Валентина Коричина - Моя струна

• Название: Моя струна
• Автор: Валентина Коричина
• Жанр: Русское современное

Что может помочь вернуться в прошлое на время? Для чего нужны ожидания и что остается, когда умирает и разбивается все вокруг? Где заканчивается правда и начинается вымысел? Математически четким языком, виртуозно оперируя фигурами речи, автор раскрывает нам об этом. Кажется, что книга состоит из самостоятельных историй, однако все они тесно переплетены между собой. С помощью чего? Это предстоит уловить читателю.

---

И сдавливает горло, и глаза сразу слезами – до краев. Во мне и слез-то уже не осталось. Но – вот, поднимаются откуда-то в минуту этого внезапного прощания. Наполняют глаза и опять уходят, не проливаясь, как вода в песок.

Сглатываешь ком, хлопаешь ресницами, разгоняешь муть. Ловишь образ за хвост – погоди, не уходи, я еще – не… Я даже не осознавала, какой ты, оказывается, был… Вот так вот, в полноте твоей, навалившейся на меня сразу, – не осознавала. Узнала тебя безошибочно, но ведь за минуту до этого и под дулом пистолета так бы не почувствовала, не описала.

Было. Ушло. Больше не будет. Никогда.

Кто я – арфа? Или скрипка? Сколько еще таких струн во мне порвется? С чем я останусь, когда лопнет последняя? Кем буду тогда – с полным сердцем фантомных струн?

Стена

Родной город – он всегда знает, как лучше всего тебя встретить. Искрами чернобривцев на клумбах, забытым ароматом цветущих лип, или – как в этот раз – белой пушистой стеной снега. А снег всегда был – мой.

Всю ночь мело, а утром город стоял, как подросток, ошарашенный девичьей красотой, – немо, тихо, застыв, наблюдая красу в белоснежном наряде. Или – как озадаченный чем-то старик, хмуря грозно седые косматые брови туч. Белым-бело. Пушисто. Тихо.

Тучам плохо видна была сверху эта красота, и они спустились посмотреть – ниже, ниже, почти уже волоча мокрое брюхо по тротуарам. Воздух похож на дым – то ли еще капли, то ли уже снежинки-льдинки висят в нем, невидимые глазу. До чугунного неба можно было достать рукой, если встать на цыпочки и зажмуриться.

Утро. Пятница. Ранняя рань, когда почти еще нет прохожих и спят продавцы бесчисленных бутиков и лавок.

А замок в этом городе в старину построили на пригорке. Над тогда еще рекой, теперь же – озером и парком. Самый красивый панорамный вид в городе открывается оттуда – на лес, и парки, и озеро. А тут – сюрприз, сюрприз! – панорамы не стало. Небесная крыша где-то изогнулась и упала отвесно вниз. Уже не крыша. Стена.

Так это озеро не выглядело еще никогда. Это был не туман, туман – он другой. Это было именно небо, вставшее стоймя. Тот же цвет, та же консистенция, только – ближе, достижимей.

«Сместилась ось координат…»

Я спустилась к самой воде и долго стояла по щиколотку в снегу, разглядывая это небо передо мной. Такое же бесконечное впереди, как и сверху. Такое же однотонно серое. Ровный цвет без конца и края, и глазу не за что зацепиться, не на чем сфокусироваться, и он поневоле начинал искать себе точку опоры – ближе, ближе, и вот я уже видела свои ресницы и пляшущие перед глазами микроскопические льдинки.

Невозможно оторваться. Невозможно уйти. Ведь больше такого могло не быть никогда. Не было же до этого…

Крамольная мысль все не давала покоя: если небо – впереди, то вот он, шанс… Ты можешь дойти до неба пешком, тебе больше не нужны для этого крылья. Вот только между тобой и небом – озеро, прозрачная, как слеза, вода, тяжелыми складками колышущаяся у ног.

Видишь, там, на горе,

Возвышается крест.

Под ним десяток солдат.

Повиси-ка на нем.

А когда надоест —

Возвращайся назад,

Гулять по воде,

Гулять по воде,

Гулять по воде со мной…

Серж. История одних отношений

С прошлым надо уметь прощаться. Иначе оно будет стучать в твою дверь, напоминать о себе, не давать жить, ломать настоящее и будущее, ранить душу в кровь.

Мне казалось, что с этой историей я распрощалась в холодную зиму 1998-го. Когда были сказаны все слова, расставлены все точки над i, внесена предельная ясность и окончательно убиты все прошлые страхи. Позже я поняла, что не хочу ее забывать, потому что она – это часть меня. Но окончательная досказанность как будто прорвала плотину, и воспоминания начали тихо уходить, как вода в песок.

Поэтому – пока не утекла последняя капля, пока еще можно вспомнить, как все было – жить этой истории здесь, надежно упрятанной в слова.

Пустышка

«Икарус» был желтый и обыденно облезлый. Его сняли с какого-то городского маршрута, чтобы перевезти толпу галдящих школьников от одной столичной достопримечательности к другой, не менее достопримечательной. Они все буквально вчера приехали в столицу, их было много, некоторые – знакомы, большинство – нет. Им было от 13 до 16, классические дети с физико-математическим уклоном, в программирование.

Его нельзя было не заметить в этой толпе. В любой толпе, наверное. Он был как магнит. Уже успел собрать вокруг себя стайку мальчишек, сверкал глазами и сыпал шутками направо и налево. Его было много, его было слышно, таких она еще не видела (впрочем, больше таких она вообще не видела). У него на груди, на пластмассовой цепочке, висела детская пустышка, которая периодически использовалась по назначению.

Она была маленьким птенцом, вылетевшим из дома-гнезда в самый первый раз в жизни. Даже в пионерских лагерях до того не бывала. Он вызывал у нее чувство легкой оторопи пополам с отторжением. Но народ неторопливо прибывал и располагался вокруг этого центра притяжения. Она же волею судеб оказалась аккурат через проход. Рядом с барышней по имени Ксюша, царевной-лебедью в этом выводке гадких утят.

Их возили по разным местным достопримечательностям. Деревянные церкви, ветряки. Народ тяготел к нему, он смотрел на Ксюшу, она смотрела на него, постепенно заражаясь его энергией.

Она даже не запомнила, как его зовут. Немудрено – говорил в основном он, а не с ним. Позже, в единственной девчачьей комнате, барышни обсуждали экскурсию. Она назвала его «этот яркий, общительный мальчик», Ксюша – «трепло в защитном костюме». Она не знала, как его зовут, Ксюша же была, естественно, в курсе – «Серж».

Так все и начиналось. Три года жизни под знаменем «Серж», у истока которых – пустышка, сосновая шишка, игра «верю – не верю», колода затертых до дыр карт, куча песен под гитару и 20 безумных дней. Все это живет и по сей день в коробочке на антресолях, архиве дней минувших, все еще щемяще живых.

Живых только для нее, как она донедавна думала.

Живых, как оказалось потом, и для него.

«Ни капли взаимности»

На входе в подъезд на стене висели почтовые ящики. Два блока по 10 откидывающихся дверок – поворачиваешь ключ, она отваливается вниз. Это сейчас, сменив десяток городов и квартир, ей известно, что ящики для почты бывают разные. В те времена почтовый ящик мог быть только таким и никаким другим. Ключик-дудочка с торчащим усиком, брелок – серебристая рыбка, как живая, с кованым хвостом, который изгибался вправо-влево.

Приносить почту домой почему-то было ее обязанностью. Почему? В ящик приходил «Советский спорт», «Известия», местная областная газетка и журнал «Ровесник» – раз в месяц. Собственно, ей нужен был только «Ровесник», все остальное – так, курьером поработать по дороге со школы, поднять сероватую стопку бумаг на восьмой этаж.

Обычный зимний день. 10 декабря. Уже лежит снег, но мороза почти что и нет. Уроки закончились, время идти домой, 3 часа дня, кушать хочется. Все никак не наболтаться с подружками на перекрестке, а после лихо вбежать в подъезд – 4 ступеньки, привычно скачем через одну. Абсолютно механические, заученные движения – ключ в скважину, повернуть, крышка упала, мысли где-то возле холодильника.

Конверт. Почерк – очень знакомый, но сразу как-то с перепугу и не вспомнилось, чей. Обратный адрес, имя. Газеты почти бесшумно планируют на бетонный пол. Мыслей нет. Совсем. Только тупая тишина в ушах. Чувства – как чистый лист. Первая мысль (и единственная, пока подбирала газеты с пола и ехала в лифте наверх): «Откуда у него мой адрес?.. Я же ему его никогда не давала…» Мысль бегает по кругу, как белка в колесе, как змея, кусающая себя за хвост.

В конверте открытка. Голубенькая. В трогательном овале – березка в снегу, в обрамлении узоров мороза на стекле. Текст – простенький, без наворотов – мол, с Новым годом, всего, пиши… После восьмого прочтения голова начала робкие попытки разобраться в происходящем. Почти безуспешные. С Новым годом – 10 декабря? Наверное, дата не случайна. Наверное, это пробный камень – чтобы было время ответить аккурат к Новому году – если захочется отвечать. Если нет – ну что же, почти без ущерба для самомнения – просто вежливое поздравление с Новым годом, ничего более.

Но почему надо было ждать полгода? Они виделись в июне, под расставание дело было ясное, что дело темное: она была от него без ума, он наконец-то обратил на нее внимание – чуть-чуть. Полгода тишины. Полгода воспоминаний и сладкого замирания сердца без какой-либо надежды увидеться вновь. И вот – вдруг – эта открытка, когда и думать-то о человеке почти перестала и все уже травою поросло.

Естественно, она не могла это держать в себе – событие требовало материализации в слова, требовало, чтобы им поделились – неважно с кем.