлекаться». А к сожалению, продолжала она, развлечения не помогают обществу производить пищу и товары, необходимые для жизни. Так что, если мы не хотим, чтобы наступил голод, женщины должны знать свое место и сидеть дома.

Позднее мы с Самиром долго советовались насчет слова «развлекаться» и решили, что, когда его говорят взрослые, оно как-то связано с сексом. Но мы хотели установить это совершенно точно и потому пришли с вопросом к двоюродной сестре Малике. Она сказала, что мы совершенно правы. Тогда мы спросили ее, стараясь казаться как можно выше: «А что же такое, по-твоему, секс?» Не то чтобы мы уже не знали ответа, просто хотели убедиться. Но Малика, которая думала, что мы ничего не знаем, торжественно откинула косы, села на диван, положила подушку на колени, как взрослые, когда обдумывали что-то, и медленно произнесла: «В первую ночь после свадьбы, когда все ложатся спать, жених и невеста остаются одни в спальне. Жених предлагает невесте сесть на кровать, берет ее за руку и просит ее посмотреть ему в глаза. Но невеста сопротивляется, она опускает глаза. Это очень важно. Невеста должна быть очень робкой и напуганной. Жених читает стихи. Невеста слушает, не отрывая глаз от пола, и наконец улыбается. Тогда он целует ее в лоб. Она все не поднимает глаз. Он дает ей чашку чаю. Она медленно пьет его. Он берет чашку, садится рядом и целует невесту».

Малика, которая бесстыдно манипулировала нашим любопытством, решила сделать паузу прямо на поцелуе, зная, что нам с Самиром до смерти хочется знать, куда именно жених целует невесту. В поцелуе в лоб, щеку или руку не было ничего необычного, но губы – это совсем другое дело. Однако мы решили проучить Малику, и вместо того чтобы проявить любопытство, стали шептаться, как будто совсем позабыли о ее присутствии. Выказать полное равнодушие к собеседнику, как сказала нам недавно тетя Хабиба, – это хороший способ для слабого человека приобрести влияние: «Говорить, пока другие слушают, – это само выражение силы. Но даже на первый взгляд подобострастный, молчаливый слушатель играет весьма важную роль, роль аудитории. Что, если влиятельный оратор останется без своей аудитории?»

И Малика, само собой, сразу же возобновила свое повествование о том, что происходит в брачную ночь: «Жених целует невесту в губы. Потом они оба ложатся на большую кровать, и никто не смотрит».

Дальше мы много вопросов не задавали. Остальное мы знали. Мужчина и женщина снимают одежду, закрывают глаза, а несколько месяцев спустя у них появляется младенец.

В гареме женщины и мужчины не видят друг друга, поэтому все занимаются своими делами. Пока лалла Мани разглагольствовала о гаремной жизни, тетя Хабиба все больше распалялась; это было видно по тому, как она поправляла шарф на голове, хотя он и не сползал. Однако она была разведена и потому не могла открыто противоречить лалле Мани, и ей приходилось возражать про себя и предоставлять маме и Хаме выражать несогласие. У разведенной женщины фактически не было своего дома, и ей приходилось платить выкуп за свое проживание, стараясь быть как можно незаметнее. Тетя Хабиба, к примеру, никогда не носила ярких цветов, хотя иногда говорила о своем желании снова примерить свою красную шелковую фараджию. Но она никогда этого не делала. По большей части она одевалась в одеяния выцветших серых или бежевых оттенков, а из косметики наносила только сурьму вокруг глаз. «Слабым приходится дисциплинировать себя, чтобы избегать унижений, – говорила она. – Ни за что не позволяй другим напоминать тебе о границах. Ты можешь быть бедной, но элегантность ничего не стоит».

Оспаривая взгляды лаллы Мани, мама для начала устраивалась на диване с поджатыми ногами, выпрямляла спину и клала на колени подушку. Потом она скрещивала руки на груди и уставляла взгляд прямо на лаллу Мани. «Французы не держат своих женщин за стенами, моя дорогая свекровушка, – говорила она. – Они разрешают им ходить на рынок, когда вздумается, и все развлекаются, и работа при этом продолжает выполняться. На самом деле выполняется столько работы, что они могут позволить себе снаряжать сильные армии и являться к нам, чтобы в нас стрелять».

Потом, прежде чем лалла Мани успевала собраться для контратаки, Хама излагала свою теорию о том, как появился первый гарем. После этого начинался сущий ад, потому что и лалла Мани, и мама Хамы поднимали крик, что наших предков оскорбляют и попирают наши священные традиции, выставляя их на посмешище.

У Хамы на самом деле была довольно интересная теория, и нам с Самиром она очень нравилась. Когда-то, утверждала она, мужчины постоянно дрались друг с другом. Проливалось много крови, и совершенно напрасно, и тогда в какой-то момент они решили назначить султана, который бы всем управлял, осуществлял бы султу, то есть власть, и всем говорил, что делать. А все остальные бы ему подчинялись. «Но как нам решить, кто из нас будет этим султаном?» – задумались мужчины, когда встретились, чтобы все обсудить. Они долго ломали себе голову, и тут одного из них осенило. «У султана должно быть что-то такое, чего нет у других», – сказал он. Они подумали еще, и тогда другой человек тоже кое-что придумал. «Надо организовать охоту на женщин, – предложил он. – Тот, кто поймает больше всех женщин, и будет султаном».

Прекрасная мысль, согласились мужчины, но как же доказать свое превосходство? «Когда мы все станем бегать по лесу и ловить женщин, мы разбредемся. Нужен какой-то способ обездвижить пойманных женщин, чтобы их можно было пересчитать и узнать, кто победил». Вот так появилась идея строить дома. Дома с воротами и замками, чтобы держать там женщин. Самир высказал предположение, что было бы проще привязывать женщин к деревьям, раз у них такие длинные косы, но Хама сказала, что в старину женщины были очень сильные, потому что тоже бегали по лесу, как мужчины, и, если бы двух или трех женщин привязали к дереву, они бы вырвали его с корнем. Да и к тому же связывать сильных женщин очень долго и трудно, они могут расцарапать тебе лицо или ударить в какое-нибудь место, о котором нельзя говорить. Построить стены и засунуть туда женщин гораздо удобнее. Так мужчины и поступили.