Николай Еленевский - Сердцебиение (сборник)

• Название: Сердцебиение (сборник)
• Автор: Николай Еленевский
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2015
• ISBN: 978-985-7103-72-0

Героями сборника стали земляки автора. А сюжеты выстроены на прожитом и пережитом в детстве, юности, зрелом возрасте, на увиденном и услышанном на дорогах жизни.

Через описания природы родного края, диалоги, бесхитростные эпизоды из жизни понимаешь, насколько сильно писатель любит свою землю, как крепко связан со своей малой родиной, с людьми, живущими там.

Повествования писателя изложены захватывающе, со здоровым юмором, раздумьями, лирическими отступлениями, с вкраплением полесского говора, что делает его прозу запоминающейся.

---

Увы!

Они же хотели просто хорошую работу. По крайней мере, чтобы не хуже той, на какой трудились. Страшная вещь разочарование. Оказалось, что хорошие работники не нужны.

– Своих некуда девать!

Как бы все обернулось дальше, одному Богу известно. Но приехал к ним в хозяйство бывший односельчанин, занимавший одну из должностей на далекой Пинщине в колхозе «Маяк». Сказал, что примут их с радостью.

– Хозяйство у нас большое, и деревень в нем несколько, да вот все равно голод на кадры. Механизаторы и животноводы нужны.

Володя сразу с вопросом:

– А речка поблизости есть?

– Есть, и очень красивая.

– Не обманываешь?

– Приезжай, увидишь.

Поехал. Увидел здешние места и понял, что легла к ним душа сразу и бесповоротно. Вернулся и сразу начал нахваливать, что там все хорошо.

– Ты мне о работе рассказывай.

– А что о ней рассказывать. Сама знаешь, какая это работа. В этом смысле она везде одинакова. Но при желании заработать можно. А места там, места…

Тамаре стало понятно, что муж за что-то в том Ласицке сердцем зацепился. А если так, и ей спокойнее, увереннее.

Когда переехали, то всем дали понять, что это не на год и не на два. За что местный народ, который к пришельцам со стороны не очень-то благоволил, разные ведь попадаются, стал относиться к ним с уважением. Если у начальства заслужить его оказалось проще, то у такого же рядового труженика куда сложнее и труднее.

Тем более, как говорили здешние жители, «нас, ласицких, на мякине не проведешь, скорее они тебя проведут».

Володя стал трудиться трактористом, Тамара пошла на ферму.

Вскоре она стала заметным человеком как в уже ставшем родным «Маяке», так и в районе. Фотография Тамары Михайловны Алисейко украсила районную Доску почета.

– Работу знает и любит. – Три маленьких слова, а сколько вместили. Сколько всего надо, чтобы о тебе так сказали.

Только-только жизнь в свое русло вошла, как ураганом налетела перестройка, разметала, расколотила некогда могучее государство вдребезги. Даже фундамента не оставила.

Всего хватило – и свободы слова, и демократии, и талонов, и очередей, и «зайчиков», и «белочек», которые имели одно удивительное свойство: сколь быстро появлялись, столь быстро и исчезали. Сумасшедшая инфляция проглатывала их как крошки с послеобеденного стола. Она даже «зубрами» не подавилась.

Крутись и выживай, кто как сможет. К тому же и детей подходила пора в люди выводить. Да только что им могли дать Тамара с Володей, кроме своих трудовых рублей, которых по тем временам кот наплакал.

А здесь еще у Володи язва обострилась. Врачи посоветовали соблюдать диету, режим дня. Видимо, аукнулись к этим годам и сибирская нефть, и чернобыльский катаклизм, и перестройка. Тамара начала упрашивать Володю, чтобы уходил с трактора.

– Давай к нам на ферму.

Он лишь костерил себя за все то, что выпало на их долю. Но ее просьбам внял и перешел в животноводы. Уже семь лет, как их вся семья встает ни свет ни заря.

Благо, при Яромчике хозяйство пошло на подъем. Начали расти производственные показатели, а вместе с ними и заработная плата.

В прошлом году ко Дню работников сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности АПК облисполком высоко оценил труд Тамары Михайловны как оператора машинного доения. В письме-благодарности от областной власти говорилось:

«За шматгадовую добрасумленную працу ў сельскагаспадарчай галіне, значны асабісты ўклад у развіццё гаспадаркі і ў сувязі з прафесійным святам».

– Это наш золотой фонд, – уважительно отзывается о таких семьях, а их в СПК несколько десятков, Петр Яромчик.

Сам же, как говорил с улыбкой, сразу после принятия должности на постой перебрался к тестю. Живет в Ладорожи. Теперь на фермах, мехдворе мог появиться в самое неурочное для некоторых лиц время.

* * *

…Старенький «уазик» остановил недалеко от скирды с сеном. Удивительная ночь. Тишина. Он любил тишину во всей ее первозданности. Даже дверь машины, которая закрывалась с хорошим хлопаньем, не закрыл. Сторож был на месте. Он только что вернулся с обхода. Еще раз вместе с ним прошли вдоль хранилищ, осмотрели технику. Все в порядке.

– Петр Николаевич, не переживайте, там уже кое-кто знает, что к чему, – и сторож ткнул палкой в сторону деревни, – по правде говоря, я и сам раньше побаивался, чтобы не огрели чем-нибудь.

В кабине, как только он захлопнул дверь, в затылок ткнулось что-то холодное. «Ну вот, кажется, доездился», – подумал и замер. И на душе вдруг в один миг стало пусто-пусто. В память сразу вскочил рассказ бывшего председателя Кошара: ему здешние мужики за такие ночные «прогулки» дверь в хате подперли огромным старым железным крестом, принесенным с кладбища. Позади шумно засопело, задышало в ухо, и длинный шершавый язык скользнул по щеке.

– Ах ты гад! – облегченно воскликнул Петр. – А надо было тебя на цепь посадить, надо! Чуть в гроб не вогнал!..

Пес, уловив в его голосе простительные нотки, еще раз прошелся языком по щеке.

Когда Петр собрался проверять охрану, к нему по устоявшейся за эти месяцы привычке привязался тестев Жук, страстный любитель ночных прогулок. Но Петр решил собаку не брать. Так он следом за машиной бежал, нашел и в кабину залез.

* * *

Старик после некоторого молчания продолжает:

– Ты мне, сынок, скажи этот «Джон Дир» на наших полях «дыр» или не «дыр»?

Кооператив недавно приобрел, как все считают, супермашину – трактор «Джон Дир» со всем причитающимся к нему инвентарем. Появилась возможность, о которой раньше и не мечтали. Правда, в кредит влезли, себя в зарплате обокрали, но взяли.

– «Дыр», отец, да еще как «дыр»! Он у меня всю посевную на себе волочет.

– Хлопцев хороших на него посадил?

– Хороших!

– Я их знаю?

– Да нет, из молодых.

– А на мое поле кого послал?

Своим полем он считал кусок земли, которую неимоверным трудом отобрал у леса и болота, прозванного в народе за свою топь Чернитово, в начале позапрошлого века прапрадед.

На том поле и родился в 1912 году он, Николай Григорьевич. На том поле его отец, Григорий Яромчик, перерезав пуповину, завернул сына в полотенце, расшитое красными петухами, на котором в поле обедала семья, пел от радости и приговаривал:

– Каб было поле ўрадлівым, а доля шчаслівай.

Он смастерил колыбель, подвесил ее на березе рядом со своим полем. Жена над ней напевала:

Ой сыночка люляю,
Не хадзі шчасце з краю,
А хадзі шчасце блізка,
Да Міколкі ў калыску.

Затем сунет мальцу в рот обманку – кусочек хлебного мякиша, прожеванного или примоченого в молоке и завернутого в чистую тряпицу, – а сама с серпом спешила кланяться полю.

На том поле, когда Николаю перешло за десять лет, он проложил свою первую борозду. Тяговитый и спокойный Гнедько шел медленно, понимая, что за плугом совсем юный пахарь. Стриг ушами, ловил звонкий прерывающийся голос. Отец шагал рядом, иногда поправляя плуг. Через пару дней сказал: «Все, сынок, наука окончилась. Теперь давай сам. Испортишь – получишь бизуна». Помнит и теперь Николай Григорьевич, какой была первая борозда. Отец, почесав затылок, критически осмотрел ее, улыбнулся:

– Худо не худо, а пахарь получится.

На том поле Николай Григорьевич учил этой борозде и своих старших сыновей. Правда, младший, Петро, уже постигал эту науку в огороде. Но постиг всем на зависть. И сейчас с плугом ходит играючи.

Сколько раз в тяжелые годы поле спасало семью Яромчиков своим колосом! И в войну, и после нее.

Когда в 50-х оно отошло под колхоз, Николай долго не смог привыкнуть, что остался без земли. Так переживал, что чуть не слег. Все последующие годы ездил туда, смотрел, что и как растет. И не он один такой. Хороший мужик без земли, что улей без пчел. Одна видимость.

Вот и теперь сердце ныло. Донимал сына вопросами:

– Говори, чего молчишь?

– Юрий Юнгов на нем пашет. По весне ячмень посеем.

– Ячмень так ячмень. И он, если походите, уродит. Ты, сынок, не обессудь, но когда почувствую, что пора мне туда, – он кивнул вверх, – чтобы свозили меня к нему.

Затем идут подробности о том, сколько надоено молока, где вспахано, откуда еще не свезена солома, какие надбавки к зарплате получат доярки и механизаторы. Старик удовлетворительно крякает:

– Вот это по-моему.

Он опять помаленьку растирает руку:

– Вот незадача, работы столько, а она ныть жутко взялась.

– Николай Григорьевич, где ее зацепило?

– Да немец попал, будь он неладен.

– Воевали?

– А то как же. Этого «добра» на мою долю тоже немного перепало. Четыре месяца, два наступления и отметина на всю жизнь…

– Где он вас?

Старик задумчиво смотрит перед собой, словно там, впереди, вдруг появились очертания того самого переднего края.

– Тогда подожди, небож, подожди, не спеши и не перебивай меня. А ты Петро, сходи поворуши зелье, пусть быстрее подсохнет, чтобы к вечеру убрать.