Петр Алешкин - Предательство. В борьбе за литературу

• Название: Предательство. В борьбе за литературу
• Автор: Петр Алешкин
• Жанр: Биографии и Мемуары

В произведениях Петра Алешкина всегда острые ситуации, конфликты с неожиданными поворотами, поэтому критики считают, что он привнес в русскую литературу новый прием – поток действия. В книгу включены документальная повесть «Предательство», критические статьи о руководителях Союза писателей, о писателях-реалистах «Группы-17», интервью о литературе, о кино, о молодежи и о себе.

---

Я сказал главному редактору, что составителем «Родника» будет Татьяна Жарикова, но я не сказал ему, что это моя жена. Таня окончила Литинститут, имела книгу прозы и многочисленные публикации в периодической печати. Володченко каким-то образом узнал об этом, зацепился и превратил в конфликт. Я тогда бороться не стал, написал заявление об уходе. Машовец сам принес мне в кабинет трудовую книжку. Если бы я не написал заявления, никто бы мне ничего не сделал. Даже выговор дать не за что. Но я чувствовал себя виноватым: во-первых, я сам напал на Володченко и в тяжелый для него момент.

Я бы мог не горячиться, не писать, сделать более хитрый, тонкий ход, чтобы рукописи ушли в производство. Они были хорошие, никто бы не придрался, никто бы меня даже не попрекнул, что одну из них составляла моя жена. И во-вторых, я все-таки чувствовал себя виноватым за то, что поставил составителем жену. Маленькое пятнышко да есть.

Потому-то я и ушел из «Молодой гвардии». Альманахи прикрыли. Ни один из них не увидел свет. Петр Паламарчук знал об этой истории, он тоже работал над теми сборниками, был членом редколлегии. Знал, что вины нет за мной, и все же продолжал клеветать. Александр Поздняков, тот самый поэт, о котором я упоминал в письме, через год после моего ухода из издательства, улыбаясь, спросил меня:

– А ты разве не понял, почему тебя убрали?

– Я жену сделал составителем…

– Чудак, – засмеялся он. – Это предлог. Никого твоя жена не интересовала… Ты стал опасным конкурентом Рыбасу, Лыкошину, Машовцу. Они тебя и убрали. Вспомни, все мы, кто раньше отирался в кабинетах Лыкошина и Рыбаса, перешли в твой кабинет. У тебя жизнь кипела. Авторитет твой рос ежедневно. Они тебя подставили и убрали…

Однажды в издательство «Столица» Рыбас принес рукопись своего романа, и Панасян (помните, он был редактором моего романа «Заросли» в «Советском писателе») сказал мне:

– Ты знаешь, когда я ставил роман «Заросли» в план выпуска, Рыбас очень просил меня, чтобы я его зарубил!

– Почему? – воскликнул я.

– Это спроси у него… – засмеялся Панасян. Он, вероятно, думал, что я после этого известия тут же заверну Рыбасу его роман. Но мы его поставили в план.

Молодогвардейская история всплыла, когда возникла моя кандидатура на должность директора. Машовец встретил Александра Михайлова и сказал ему, чтобы меня не делали директором, и наговорил гадостей. А Володченко позвонил Кобенко и тоже попытался нагадить. Тогда-то я и привез Кобенко копию письма и рассказал все то, что описал выше.

И последний штрих. Володченко опустили из заместителей главного редактора в заведующие сразу после моего ухода и как раз на мое место. Мы с ним в одном садоводческом товариществе «Московский литератор». Два года назад он сделал революцию в правлении, чтобы стать председателем. Я хохотал, когда его избирали, говорил, что через два года будет новая революция, Володченко погонят. И точно. Недавно его с треском изгнали из товарищества, якобы проворовался, построил себе дом на наши средства. К счастью, я на том собрании не был. Неприятно! (Но решение собрания он не выполнил, остался в товариществе.) Машовца тоже вскоре убрали из главных редакторов издательства. И что-то о нем не слышно. Затерялся где-то в бурном море перестройки. Жизнь сама расставит все на свои места.

«Столичные» содоносчики знали эту историю, знали, что я ушел из «Молодой гвардии» без борьбы, и рассчитывали, что я сразу сдамся, напишу заявление, как только они припугнут. Но там на мне хоть пятнышко, да было, а в «Столице» я был чист. Урок не прошел даром.

Кстати, после того, как я ушел из «Молодой гвардии», мне передали, что директор издательства Юркин в разговоре с некоторыми редакторами сказал, что, мол, если бы Алешкин не захотел уйти, мы бы его не смогли уволить, не за что. Сейчас Юркин по-прежнему возглавляет «Молодую гвардию», и мы с ним давно в добрых отношениях.

5. Кульминация

Через день после собрания в «Столице», в среду 25 февраля состоялся Секретариат, где обсуждались наши дела. Отчет директора на Секретариате был запланирован давно, но никто не ожидал, что развернутся такие события. На заседание явились все заведующие отделов и служб издательства, члены Правления арендного коллектива.

Я отчитался. Слово дали работникам издательства. И пошло. Заседание Секретариата стенографировалось. Теперь знаю, что я, как участник заседания, имел право потребовать копию стенограммы, сейчас бы мог спокойно цитировать все, что там говорилось. Стенограмма хранится в архиве. Слава Богу, он не секретный. Любой может познакомиться с ней.

После собрания в издательстве Бежин собирал своих содоносчиков. Они поняли, что прямая клевета их разбита полностью, и перестроились, решили обви-нять меня в том, что прямо на Секретариате я доказать не могу. Главное: постараться убедить секретарей, что у нас мало издано книг, что, мол, они написа-ли письмо из-за того, что книги не выходят. Это самое больное место писателей. Секретари не знают издательского цикла, не поймут, что минимальный произ-водственный цикл советского книгоиздания девять месяцев. Рукопись оформляется художником, редактируется творческим, художественным и техническим редакторами, как минимум, три месяца, а потом набирается, вычитывается корректорами и тиражируется полгода. Содоносчики еще не знали, что издательство «Дружба народов», созданное Советом Министров СССР почти одновременно со «Столицей» и которое возглавил высокий специалист книгоиздательского дела главный редактор Госкомиздата СССР Гоц, к тому времени выпустило всего одну книгу, а «Столица» шестнадцать: среди них и новинки, и переиздания, и проза, и поэзия, и критика. Поэтому Бежин решил убеждать секретарей:

во-первых, что книги не выходят;

во-вторых, что я разбазарил бумагу или, как потом стали говорить, перекачал ее в малые предприятия;

в-третьих, зачем-то наоткрывал тринадцать малых предприятий;

и в-четвертых, (самое гнусное и неожиданное для меня) поднять все дела с Владимиром Максимовым и постараться очернить меня.

Вопрос с Владимиром Максимовым взял на себя Петр Паламарчук. Но на Секретариат он пришел пьяным вдрызг, лыка не вязал. Мешал работать и до того вывел из себя Гусева, что он чуть не выгнал его из зала. Дела Максимовские будут подняты им позже, на пленуме, поэтому надо о них рассказать.

Я, как говорит сам Владимир Максимов, первым из наших издателей, чем горжусь, обратился к нему с просьбой издать его книгу. Максимов прислал нам свой роман «Семь дней творенья». Мы его быстро оформили и сдали в производство. В августе он был подписан в печать и должен был печататься в типографии «Детская книга» в сентябре – октябре. Все материалы для книги были. Но начались какие-то странные игры, непонятные для меня. Выход книги в типографии почему-то откладывался, откладывался. Так она и не вышла.

Как только я ушел из издательства, набор книги был сразу рассыпан. Владимир Максимов в первый же свой приезд в Москву посетил «Столицу». Мы заключили с ним договоры на издание еще трех его книг. Ни одна не вышла, хотя некоторые были оформлены и набраны. Он подарил нам непроданные экземпляры журнала «Континент» на общую сумму шестьдесят тысяч рублей. Журнал привезли из-за границы Паламарчук и Кузнецов, заведующий редакцией прозы.

Так вот, Петр Паламарчук должен был обвинить меня, что я в ущерб московским писателям собираюсь издавать книги Максимова плюс его шеститомное собрание сочинений (чистая клевета), что вся история с подарком «Континента» темная, кто-то нагрел на этом руки. Но этот вопрос не возник на Секретариате из-за непредвиденной пьянки Паламарчука.

О малых предприятиях говорили много. Это сейчас ясно всем, что меня нужно было хвалить за них, а тогда дело было новое, а секретари люди пожилые, не понимали, что это за штука такая, и Бежин рассчитывал легко убедить их в моей вине.

О, бумага! больное место всех издательств и писателей! Нет литератора, который бы ни разу не поскорбел в те годы об отсутствии бумаги. Потому обвинить издателя, что он разбазаривает бумагу, значит, обвинить в самом тяжком преступлении. Нет такому издателю пощады! Стереть его с лица земли! Но каждый имеющий разум человек понимает, что каждый килограмм бумаги, полученной издательством, отмечается не только в приходной накладной, платежных документах, но и в книгах движения бумаги. Из них легко можно узнать, сколько бумаги получено, где она находится или куда ее дели.

Все эти документы и книги хранятся не у директора, а в бухгалтерии, отделе снабжения и производственном отделе. Сотрудники этих отделов подписались под письмом, и если бы хоть один документик, компрометирующий меня, был у них, он бы сразу лег на стол Секретариата.

Вы помните, что Бежин, выбивая подписи, говорил всем, что у него есть документы, которые он передаст в Секретариат, если я не напишу заявление об уходе. Я знал, что он не может представить настоящие документы, их не было. Шантаж не удался. Но я боялся, что содоносчики изготовят фальшивые документы с поддельной подписью: надеялся я только на экспертизу.